Прощай, Лоэнгрин! (СИ) - "Voloma"

Преодолев небольшую поляну, я почувствовала, как поверхность стала забирать круче. Значит, скоро!

Это было любимое мамино место на острове. Здесь не было тропинки, пока мама не повадилась ходить к утесу, который заканчивался тридцатиметровым обрывом. Я не разделяла ее любви к этому месту, потому что единственный страх, который я не смогла побороть в своей жизни касался непосредственно высоты.

Прыжки с парашютом, поползновения с альпинистским снаряжением по всяким отвесным стенам небоскребов, ну или, старинных замков давались мне не без усилий, но это «работа», а здесь дом, милый дом…

И опять же, высота! Будь она не ладна.

Мысленная бравада и легкое возмущение, были как нельзя кстати. За этой ментальной ширмой, я не заметила как добралась до верха и очутившись на месте, крепче прижала к себе цветы.

— Ну, здравствуй, мама…, - выдохнула я, в который раз ощущая себя бездушной скотиной, потому что к горлу не подкатывал ком, а глаза не щипало от слез.

Одинокая неровная глыба белесого мрамора, заменявшая могильную плиту, была залита нежным персиковым цветом закатного солнца. На ней был искусно вырезаны цветок с лепестками и имя — Кимберли Элиссон Франклин.

Пионы улеглись у подножия надгробия, я уселась, как обычно рядом не глядя на холодный камень, и устремила взгляд на роскошный вид моря, который открывался в полной красе с этого места.

— Всего-то год, как оказалось… Если бы я только знала. Все кончено! Нам с отцом придется жить простой, размеренной жизнью, которую ты нам желала. А мне до сих пор не верится. И да… Без тебя эту жизнь мне начинать придется заново. Сью не терпится уехать в университет, а пока этого не случилось, боюсь, что я понятия не имею, как себя вести с ней. Я кругом виновата. И деньги тут не особо помогли. Ты была права, правда, дело было не только в них. Ты же знала…

Мамы не стало чуть больше года назад. Это стало для меня таким ударом, что я в буквальном смысле онемела почти на неделю. И дело было далеко не в том, что самый близкий мне человек ушел так внезапно, что я не успела попрощаться. Возможность-то была, вот только, отец мне ее не предоставил. Я как раз завершала, очередной «заказ» и вполне могла провалить дело, если бы мне сообщили, что мама умерла. Вместо меня на похороны приехал он.

Вот почему, отец настаивал на том, чтобы связь с родней я предоставила ему. Все сообщения, звонки и прочее, шли через него. Он оценивал степень важности полученной информации. Проводить женщину, которую любил всю жизнь, отец приехал без раздумий, за одно отмазал меня, рассказав мутную историю о том, что я улаживаю дела где-то в Индонезии с некоторыми оффшорными счетами и связи со мной нет.

Так что, в очередной раз возвращаясь домой, меня поставили перед фактом и перед вот этим мраморным надгробием. Молча, с застывшими лицами.

Сьюзан, Кассандра и Доба, глядели на меня тогда по-разному: я осуждением, сочувствием, жалостью, гневом и недоумением. Я не пролила ни слезинки. Впала в ступор и умолкла.

Доба, даже подумывал мне психиатра вызвать из города. Кася уговаривала поплакать, мол, станет легче, но я отказывалась, мотая головой и что-то нечленораздельно бормотала.

— Да и хорошо, что все закончилось. Тяжелая работа! Последний клиент, вообще, из головы не идет. Ох и гадко же я поступила, мам. Чересчур гадко! На том свете всем открывается истина, да? И ты, наверняка, знаешь, что по-другому было нельзя… Но все равно, гадко.

Едва слышный тяжелый вздох облетел поляну.

У меня определенно было не в порядке с головой, раз беседы с мертвыми мне давались легче, чем с живыми. Наверное, это все из-за своеобразного отношения к смерти.

О костлявой, я привыкла думать чуть ли не каждый день, учитывая ремесло, которым промышляла. И настолько эти мысли сблизили меня с гипотетической кончиной, что я, можно сказать, наполовину и сама была мертвой.

