Тьма в хрустальной туфельке - Дж. Дж. Харвуд

разваливался, и с половиной служанок приключились там пренеприятные истории, но в центре скандала была она, Элеонора. Её нужно было отослать тайком, пока сам мистер Пембрук пропивал будущее своего сына и распускал руки с любой служанкой, оказывавшейся в досягаемости. Хуже всего, он оставил рядом Ифе. О боже… что же подумает Ифе, когда обнаружит, что Элеонора уехала без неё? Страх вонзил когти в сердце девушки. Что станет делать мистер Пембрук теперь, когда понял, что Ифе небезразлична Элеоноре?

Девушка отчаянно хотела вернуться, но руки у неё дрожали, даже когда она просто пыталась сесть ровно, а кости в ногах кто-то словно заменил ниточками, такими они казались слабыми. Как же она сумеет добраться до Мэйфера и обратно?

Элеонора утёрла глаза. Медленно она достала письмо и с шелестом развернула.

«Моя дорогая Элеонора!

Я пишу эти несколько строк в спешке, так мало мне дали времени, и знаю, что этих слов никогда не хватит. Любовь моя, у меня печальные известия. Я уговорил отца устроить для тебя комфортную жизнь, но взамен он требует, чтобы я с тобой больше никогда не увиделся. Разве я мог выбрать что-то иное, кроме твоего комфорта и безопасности?

Если бы я только знал, что отец организовал твой отъезд прямо сегодня вечером, я бы осыпал тебя цветами и драгоценностями. Но воспоминания о нашем времени вместе – ярче любого алмаза. Знать, что ты в безопасности, что о тебе хорошо заботятся, – лучший бальзам на сердце любого мужчины. Моя дорогая девочка, я всегда буду думать о тебе, но умоляю, не думай обо мне. Не хочу, чтобы ты пролила хоть слезинку по этому безнадёжно влюблённому дураку.

Всегда любящий тебя,

Чарльз».

Прикованная к постели, Элеонора кипела. Бесси кормила её пищей для больных – кашей, куриным бульоном и крепким говяжьим отваром. Эту пищу Элеонора когда-то пыталась приготовить для матери, когда та лежала в постели, задыхаясь от кашля. Запахи вернули девушку в детство, когда ей было девять, и она пыталась дотянуться до плиты, но сил не хватало, чтобы снять сковороду с огня. Элеоноре хотелось швырнуть такой обед в стену, но хуже всего – именно такая пища ей и требовалась.

Морфий остался в Гранборо, и Элеонора поняла, насколько слабой стала без него. Январь перетёк в февраль, но по её коже всё ещё пробегали мурашки, а пульс трепыхался, словно птица в клетке. Она умоляла Бесси, чтобы та приносила ей журналы, газеты и дешёвые бульварные романы, и старалась сосредоточиться на приключениях Джека Прыгуна и Дика Терпина[36], листая страницы дрожащими вспотевшими пальцами. Бумага была дешёвой и тонкой, но Элеонора нуждалась в своём щите.

Если б в её распоряжении не было этих брошюрок, оставалось бы только раз за разом перечитывать письмо Чарльза. Плакала она лишь поначалу, а когда перечитала – то была взбешена настолько, что чуть не разорвала письмо на клочки. Мистер Пембрук солгал своему сыну, позволил Чарльзу поверить, что домик для Элеоноры был его собственной идеей, и заставил Чарльза променять собственное счастье на это. Разве не достаточно, что она променяла своё?

Элеонора попыталась успокоиться. Она ведь могла и нарушить обещание. Пара месяцев, чтобы убедить мистера Пембрука, что всё забыто… а потом она снова сможет найти Чарльза. Ну а до тех пор она сделает из себя настоящую леди.

Это оказалось труднее, чем она думала. Глаза Элеоноры распахивались каждое утро в пять, и она испытывала странное чувство вины, просто сидя в кресле. Но теперь, когда еду не выхватывали из рук, когда больше не приходилось подносить и бегать по поручениям, все добродетели, которым научила её миссис Пембрук, понемногу вернулись. Манеры леди уже были при ней – теперь нужны были только деньги.

Триста фунтов мистера Пембрука покроют аренду дома и предметы первой необходимости, но этого недостаточно. Рабочие отказались чинить крышу особняка Гранборо в кредит, и раз уж сведения о его долгах разлетелись среди торговцев – долги эти, наверное, были весьма значительными. Пособие на следующий месяц могло и не поступить, а без денег Элеонора не могла помочь Ифе покинуть особняк. Нужно было найти другой источник дохода.

И тогда она обратилась к записной книжке миссис Пембрук. Элеонора написала по каждому знакомому адресу. Нет, конечно же, она не просила денег напрямую – это было бы слишком дешёвым приёмом, – но писала, что надеется на удовольствие возобновить знакомство, и писала это целую дюжину раз лучшим своим почерком. Это были скользкие бесхарактерные письма, и девушка ненавидела себя за то, что писала их, но Элеонора должна была суметь выплачивать Ифе столько же, сколько та получала в Гранборо, а достойного способа заработать так много у неё не было. Только состоятельный покровитель мог предоставить такие средства, а Элеонора могла бы встретиться с такими людьми, лишь пресмыкаясь посредством пера и чернил, сгладив всю свою резкость, притворяясь, что никогда даже не видела ведёрка с углём. Она станет прелестным, идеальным созданием, ведь другого выбора у неё не было.

И она не станет загадывать желание. Черноглазая больше не получит от неё крови.

Конечно же, найти покровителя было бы легче, если б её навещали соседи. Но Элеонора не сумела вспомнить, когда в последний раз разговаривала с кем-то кроме прислуги и лавочника. Бесси едва ли можно было назвать компаньонкой: она покидала дом при любой возможности, а когда оставалась здесь, то работала. Элеонора даже писем не получала – ей оставалось писать только Чарльзу, но его отец запретил это.

Как же она скучала по тому, как смягчался взгляд Чарльза при виде её, по тому, как он шептал её имя и тайно улыбался. Иногда ей снилось, что они сбежали вместе, и Чарльз сидел рядом, и их ребёнок рос. А потом девушка просыпалась, и горе пульсировало внутри, как старая рана.

Задняя дверь отворилась – Бесси вернулась домой.

Элеонора поднялась, отчаянно нуждаясь хоть в чьей-нибудь компании, чтобы только отвлечься от мыслей о Чарльзе.

Бесси закрыла за собой дверь, напевая, и сделала несколько шагов по коридору, а потом вдруг остановилась. Элеонора услышала шелест бумаги.

«Нет!» – Элеонора вспыхнула. Бесси не посмеет!

Девушка вылетела из гостиной. Бесси как раз сунула руку в корзину для писем, но вздрогнула и обернулась, рассыпав письма по полу коридора.

– И что это ты делаешь, Бесси? – рявкнула Элеонора.

На Бесси по-прежнему была шаль, и служанка, аккуратно накинув её на руку, ответила:

– Проверяю ваши письма, мисс.

Девушка вздрогнула:

– Так ты признаёшь, что читаешь мою переписку?

– Ну конечно, – в голосе Бесси не было ни намёка на чувство вины. – За это мне и платят.

– Тебе платят не за это, – резко ответила Элеонора. – Ты же моя служанка! Ты здесь, чтобы готовить и убираться, и всё! Как ты смеешь так