Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов (сборник) - Николай Ломакин

– На человека?

– На человека.

– При том, что вас четверо?

– Да.

Капитан Спиди так энергично потер себя по лбу, словно пытался содрать кожу. Заработать восемь тысяч долларов, даже не изменив маршрута, – такое предложение стоило того, чтобы пересилить, как ни трудно, свою ярко выраженную неприязнь к пассажирам, кем бы они ни были. К тому же пассажир за две тысячи долларов – это уже не пассажир, а драгоценный товар.

– Я отплываю в девять, – коротко сказал капитан Спиди. – А вы-то с вашимиуспеете?..

– В девять мы будем на борту! – также коротко отвечал мистер Фогг.

Часы показывали половину девятого. Сойти с «Генриетты», сесть в экипаж, доехать до гостиницы «Святой Николай», захватить с собой миссис Ауду, Паспарту и даже неразлучного Фикса, чей проезд он так щедро взялся оплатить, – все это джентльмен проделал, ни на миг не утратив спокойствия, присущего ему в любых обстоятельствах.

Когда «Генриетта» отчалила, на борту были все четверо.

Узнав, в какую сумму обойдется это последнее плавание, Паспарту издал одно из своих протяжных «0-о-о!», проходящих по всем ступеням нисходящей хроматической гаммы!

Инспектор Фикс подумал про себя, что эта авантюра влетит таки в копеечку Английскому банку. По прибытии в Лондон, даже если господин Фогг не выбросит в море еще несколько пачек банкнот, его саквояж наверняка полегчает более чем на семь тысяч фунтов стерлингов (175 000 франков)!

Глава XXXIII

в которой Филеас Фогг остается на высоте положения

Час спустя пароход «Генриетта» миновал плавучий маяк, отмечающий вход в Гудзон, и, обогнув мыс Санди-Хук, вышел в открытое море. Днем он прошел мимо Лонг-Айленда в виду маяка Файр-Айленд и понесся на восток.

Назавтра, то есть 13 декабря, в полдень на мостик взошел человек, чтобы определить координаты судна. Разумеется, надо полагать, что это капитан Спиди. Ничуть не бывало! Это был Филеас Фогг, эсквайр.

Что касается Спиди, он был просто-напросто заперт в своей каюте на ключ и там бесновался, испуская злобные вопли, впрочем, хоть ярость капитана и доходила до пароксизма, такие чувства с его стороны следовало признать простительными.

Как это случилось? Да очень просто! Филеас Фогг стремился в Ливерпуль. Капитан не пожелал доставить его туда. Тогда наш джентльмен согласился следовать в Бордо, но за тридцать часов, проведенных на борту, так удачно манипулировал банкнотами, что всех, от матросов до кочегаров, привлек на свою сторону, благо экипаж состоял из довольно темных личностей да и капитан Спиди со своими людьми не ладил. Вот почему теперь его командирское место занял Филеас Фогг, капитан сидел взаперти в каюте, а «Генриетта» шла в Ливерпуль.

Однако стоило посмотреть, как мистер Фогг управляет судном, и становилось более чем ясно, что этот джентльмен некогда был моряком.

Чем кончится подобная авантюра, никто пока знать не мог. Как бы там ни было, миссис Ауду неотступно терзало беспокойство, но об этом она и словом не обмолвилась. Фикс же поначалу был ошарашен. А вот Паспарту находил, что дело оборачивается просто восхитительно.

Капитан Спиди не зря говорил, что его судно дает «одиннадцать-двенадцать узлов»: скорость «Генриетты» действительно держалась в этих пределах.

Если – сколько их, этих «если»! – итак, если море не разбушуется сверх меры, если не задует восточный ветер, если судно не постигнет какая-нибудь авария и в машинном отделении не будет поломок, «Генриетта» сможет за оставшиеся девять дней пройти три тысячи миль, отделяющих Нью-Йорк от Ливерпуля. Однако верно и то, что история с захватом «Генриетты» вместе с делом «о краже из банка» грозила завести джентльмена несколько дальше, чем он бы того желал.

Рейс проходил поначалу в самых благоприятных условиях. Море волновалось, но не слишком, день за днем дул юго-западный ветер, казалось, очень стойкий, «Генриетта» развернула паруса и мчалась вперед не хуже настоящего трансатлантического судна.

Паспарту был в восторге. Француза восхищал последний подвиг его хозяина, о возможных последствиях которого он не желал думать. Никогда еще экипаж судна не видел такого веселого, ловкого парня. Его приветливость не знала границ, он изумлял матросов своими цирковыми трюками, расточал им любезности и угощал самыми зажигательными напитками. В угоду ему матросы несли службу, как джентльмены, а кочегары раздували в топках огонь, как герои. Его лучезарное настроение, такое заразительное, передалось всем. Он забыл обо всем – о перенесенных тяготах, о невзгодах. Думал лишь о той цели, что казалась совсем близкой, и подчас так сгорал от нетерпения, как будто его самого поджаривали в топках «Генриетты». Честный малый также частенько вертелся возле Фикса, поглядывал на него так красноречиво, будто говорил: «То-то же, – однако ни слова не произносил, ведь к прежней дружбе возврата не было.

К тому же теперь Фикс, следует признать, больше ничего не понимал! Захват «Генриетты», подкуп ее экипажа и то, что этот Фоггуправлял судном, будто заправский моряк, – это стечение обстоятельств совершенно сбило его с толку. Он не знал что и думать! Хотя, в конечном счете, джентльмен, начавший с кражи пятидесяти пяти тысяч фунтов, вполне мог кончить похищением судна. Так Фикс, естественно, пришел к мысли, что «Генриетта» под управлением Фогга ни в коем случае не придет в Ливерпуль, а направится в какое-нибудь такое место, где вор, ставший пиратом, окажется в полной безопасности! Такая гипотеза, надо признать, выглядела как нельзя более убедительной, и детектив стал очень серьезно раскаиваться, что ввязался в это дело.

Что касается капитана Спиди, он продолжал драть глотку у себя в каюте, и Паспарту, которому было поручено заботиться о его пропитании, как ни был силен, эту обязанность исполнял с величайшими предосторожностями. Сам же мистер Фогг держался так, будто и понятия не имел, что на корабле имеется другой капитан.

Тринадцатого декабря «Генриетта» оставила позади Большую Ньюфаундлендскую банку. Этот прибрежный район очень труден для судоходства. Здесь, особенно зимой, часты туманы и ужасные шквалы. Барометр еще накануне резко упал, предвещая близкую перемену погоды. И действительно, за ночь сильно похолодало, к тому же ветер неожиданно переменил направление и задул с юго-востока.

Это было серьезной помехой. Мистер Фогг, чтобы не сбиться с курса, приказал убрать паруса и поддать пару. И все же движение судна замедлилось, теперь крутые морские валы разбивались о его форштевень. Сильная килевая качка также уменьшала скорость. Ветер, непрестанно крепчая, мало-помалу превращался в ураганный, и создавалось впечатление, что вскоре «Генриетта» не сможет выдерживать напор волн. А если бы пришлось отдаться на волю шторма, это было бы бегство в неизвестность, чреватое всеми мыслимыми опасностями.