Вязкие, неприятные рассуждения прервал звук двигателя катера. Я поднялась с травы и медленно подошла ближе к обрыву. Судно уже причалило к пирсу, но это были не Сью и Кассандра. Группа из четверых крепких мужчин ловко выгружали большие пластиковые ящики.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я без труда узнала форму охранной фирмы, услугами которой давно пользовалась.

«Неужели опять неполадки с системой?»

К этому времени собаки, за исключением Окуш, облепили мужчин, которые отряхивали злобных домашних питомцев со штанин. Невероятное терпение парней из охраны грозило дать трещину, но вот Доба, кажется, в полной мере насладился зрелищем и резко свистнул. Собаки тут же замерли и помчались к хозяину. И только Окуш рвалась на руках старика, не в силах угомониться.

Доба стоял неподалеку, в самом начале пирса, оперевшись на толстый деревянный столб и лишь изредка поглядывал на утес. Хоть он и славился своим тяжелым характером, но никогда бы не посмел поторопить меня. Только махнул рукой в мою сторону, показывая ребятам, что, вот мол хозяйка вернулась — решайте все вопросы с ней.

Все верно! Как и говорила мама — «Меньше безделья!»

С холма я, буквально, сбежала и только у подножия вспомнила, что носиться с выражением детской непосредственности на лице, не пристало главе семейства, владелице крупного бизнеса и старинного особняка, который охраняют, будто Форт-Нокс.

— Андридже, рада тебя видеть.

Ребята расступились, пропуская своего начальника — хмурого вида молодого парня. Он протянул мне руку для рукопожатия. Андридже был сыном владельца охранной компании. Я долго наводила справки, относительно людей, которым собиралась доверить безопасность своих близких.

— А уж я как рад. Скоро поселяться тут на постоянной основе… — услышала я недовольное бурчание Добы. Старик сплюнул и как ни в чем ни бывало уставился невидящим взором на море.

— Да, я несколько раз звонил Вам в офис, госпожа Франклин. Нужно было кое-что согласовать. Слишком часто срабатывала сигнализация в последнее время. Мы перепроверили всю систему несколько раз, за последнюю неделю. На записях все чисто, распознавание молчит, сбой исключен. Поэтому, я подумал установить инфракрасные сканеры, — вечно серьезный Андри старался смотреть прямо в глаза, как было у него заведено.

На загорелом лице, я всегда видела сосредоточенность, а необычные серые глаза, светились умом. Весьма редкие качества для не в меру симпатичного молодого человека с прекрасным телосложением. Как бы то ни было, для своих двадцати двух, Андридже вел себя крайне разумно: заочно учился и подрабатывал у отца, самостоятельно оплачивая университет.

— А потом еще берег золотыми булыжниками обложим и канделябры развесим хрустальные вместо фонарей! Не, ну, в край оборзели! Не знают, как деньги вытащить, — старик даже не старался говорить тише, когда заковылял к дому, где с кухни призывно гнусавил телевизор.

Легкая растерянность пронеслась по загорелому лицу Андридже, в то время, как его команда незадачливо чесала затылки.

— Не обращайте внимание на него. Можно попробовать, чтобы исключить ошибку в работе. Но только на год, Андри, хорошо?

— Без проблем, — в этот момент парень мельком глянул на дом и я уловила, что в глазах промелькнуло разочарование, это неожиданное и не званное явление тут же испарилось и послышалось зычное, — парни, за дело!

Вполне возможно, что он опасался, что Доба вновь начнет свою тираду, но к поведению старика можно было давно привыкнуть. Нет, тут что-то другое.

Моя подозрительность снова заняла первое место и все переживания исчезли, будто их и не было. Я даже поняла, что не перестала напряженно сжимать челюсти — недобрый признак чрезмерного стресса.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Потрясающая ирония! Тихие, мирные мгновения полной безопасности наводили на меня панику, а угроза жизни стала привычной и знакомой обстановкой, где я могла чувствовать себя расслаблено.

Возвращение домой, без промедления закрутило водоворот дел, которые вряд ли дадут мне скучать и предаваться невеселым мыслям. Безусловно, я еще не осознавала в полной мере, что впереди долгий период привыкания. И увы, он будет крайне непростым.