Реалити-шоу «Властелин мира» (сборник) - Мария Фомальгаут

– Во сколько обойдётся?

– Пятнадцать тысяч всё удовольствие.

Присвистываю.

– Нехило.

– А вы как хотели, – холёный человек разводит холёными руками.

– А я читал какие-то объявления, там сеанс гипноза полторы тыщи.

– Это шарлатан какой-нибудь вас на полторы тыщи расчихвостит, и ни хрена вы не увидите. А то и вообще наркотой какой-нибудь обкормит, после которой не проснётесь уже.

– Верно, за качество надо платить.

– Вот-вот. Так что решайтесь.

Решаюсь. Отсчитываю тысячники, чувствую, как потеют руки.

Карманные часики раскачиваются перед моим лицом, всё быстрее. Потом медленнее. Быстрее. Медленнее. Я должен следить за ними. Следить. Следить. Скоро в мире не остаётся ничего кроме часиков, потом исчезают и они, потом…

Прижимаюсь к земле.

Здесь не очень-то выпрямишься, да не то что не выпрямишься, голову не поднимешь. Выстрелов не слышно – пока не слышно, а попробуй подними голову, тут-то и услышишь. Нет, тоже ничего не услышишь, не успеешь, когда пробьёт тебя кусочек свинца.

Прижимаюсь к земле.

Слушаю тишину, такую непривычную здесь.

Нет, как-то не так я себе это представлял, виделось победное шествие на восток, торжество великой империи, вражеские солдаты падают под нашими выстрелами, идём в полный рост, поём бодрые песни. Нам обещали что-то такое. Нам не обещали, что будет грязь и кровь, и кишки, намотанные на гусеницы танков.

Не обещали.

И холодов нам тоже не обещали – от которых не только птицы падают замертво на лету, но и, кажется, даже звёзды. Ждёшь весны, как панацеи, вместо весны приходит какая-то грязная муть под серым небом.

Тут-то я и увидел его.

Как только разглядел в темноте ночи…

Целюсь. Тут же спохватываюсь, что я делаю, это же он, он, который…

Стоит.

Смотрит на звёзды.

Шевелит губами.

И, чёрт возьми, мне кажется, он видит там что-то, видит безо всяких телескопов, вот так.

Подкрадываюсь к нему, тихо, бесшумно, снова думаю о том, что через пару веков такой жизни мы станем змеями, начнём ползать и шипеть.

Ах, да, не будет никакой пары веков, всё кончится этой весной, и совсем не триумфальной победой империи, а…

Ну да.

Он видит меня.

Вздрагиваем – одновременно. Тут же накатывает запоздалый страх: он же сейчас застрелит меня, он должен это сделать, мы же…

Поднимаю вверх руки. Говорю – почему-то по-французски, больше ничего не осталось в голове:

– Камрад…

Бросаю автомат, бросаю свой кольт. Пытаюсь вспомнить хоть одно русское слово, не могу. Так странно, думаю вроде по-русски, да не по-русски, у мыслей нет языка, а ни одного слова…

Наконец, выжимаю из себя:

– Дрю-юш-ш-ба.

– Ага… дружба… а на землю нашу зачем пришли?

Слышу его и не понимаю, и от этого становится совсем мерзко. Показываю на звёзды.

– Штерне.

– Ага, штерне…

Он снова смотрит туда. В звёзды. Он не помнит, что нужно сделать мне хенде хох и отвести в штаб, или куда там…

– Бист ду… а-астроном?

Он кивает. Тут же спрашивает:

– Унд ду?

Тоже киваю. Вспоминаю:

– Пулково?

– Ага, Пулково.

Смотрим в небо. Хочу спросить его, как он видит далёкие звёзды, правда ли вот так, сами по себе, без телескопа. Не спрашиваю. Смотрю на его жутко распахнутые зрачки, понимаю – это и правда так.

