Человек в лабиринте. Сборник зарубежной фантастики - Сидней Боундс

Роулинг услышал тихий, дребезжащий голос Мюллера:

— Подойти ближе. Представь себе, что ты несмелый, неуверенный, приветливый и послушный. И руки все время держи так, чтобы я мог их видеть.

Роулинг послушно двинулся. Размышляя, когда же он ощутит последствия приближения к Мюллеру. И как же сверкает и манит взгляд тот шарик, который Мюллер держит, как гранату. На расстоянии десяти метров Ролуигг ощутил излучение. Да, несомненно. В конце концов, можно выдержать, если расстояние между ними не уменьшится.

Мюллер молчал:

— Зачем ты…

Снова прозвучало хрипло и грубо. Мюллер замолчал и покраснел, видимо, пытаясь приспособить свою гортань к требуемому произношению. Роулинг прикусил губу. Одно его веко чуть дергалось. В ухе слышалось дыхание Боудмена.

— Чего ты от меня хочешь? — спросил Мюллер на этот раз голосом естественным, глубоким, полным сдержанной ярости.

— Я хочу только поговорить. Именно так. Я не хочу причинить вам никаких неприятностей, господин Мюллер.

— Ты меня знаешь?

— Разумеется. Все знают Ричарда Мюллера. Ведь вы уже были героем галактики, когда я ходил в школу. Мы писали о вас сочинения. Рефераты. Мы…

— Убирайся! — вновь выкрикнул Мюллер.

— …и мой отец, Стефан Роулинг. Я давно вас знаю.

Темное яблоко в руке Мюллера поднялось выше. Роулинг был под прицелом маленького квадратного отверстия. И вспомнил, как внезапно оборвалась связь с тем роботом…

— Стефан Роулинг? — рука Мюллера опустилась.

— Это мой отец. — Пот струился по левой ноздре. Испарения клубились облачком за плечами. А излучение все усиливалось, словно за пару минут настроилось на нужную волну. Тоска, мука, ощущение, словно цветущий луг внезапно сменился зияющей пастью.

— Я вас знаю давно, — повторил Роулинг. — Вы тогда только возвратились с… минутку, кажется, с планеты Эридана 82… Вы были очень загорелым, обожженным. Мне тогда было лет восемь, и вы подняли меня с пола и подбросили к потолку. Но вы отвыкли от земного притяжения и подбросили слишком высоко, и я ударился головой о потолок, даже заплакал. Но вы мне дали что-то в утешение… Такой — маленький коралл, меняющий цвет…

Мюллер опустил руку, яблоко исчезло в складках его одежды.

— Как тебя зовут? — спросил он сдавленно. — Фред, Тэд, Эд… да, кажется, Эд. Эдвард Роулинг.

— Позже меня стали звать Нэдом. Значит, вы меня помните?

— Немного. Твоего отца я помню гораздо лучше. Мюллер отвернулся и закашлялся. Сунул руку в карман. Поднял голову, и лучи заходящего солнца яростно заплясали на лице, окрасив кожу в оранжевый цвет. Нервно дернул пальцем. — Отойди, Нэд. Сообщи своим приятелям, что я не хочу, чтобы мне здесь мешали. Я тяжело болен и должен жить в одиночестве.

— Больны?

— Это какая-то загадочная гниль души. Слушай, Нэд, ты прекрасный, красивый парень. Я всем сердцем любил твоего отца, если ты не соврал, что он твой отец. И поэтому я не хочу, чтобы ты находился возле меня. Ты об этом пожалеешь. Я не угрожаю, я только констатирую факт. Отойди. Как можно дальше.

— Не уступай, — сказал Боудмен. — Подойди ближе. Прямо туда, где только сможешь выдержать.

Роулинг сделал один осторожный шаг, думая о шарике в кармане Мюллера, тем более, что глаза этого человека вовсе не свидетельствовали о логическом мышлении. Расстояние между ними уменьшилось по девяти метров. Излучение возросло почти вдвое.

— Извините, — произнес Роулинг, — но не надо меня прогонять. У меня нет плохих намерений. Если бы отец мог узнать, то он никогда мне не простил, что я встретил вас здесь и не помог.

— Если бы мог узнать? Что с ним сейчас?

— Он умер.

— Когда умер? Где?

— Четыре года назад. На Ригеле XXII. Он помогал прокладывать линию связи между планетами системы. Произошла катастрофа с усилителем, луч отразился и попал в отца.

— Боже! Он был еще молод!

— Через месяц ему бы исполнилось пятьдесят лет. Мы с мамой хотели его удивить, прибыть неожиданно на Ригель и устроить пышный банкет. А вместо этого я прилетел на Ригель один, чтобы сопроводить на Землю его останки.

Лицо Мюллера смягчилось, глаза сделались спокойнее. Губы немного обмякли. Да, именно так, словно чужое горе заставило его забыть о собственном.

— Подойди ближе, — приказал Боудмен.

Еще один шаг. Кажется, Мюллер его не заметил. И внезапно Роулинг ощутил жар, словно пышущий из плавильной печи, жар не физический, а психический, эмоциональный. Он задрожал, полный страха. До сих пор он не верил в реальность того зла, который причинили гидраны Ричарду Мюллеру. Не позволял верить унаследованный от отца прагматизм. Может ли быть реальным то, что нельзя воспроизвести в лаборатории, чем нельзя управлять? Что вообще не имеет облика? Разве можно вообще перестроить человека таким образом, чтобы он излучал свои эмоции? Ни один вид электрической энергии не может выполнить эти функции. И все же Роулинг ощущал рассеиваемое излучение.

Мюллер спросил:

— Что ты делаешь на Лемносе, парень?

— Я археолог. — Ложь получилась неуклюжей. — Это мое первое путешествие в поле. Мы пытаемся детально по следовать лабиринт.

— А получилось так, что этот лабиринт оказался чьим-то домом. Вы ворвались в этот дом, растревожили покой.

— Скажи, что мы не знали о его присутствии, — прошептал Боудмен.

Роулинг заколебался.

— Мы понятия не имели, что здесь кто-то есть, — наконец произнес он. — И знать не могли, что…

— Поприсылали сюда этих ваших чертовых автоматов, да? И с той минуты, когда вы встретили здесь того, кто не желает принимать никаких гостей…

— Я не понимаю, — прервал его Роулинг. — Предположили, что вы потерпели крушение. И мы хотим помочь вам.

«Что-то слишком гладко идет», — подумал он.

— Разве вы не знали, почему я здесь?

— Я не знаю.

— Ты, может быть, и не знаешь. Ты был тогда еще мал, но эти… если они уже увидели мое лицо, то должны были сообразить. Почему тебе ничего не сказали? Робот передал изображение моего лица. Вы видели, что это я. И тебе ничего обо мне не рассказали?

— Я и в самом деле ничего не понимаю…

— Подойди ближе!

Роулинг двинулся вперед, хотя не чувствовал своих шагов. Внезапно он оказался лицом к лицу с Мюллером, увидел прекрасно развитую мускулатуру этого человека, увидел изборожденный морщинами лоб, устремленные на него гневные глаза. Ощутил на своем локте огромную ладонь. Ошеломленный столкновением, Роулинг даже пошатнулся, чувствуя состояние какого-то безмерного отчаяния. Однако попытался не утратить равновесия.

— А сейчас отойди от меня! — хрипло закричал Мюллер. — Довольно! Вон отсюда! Вон!