Вчера будет война - Сергей Буркатовский

– Так точно, товарищ капитан! Машина в порядке, только подкрасить не успел.

– Это хорошо, что не успел. Не каждый день, знаешь ли, танком в лобовую на самолет ходят. Так что, к нам в бригаду из «Правды» корреспонденты приезжают. По твою, Гольдман, душу. Снимут тебя на фоне брони. Прославишься. Я тут, кстати, на тебя представление написал, к «звездочке». Красной, не золотой, не лыбься.

– Служу трудовому народу, товарищ капитан!

– Служи давай. А сейчас – дуй к своей машине, корреспонденты уже туда умчались.

Около стоящей под стеной ангара «тридцатьчетверки» с рядом косых, сверкающих металлом, царапин припарковалась высоко посаженная «эмка»-вездеход. Как водится, из-под боковой дверцы капота торчала шоферская задница, а сбоку размашисто жестикулировал длинный парень в щегольской комиссарской шинели, что-то объясняя статной, вроде бы знакомой – со спины не разобрать – женщине, тоже в шинельке и армейской ушанке.

– Здравия желаю, товарищ батальонный комиссар!

– Здравствуйте, товарищ сержант. Вы, как я догадываюсь, Гольдман?

– Дави-ид! – Женщина обернулась, и на ошарашенного танкиста налетел немаленьких размеров вихрь, знакомо пахнущий «Красной Москвой».

– Наташка? Хромова? Ты! Как тебя занесло-то сюда? – Вопрос остался без ответа, Наташка щебетала и щебетала, между делом ставя Давида на фоне оставленных винтом «Юнкерса» царапин, щелкая затвором «лейки» (ну да, она же еще на заводе по фото с ума сходила). Затем затребовала весь экипаж, расставляя его с тем же тщанием, что когда-то для групповых фото для стенгазеты. Потом за Давида взялся длинный. Расспрашивал он долго, во всех подробностях. Сначала про бой на аэродроме, про таран, потом про войну вообще. Когда Давид упомянул о выходе к своим, вертящаяся вокруг со своей камерой Наташка замерла.

– Андрей? Андрей Чеботарев? – Батальонный зыркнул в ее сторону тяжелым взглядом, она умолкла, но теперь сидела как на иголках, слушала. Только тихо ойкнула, когда Давид рассказал про спланированную Андреем засаду на связистов. Наконец корреспондент кончил писать, спрятал блокнот в планшетку и пошел беседовать с остальным экипажем. Тут-то Давиду и была кончина. Едва батальонный отвлекся, Наташка вцепилась в него со страстью, Давиду вполне понятной, – о ее романе с Андрюхой знал весь завод и его окрестности.

Про все, связанное с Андрюхой – учебку, налет на колонну, засаду на связистов, выход к своим, – рассказывать пришлось как бы ни три раза еще.

– Представляешь – три выстрела и все в яблочко. Как Андрюха стреляет, ты помнишь. Ну и я один раз попал. Завалили гадов за две секунды. Оружие собрали и ходу.

– А теперь он где?

– Не знаю. Нас почти сразу на сборный пункт отправили, а там разметало. Меня на курсы мехводов, а его не взяли, хотя просился. Опять за баранку, наверное. Так что мы даже почтой обменяться не смогли. Слушай, Наташка, может, ты его найдешь?

– Найду. Обязательно найду, – Давид поверил ей сразу и бесповоротно.

Вездеходная «эмка» – кто понимает, командармовского уровня машина, тряслась по рокаде в сторону Наро-Фоминска.

– Значит, вышел, – задумчиво сказал «корреспондент», – вышел – и опять воевать.

– Он такой. Я его еще с довойны знаю, – Наталья задумчиво смотрела в запотевшее окно. Ей было в общем-то неважно, почему простого военного водителя в свое время поручили ее персональной опеке, почему по всем фронтам огромной войны его ищет специальная группа военной контрразведки, да еще с такими предосторожностями. Она искала бы его и в одиночку. И она его действительно найдет.

* * *

До тех пор, пока армии Гота не выйдут из окружения, не имелось надежды на восстановление ситуации в полосе группы армий «Центр». Если 3-я и 4-я танковые армии останутся в Москве, они погибнут. В ходе любой операции по деблокированию войск необходимо пробить дорогу для выхода из окружения, но не для того, чтобы восстановить линию снабжения. Наверняка, убеждал себя Гудериан, со временем у Гитлера прояснится в голове и он позволит группе Гота отступить.

