Потанцуй со мной - Анна П. Белинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О том, что Юля беременна, знает только её подруга-трещотка. Родителям мы решили рассказать при встрече, и эту ответственность я беру, как джентльмен и главный виновный, на себя.
Сурикова пыталась убедить меня в том, что ее родственники понимающие и доброжелательные люди, но думаю, это пока они не увидели меня. И, если честно, я очкую.
Юлька ржет так, что привлекает внимание прохожих, а я отхожу подальше, чтобы они не подумали, что это недоразумение в крошках со мной.
— Ой-ой-ой.
Словно собака Павлова рефлекторно оборачиваюсь и вижу согнутую пополам Сурикову, схватившуюся за живот. Не задумываясь, бросаю пакеты на землю, слыша, как что-то в них разбивается при встрече с поверхностью асфальта, и подлетаю к девчонке:
— Юль, что? Где болит? Блть! — ору со всей дури и готов ее закопать. Потому что коза выпрямляется и закатывается истерическим смехом. Убью.
— Романов, ты бы себя видел со стороны! — вытирает слезы в уголках глаз и начинает икать от смеха.
Идиотка малолетняя. Меня чуть инфаркт не схватил. И вот нахрена мне это на старости лет?
— Я тебя сейчас верну обратно в больницу и оставлю там до самых родов, — под Суриковский «ик» раздраженно подхватываю валяющиеся баулы и опускаю глаза вниз: из-под белого пакета прямо на мои новые белоснежные слипоны стекает…бледно-жёлтая жидкость…
Спокойно, Романов, помни, когда вновь у тебя возникнет желание её придушить, что она носит твоего ребенка.
— Ой! Костя, — удивленно прикладывает ладошку ко рту зараза Сурикова. — Кажется, моя баночка с анализом, которую я забыла сдать перед выпиской, разбилась.
Что? Что, мать вашу???
Анализом???
— Я пошутила! — икая, ржет чертова Сурикова. — Это яблочный сок!
Занавес.
Эпилог
Константин. 8 месяцев спустя, конец марта
— Давай-давай! — раздраженно бью по рулю и резко торможу, потому что чувак впереди побоялся проскочить на желтый. — Идиот.
На этом перекрёстке у меня второстепенная дорога, а разрешающий цветовой сигнал светофора очень короткий. Полторы минуты потеряем точно.
— Да успокойся, Кость, успеем! — нервно постукивая по рулю, перевожу внимание на развалившуюся в пассажирском кресле Хулиганку: на её огромном пузе лежит пакет с вафлями, которыми она хрустит всю дорогу до роддома.
Успеем. Не знаю, как там у женщин всё устроено, но, если отошли воды — это же не есть хорошо? Юлька позвонила мне около часа назад, когда я был на судебном слушании, проинформировав, что у нее отходят воды. Я несся домой так, будто за мной гналась стая волков.
Взмыленный, я примчался с выпученными глазами, ожидая увидеть свою Хулиганку у порога, готовую сходу мчаться в роддом. Но я на мгновение забыл, что женат на катастрофе: моя супруга и теща, не торопясь, обедали и о чем-то увлеченно беседовали. Так же увлеченно, как сейчас засовывает вафлю в рот.
— Ты уверена, что перед родами можно есть? — уточняю и получаю болезненный удар где-то под рёбрами в тот момент, когда Юлька смахивает крошки от вафли.
Мне до сих пор сложно смириться с тем, что бардачок моей машины забит салфетками, подстаканник — мятными конфетами и жвачками, на случай укачивания, а заднее сидение — … даже не знаю, что находится на заднем сидении, потому что боюсь оборачиваться.
— Мама сказала, что лучше поесть сразу, иначе потом у меня не будет времени, — пожимает плечами Романова Юлия Владимировна и делает глоток воды из пластиковой бутылки.
Мама сказала…
Мой желудок болезненно сжимается, а в груди начинает печь, представляя, что «любимая теща» пробудет у нас еще несколько месяцев, помогая с новорожденным. Уверен, я до сих пор не нравлюсь Юлькиной матери, считающей меня старым похотливым кобелем, обрюхатившим ее дочь. Когда в конце июля мы приехали знакомиться с родителями Суриковой, именно так она и сказала. Открыто мы не враждуем, но взаимно испытываем к друг другу неприязнь и честно, я начал подыскивать ей съемную квартиру в нашем доме, а лучше в соседнем. Районе.
С тестем у нас нормальные отношения, мужик он — простой и адекватный. Но Владимир Алексеевич уедет через пару недель, а я один не выдержу в бабском коллективе, когда у нас постоянно ошивается Рюмина, а в выходные должна прилететь еще и Рита.
Поэтому лучшим вариантом для всех будет — отселение «любимой тещи» близко от нас, но отдельно. Да и ей, думаю, будет комфортнее, потому что в нашей с Юлькой квартире ей не нравится. Теща ходит, как сыч, и постоянно переставляет всё с места на место. В особенности, каждый день у нас идет битва за хрустальный ромб, полученный мною на премии «Юрист года», который любимая тёщенька перетаскивает из моего кабинета на камин в гостиной, считая, что ему там самое место.
— Ну раз мама сказала, — вздыхаю я и трогаюсь на зеленый. Маневрирую между машинами, испытывая жгучее беспокойство.
— Кость, знаешь, я тут вычитала в одной статье, — нарушает тишину салона Хулиганка, для которой три минуты молчания сродни смерти, — что мужчины, у которых рождаются одни девочки, инфантильны в постели, а в будущем страдают мужскими заболеваниями и теряют сексуальное влечение, — поучительным тоном сообщает Романова.
Меня передергивает, как если бы нырнул с головой в ледяную прорубь. Медленно поворачиваюсь к посмеивающейся Романовой и рассматриваю девчонку. Я считал, что у беременных бывает предродовая депрессия, но о предродовом идиотизме не слышал никогда. То есть вместо того, чтобы нервничать, она довольно улыбается и выдает свое очередное нелепое дерьмо.
Я уже начинаю переживать за нашу неродившуюся дочь. И да, я скоро стану отцом еще одной девчонки, и тогда девок в моей жизни станет на одну больше, а моих нервных клеток — меньше. Думаю, что моя Хулиганка выкрасит в сиреневый цвет волосы моей дочери сразу, как только позволит их длина.
— Я не понимаю, ты вообще, что ли, не нервничаешь? — ее пофигистский настрой меня удивляет и пугает одновременно. Всегда считал, что отлично владею эмоциями, но даже моя система сбоит, когда мы подъезжаем к роддому.
— Не-а! А чего бояться? Расслабься, Романов! Ты очень напряжен.
Ее спокойствию можно позавидовать. И в этом вся Сурикова. У нее всё просто.
Юлька берет меня за руку, и мы сцепляем наши пальцы. Она заглядывает мне в глаза, и в ее взгляде читается безусловная поддержка, словно рожать еду я, а не она.
Подношу тонкую кисть к губам и целую безымянный пальчик, на котором поблескивает аккуратное тонкое обручальное кольцо.
