Крупская - Людмила Кунецкая

На другой день после приезда Крупская отправилась к Феликсу Кону, чтобы снова начать работу в эмигрантской кассе. Оказалось, что принимать фактически нечего, так как касса была почти пуста. А нуждающихся политэмигрантов стало больше, чем когда бы то ни было. И снова Надежда Константиновна кому-то должна была помочь устроиться, кому-то дать мизерное пособие, ободрить Добрым словом, указать "своего" врача, который поможет бесплатно. Иногда, собравшись вместе, члены кассы обсуждали какой-нибудь очередной проект, "как разбогатеть". Одно время увлеклись проектом создания санатория на самоокупаемости — то есть все делают сами больные, доход же от земледелия идет в общую кассу. Но для организации такого предприятия (в Швейцарии такие санатории существовали) требовался первоначальный капитал, а взять его было негде.

В этот период, когда в России все клокотало, когда приближалась новая революция, жизнь в тихой нейтральной Швейцарии казалась невыносимой. Письма шли месяцами, все "новости" успевали состариться, пока доходили до Цюриха.

Владимира Ильича в это время занимали в первую очередь проблемы демократии, государства, диктатуры пролетариата. Во время прогулок он делился с Надеждой Константиновной своими мыслями. По четвергам библиотеки Цюриха работали только до обеда. Владимир Ильич, возвращаясь в эти дни домой, покупал две плитки шоколада с орехами — любимое лакомство жены. После обеда Ульяновы брали книги, шоколад и шли в горы, на Цюрихберг. У них было излюбленное место, вдали от туристских тропинок, в самой чаще. Там расстилали плед, и каждый углублялся в свою книгу. Иногда, отложив книги, мечтали, думали о России.

Надежда Константиновна по-прежнему продолжала заниматься педагогикой, усердно посещала цюрихские школы и дошкольные учреждения. Как-то, просмотрен ее многочисленные записи и конспекты, Владимир Ильич предложил ей подумать над изданием педагогической энциклопедии и сразу же начал искать издателя. Прежде всего он написал в Россию Марку Тимофеевичу Елизарову.

Для нас это письмо необычайно интересно, так как показывает веру Ленина в литературный и педагогический талант жены. Он писал: "Дорогой Марк Тимофеевич! Из прилагаемого Вы увидите, что Надя планирует издание "Педагогического словаря" или "Педагогической энциклопедии".

Я усиленно поддерживаю этот план, который, по-моему, заполнит очень важный пробел в русской педагогической литературе, будет очень полезной работой и даст заработок, что для нас архиважно.

Спрос теперь в России, с увеличением числа и круга читателей, именно на энциклопедии и подобные издания очень велик и сильно растет. Хорошо составленный "Педагогический словарь" или "Педагогическая энциклопедия" будут настольной книгой и выдержат ряд изданий.

Что Надя сможет выполнить это, я уверен, ибо она много лет занималась педагогикой, писала об ней, готовилась систематически. Цюрих — исключительно удобный центр именно для такой работы. Педагогический музей здесь лучший в мире".[39] Ленина беспокоил вопрос, как будут освещены педагогические вопросы в такой энциклопедии. Вот почему было важно, чтобы над ней работал педагог-марксист, каким была Надежда Константиновна.

Крупская писала в своем "Письме к издателю, который взялся бы издавать "Педагогический словарь": "Для двадцатого века чрезвычайно характерным является могущественный, прямо лихорадочный рост педагогических идей и педагогического строительства как в европейских, так и во внеевропейских капиталистических странах. Промышленное развитие предъявляет к населению все новые и новые требования, удовлетворить которые для передовых стран является вопросом жизни или смерти…" Она показывала в этом письме, что надо поднять выше общий культурный уровень народа, вот почему сейчас, даже в период войны, и Германия, и Франция, и Англия занимаются коренным реформированием народной школы. "Очень многие из обсуждаемых сейчас там вопросов, — продолжает Крупская, — в ближайшем будущем встанут на очередь и в России. Педагогические журналы осведомляют о них русский педагогический мир. Но очень и очень широким кадрам учителей совершенно еще неясен удельный вес всех этих ежедневно выплывающих на поверхность общественной жизни вопросов педагогики. Русскому учителю обычно не хватает перспективы, которая дала бы ему возможность учесть относительную важность педагогических вопросов, неясная их связь с потребностями общего культурного развития. А только уяснив себе эту связь, он сможет учесть значение того или иного вопроса для русской действительности". И затем Надежда Константиновна давала план общедоступного "Педагогического словаря", где была бы представлена картина народного образования в различных странах.

Письмо Владимира Ильича было написано 18 или 19 февраля 1917 года, а меньше чем через две недели все изменилось, на повестку дня встали совсем другие вопросы.

В РОССИЮ!

Второго марта день начался как всегда. Утро Владимир Ильич и Надежда Константиновна провели в библиотеке. Она вернулась пораньше, разогрела обед. В 12 часов 10 минут на лестнице послышались знакомые шаги. После обеда, когда Ульяновы снова собрались уходить, в квартиру буквально ворвался Вронский с криком: "Вы ничего не знаете?! В России революция?!"

Владимир Ильич и Надежда Константиновна набросились на него с расспросами. Потом, проводив гостя, пошли на берег озера, где под навесом тотчас по выходе вывешивались все газеты. Читали и перечитывали телеграммы. Да, в России свершилась революция!

И во все стороны понеслись письма Владимира Ильича — расширять революцию, захватывать новые слои населения, курс на вооружение масс, поднимать их на взятие власти.

Начались дни и ночи беспокойных поисков путей домой, на родину. Оставаться здесь, в Швейцарии, было немыслимо. Один за другим рождались планы и один за другим терпели крах. Страны Антанты отказывались пропустить в Россию русских интернационалистов. Англия оказалась закрытой, там русских не пропускали, даже если они имели все необходимые документы. И надо ехать нелегально, легальных путей нет. Но как? Сон пропал у Владимира Ильича с того момента, когда пришла вести о революции, и вот по ночам строились невероятные планы.

Самое неприятное состояло в том, что по указанию русской полиции в международные военно-контрольные списки были внесены все противники войны. Как царское, так и Временное правительство пропускало в Россию лишь оборонцев. Шестого марта на совещании в Берне Мартов выдвинул идею проехать через Германию в обмен на немецких граждан, интернированных в России. Владимир Ильич ухватился за этот план, но швейцарское правительство ввиду нейтралитета страны отказалось вести официальные переговоры с Германией. Тогда роль посредника взял на себя лидер Швейцарской социал-демократической партии Роберт Гримм, затем его заменил Фриц Платтен — старый испытанный друг. Он повел дело энергично. О ходе переговоров он ежедневно сообщал Ульяновым. Меньшевики струсили и оставили мысль об отъезде, они были уверены в отрицательном решении Временного правительства.