Первая танковая армия разгружалась прямо в Можайске. Каким чудом, какими усилиями удалось дотащить эшелоны по взрывающейся на каждом километре, почти буквально горящей под ногами магистрали до самого русского фронта – знал, пожалуй, только Тодт собственной персоной. Один эшелон с бесценными «роликами» пустили под откос партизаны. Танки, конечно, поднимут, подремонтируют, если надо – но время, время… а нужны они были сейчас. Еще один состав разнесли бомбами и ракетами «Железные Густавы».[18] Однако даже сто двадцать танков вместо ста шестидесяти в ситуации, когда обе стороны считали машины едва ли не поштучно, были отнюдь не соломинкой, скорее бревном, готовым обрушиться на спину медведю и переломать ему, наконец, хребет. Гудериан встречал Клейста лично. Дыхание оседало иголками льда на красных отворотах генеральских шинелей. Они прошли вдоль перрона. Быстроногий Хайнц смотрел на сползающие с платформ машины как голодающий на чашку супа.

– Семьдесят пять километров.

– Что?

– Сто двадцать ваших танков и тридцать моих. Этого достаточно, чтобы пройти семьдесят пять километров. За последние дни в среднем я терял два танка на один километр продвижения.

– А сколько осталось до Гота?

– Шестьдесят. Шестьдесят километров. К сожалению, фюрер прямо запретил Готу пробиваться к нам навстречу.

– Я не могу комментировать решения фюрера.

– Я тоже не хочу. Если бы войска в котле нанесли встречный удар сразу… Тогда шансы были бы. А теперь – я боюсь, они неспособны помочь нам даже при желании. Снабжение по воздуху явно недостаточно. Вместо тысячи тонн – это минимально необходимая цифра – мальчики Геринга сбрасывают едва триста.

– Почему?

– Морозы. В морозы очень трудно летать. И большевики.

– Они летают? Их Дед Мороз делает им поблажку?

– Нет. Просто у них больше опыта жизни в таком климате. Этот фактор стоил нам почти двухсот «Тетушек».[19] Мы вынуждены были ограбить Роммеля, но даже с африканскими машинами самолетов не хватает.

– И?

– Танки Гота сейчас годятся только на роль неподвижных огневых точек. Впрочем, их у него осталось всего шестьдесят.

– Вторым эшелоном мы пустим машины с топливом, боеприпасами и продовольствием.

– Да, это будет кстати. Но увы, боюсь, такими простыми мерами восстановить боеспособность войск не удастся. Русская артиллерия лупит по ним день и ночь. А вести контрбатарейную борьбу им нечем. К тому же наша артиллерия в кольце понесла тяжелые потери от огня «Форта Сталин».

– «Форт Сталин»?

– На месте какого-то русского храма иваны хотели построить очередной пролетарский дворец. И частично успели построить. А с началом войны превратили стройку в гнездо артиллерии.

– Вот как… Судя по названию, это что-то впечатляющее.

– Ну что вы. Русские называют этот узел просто «Опорным пунктом номер три». «Фортом Сталин» его окрестили наши солдаты.

– Тогда еще хуже. Русские склонны к бахвальству. А если форт назвали так мы сами… – Фон Клейст покачал головой.

– Не переживайте, Эвальд. К счастью, русские не успели приделать к «Сталину» гусеницы, – командующего первой танковой армией передернуло от такой перспективы, – так что, пока мы снова не войдем в Москву, он нам не опасен.

– Ну что ж. Эту проблему будем решать, когда она действительно станет проблемой. Как у русских с танками?

– Похоже, они на последнем издыхании, как и мы. В основном в последние дни мы жгли старые модели. Никаких особенных проблем они не доставляют. А вот кончились у них новые танки или же они их где-то спрятали… Во втором случае нас ждет неприятный сюрприз.

– Надеюсь, этого не случится. На юге нам пришлось столкнуться с плодами «русской смекалки» – тяжелые пушки на шасси «Т-34». Нам не понравилось.

– Тогда готовьтесь, генерал. Эти твари появились уже и здесь. К счастью, их пока мало.

– Думаю, это наши старые знакомые. Железнодорожные коммуникации у русских короче. Видимо, они отследили нашу переброску и смогли нас опередить.

– Хорошо если так. Тогда хотя бы не стоит ждать неожиданностей на юге.

– Очень надеюсь на это.

За светской беседой генералы зашли в здание вокзала, где царил благодатный армейский Ordnung,[20] который случайный человек принял бы за апофеоз хаоса. Ну на то он и случайный. Беготня офицеров с разноцветными выпушками, трезвон телефонных аппаратов – людской муравейник, как и его природный собрат, жил по четкому, хотя и непонятному посторонним распорядку. В огромном зале ожидания на собранном из разнокалиберных столов подиуме раскинулась грандиозная склейка карт. Штабные умники обеих армий голова к голове согласовывали районы сосредоточения, маршруты выдвижения, направления ударов. Деловое мельтешение мундиров успокаивало нервы, укрепляло веру в победу. Внезапно стекла в фигурных рамах дрогнули. Сопровождаемый разрывами зенитных снарядов, в занавешенные окна ворвался рев моторов, яркий свет осветительных бомб подсветил плотные шторы снаружи. Все, включая обоих командующих, рухнули на щербатые плитки пола, закрыв голову руками. Однако взрывов бомб не последовало.