– Штилле нахт, хайлиге нахт… – зачем-то говорит он.

Понимаю, что настало время расспросить его обо всём. Он знает много, очень много, больше, чем все в их Пулково вместе взятые, и больше, чем все в нашем Анэнербе… откуда у меня выскользнуло это словечко из памяти…

Чёрт меня дери, если бы я ещё мог связать хоть два слова по-русски…

Спохватываюсь. Вытаскиваю из внутренних карманов какие-то документы, бумажонки, неважно, что это, наскоро рисую формулы, графики, да здесь, поди, ещё теории относительности не знают, нет, надо же, понял…

Вижу чёрное дуло в чёрных зарослях, откуда оно здесь, к чему оно, ах да, мы же на войне. Чёрт его дери, этот парниша знает про тёмные материи и константы Хаббла больше меня…

– Что, Арсюш, ты всё уже?

– Как-кое всё, не видишь, у меня пациент тут?

– А-а, опять кого-то на бабки разводишь…

– Ну. Да что на бабки, знаешь, бывает, человек и правда поверит, унесётся куда-нибудь… во времена Тутанхамона…

– Долго с ним ещё будешь?

– Да правда что, кончать пора, а то так там и останется… тэ-экс, тихонечко… вы просыпа-аетесь… вы про… э-эй, парень, ты чего?

– Чего он там?

– В скорую звони! Блин, пульса нет, этого ещё не хватало… Что он там на листочках корябает…

…причина стремительного разрушения вселенной кроется в…

2013 г.

Шорохи в темноте ночи

Это случилось, когда Мунк поднял голову.

Вот как сейчас помню, лежал на мне, предавался каким-то мыслям, своим, Мунковским. Мунк не спит, Мунк только думает, иногда уходит в свои мысли так глубоко, что теряет самого себя.

Мунк поднял голову. И прислушался к тишине ночи.

Если бы он не поднял голову, я бы не проснулся. И не стал бы прислушиваться, что так потревожило моего пса. Может, волки подобрались сильно близко к хижине, бывает в самые холода. Может, старый Тихон заехал на своей кляче, купить кунью шкурку. Может…

Но тут было другое. Мунк это услышал.

Услышал и я. Цокот копыт, совсем рядом, у меня под окнами, от-то-по-та-ко-пыт… от-то-по-та-ко-пыт… Их было много, как слышалось мне – всадников дюжина, не меньше.

Я вышел из хижины, Мунк уже бросился вперёд меня, с заливистым лаем. Я искал незваных гостей, но никого не видел, сколько ни светил в темноту факелом. Только перепуганная белка завозилась в ветвях.

Я слышал их, как они пришпоривали коней, как спешивались, как поили лошадей в студёной реке, я слышал журчание реки, но самой реки не видел. Ближе к рассвету всадники снова оседлали коней, ускакали прочь.

Мунк бешено лаял.

После того случая я стал прислушиваться по ночам, стал ловить тишину и шорохи ночи. Теперь и мне то и дело слышался топот копыт, фырканье коней, скрип повозок, едущих из ниоткуда в никуда. Я выходил из хижины – и ничего не видел. Я светил факелом – но факел только выхватывал из темноты редких зверьков. Я вставал на пути коней и колесниц, но они проезжали как будто сквозь меня, не замечая.

И бешено лаял Мунк.

Я потихоньку поговорил с шаманом – он посоветовал мне купить оберег в обмен на три тушки рябчика. Я смотрел старые книги – они сказали мне всё и в то же время ничего. Книги всегда так делают, вроде бы всё узнаёшь, но ничего не поймёшь.

Наш мир – не единственный, рядом с нами живут миры, о которых мы ничего не знаем, мы никогда их не увидим. Но они есть. Там живут люди, скачут лошади, текут века, падают с неба звёзды. Иногда мы слышим отголоски чужих миров, такие робкие, что мы толком не можем понять, что это было…