Песня волка - Ирина Баздырева

Для нее самой стал неожиданным возникший в ней ответный порыв, и она неумело приласкала мужчину. Она училась отвечать на его чувства. После чего ему стало безумно трудно сдерживать себя, и Эшли не стала рисковать, ведь… ведь… что? Они для чего-то здесь? Ах, да… Камень.

— Элк… мы же решили… — прошептала Эшли, прижавшись губами к его плечу.

Он приподнялся и, откинув волосы с разгоряченного лица, непонимающе взглянул на нее блуждающим взором, потом посмотрел в сторону камня.

— Эш, это же так далеко, — пожаловался он севшим голосом. — Я не выдержу…

Девушка прыснула.

— Если ты отпустишь меня и возьмешь одеяло…

— Нет уж…

— Элк, я не передумаю.

Не слушая, он сгреб ее вместе с одеялом и, не прерывая поцелуя, двинулся к камню. Как он не упал, оставалось загадкой. Потом она стояла прижатой им к теплой поверхности камня и, дрожа от холодного ночного воздуха, смеялась над его попытками раздеть ее. Когда Элк стягивал с нее юбку, одеяло, заброшенное им на камень, съехало и упало на них. Элк мучился, не желая отрываться от Эшли, и пытался все расстелить злополучное одеяло. Тогда Эшли отбиваясь от Элка, подобрала одеяло, и снова закинула его на камень и он, не сдержавшись, чуть не взял ее.

Волк вздрогнул и поднял голову. Потянул носом воздух и насторожился. Что-то было не так. Какое-то напряжение давило на нервы и чувства так, что шерсть на загривке вставала дыбом. Оно пульсирующими волнами, все, нарастая, шло со стороны человеческого логова. Глухо зарычав, волк пригнул лобастую голову. Вместе с тем, он чувствовал страшное сопротивление, и такое нагнетание, что закладывало уши. Поджав хвост, волк заскулил, прижал уши к голове. То недоброе, что не принадлежало этому миру, которое волк, пленив, загнал в твердь священного камня, замуровав и обездвижив в нем, не желало уходить, исчезать в забытье.

Волк напряженно ждал, когда его человеческая сущность призовет к себе на помощь, как это было в тот раз, когда он вместе с ним танцевал священный танец своего Отца, охватывая инородный дух путами древних, как само бытие, заклинаниями.

Он угадал свою человеческую ипостась в той силе, что стирала корчившееся зло с прозрачной пелены этого мира. Инородный дух корчился от невыносимости того, что было много больше той дикой радости, которую знал волк.

Напряжение оставило зверя, упругое тело расслабилось. Человек не призовет его, потому что силен сейчас, как никогда. Напряжение разрешилось взметнувшимся взрывом, белой вспышкой острого счастья которое, разрывая, кромсало вялое инобытие зла. Оно уже просто не могло существовать в этом нахлынувшем валом счастье, смахнувшее с небесной тверди все звезды… Не могло!

Волк заскулил. Ему хотелось скакать как волчонку первогодке, валяться на траве, ему хотелось нестись по лесу во весь дух, радуясь бешенной гонке. Он игриво прыгнул в сторону, мотнув головой, но острота ощущений не проходила, томила… Волк видел и чувствовал много больше и глубже своих сородичей, так как был духом помощником человека, спаянный с ним. Своим волчьим зрением, он вдруг увидел, в чем дело. Кружащееся веретено светлого, звездного вихря чувств, распался на две половины, на две жизни. Одна из них плавно опускалась со звездных высот, легкая словно пух. Другая камнем погружалась в захлестывающие пучины счастья.

И волк помчался к логову шамана, тревожась за свою человеческую сущность, которая кажется, больше не хотела сознавать себя. Взволнованный, он укусил себя за плечо и почувствовал слабый отклик человека. Волк сбавил прыть и пошел легкой трусцой, потом остановился и потянул носом воздух. Он уже знал, что его человеческая ипостась, Воин Волк, не один. Волк улыбнулся своей мудрой волчьей улыбкой и пошел осторожнее, чтобы не спугнуть людей. Он знал, что скоро Воин почувствует его, а потому лег за кустом и вытянувшись положив морду на лапы, стал ждать.

— Эш? Ты как?

— М… м…

— Тебе плохо? Я сделал больно? Эй, почему ты смеешься?

— Ты читаешь любовные романы?

— Нет, конечно.

— Молодец.

— Почему?

— Они все врут и не передают даже крупицы тех чувств, что я только что испытала.

— А что ты испытала? Скажи.

— Не знаю, как об этом можно рассказать… Будто я, освободившись от всего: от мыслей, от забот, от будущего, прошлого и настоящего, взмыла в небо, а потом плавно опустилась на камень, но уже другой. Я уже не та, какой пришла сюда.

— Это точно.

— А ты? Что чувствовал ты?

Через непродолжительное молчание:

— Мне не хватало воздуха, не хватало жизни, не хватало сердца. Я задохнулся в агонии, а потом словно вернулся к жизни…

Тишина и снова шепот:

— Элк, мне кажется, что камень подо мной горячий.

— Это потому, что ты горячая штучка…

— Я серьезно. Ты сам разве не чувствуешь?

— Милая, я ведь лежу на тебе…

— Тогда потрогай камень и скажи так это или нет.

— И не подумаю. Зачем мне трогать камень, когда у меня есть ты.

— Ты хорошо устроился.

— Я тебя придавил?

— Будет лучше, если мы поменяем положение. Хотя бы повернемся на бок.

— Хорошо. Только ты не смей отпускать меня.

— Боюсь, из этого ничего не выйдет.

— Ты уж постарайся, детка… эй!

— Извини и, пожалуйста, не называй меня деткой…

— Ты чуть не спихнула меня на землю… Что тут смешного?

— Просто вспомнила, как ты пытался одновременно зашвырнуть на камень меня и одеяло, а оно все время падало на тебя…

— Очень смешно… О-ох! Ты такая красивая… везде…

— Ой! Коленям и локтям жестко… Не понимаю, как так вышло, что я опять оказалась снизу?

— Если бы ты подошла к делу ответственно, а не хихикала надо мной, может такого и не случилось.

— Это же так больно стоять коленями на камне. Как ты выдерживал?

— Честно говоря, я не заметил. Осторожно… вот так… удобно?

— Да. Так лучше… Погоди… что ты делаешь?

— Как… по-твоему… что я… делаю?

— Ты спихиваешь… спихиваешь… меня с камня…

— М… м… я тебя держу… крепко…

— Только за грудь… а все остальное съезжает…

— Не знаю, от чего я сейчас скончаюсь… от смеха или от любви к тебе… Прошу же… будь, посерьезней… О-ох!

Через несколько минут.

— Элк?

— Да, малыш?

— Как ты думаешь, демон еще жив?

— Не знаю… но я на его месте, точно бы уже сдох. Ты не замерзла?

— Нет. Ты же меня обнимаешь.

Через минуту.

— Ты что-то притихла. Спишь?

— Я думаю.

— О чем?

— Если он там все еще жив, то может нам его добить? Я серьезно.