Эдера - В. Гридасова

в том, что он похитил Дженнарино, и потребовали вернуть мальчика в приют.

— Да вы с ума сошли! — возмущённо заявил Манетти агенту по защите несовершеннолетних. — Я оформлял просьбу об усыновлении по всем правилам, я взял ребёнка к себе, чтобы он не остался на улице! Вы знаете, что он бежал из дома, где его избивали и с утра до ночи заставляли работать? Такого малыша!.. Его нашли на вокзале — грязного, оборванного, голодного, привезли в приют, откуда он тоже, кстати, всё норовил убежать, потому что и там, видно, не мёд. А тут как раз пришёл я!.. Теперь мальчик, наконец, успокоился, он никуда не хочет бежать, он счастлив…

— Синьор Манетти, — остановила его дама по имени Мария Мадзетти, занимающаяся проблемами несовершеннолетних, — когда нам стало известно о смерти отца Дженнарино, мы пошли в семью, которая брала его на время к себе. Так вот, эти люди заявили, что мальчика у них похитили вы! И официально предъявили вам иск.

— Но ведь я взял его из приюта!

— Они утверждают, что ребёнок сбежал туда от вас, но вы снова его забрали к себе.

— Это непостижимо! Мы заботимся о мальчике, как о принце, а у нас его хотят отнять… — Манетти едва не плакал от бессилия и несправедливости.

— Не надо так волноваться, — сказала синьора Мадзетти, — если всё, что вы говорите, правда, то суд решит дело в вашу пользу. А пока мы вынуждены забрать ребёнка с собой. Где, кстати, он?

— В путешествии! Жене очень хотелось показать ему Италию.

— Мы придём за ребёнком через два дня, — строго сказала синьора Мадзетти. — Постарайтесь к тому времени вернуть его из путешествия.

— Не отдавайте меня в эту тюрьму! — вопил Дженнарино, вырываясь из рук взрослых.

— Это не тюрьма, а большой дом, где тебе будет хорошо, — поясняла синьора Мадзетти.

— Мне хорошо здесь, с папой и мамой!

— Дженнарино, милый, ты пойдёшь туда всего на несколько дней, а потом всё уладится, мы с мамой тебя заберём, — пообещал Манетти.

— Я убегу оттуда и вернусь сюда!

— Тогда ты только всё усложнишь. И за тобой придёт полиция, — продолжал уговаривать сына Манетти.

— Полиция? Значит, я правильно понял: вы отдаёте меня в тюрьму! — кричал Дженнарино. — Вы решили отказаться от меня! И я знаю, почему. У меня тёмная кожа, а вы хотите белого сыночка. Как Лало!

— Детка моя, мы любим тебя! — Лючия уже не могла сдерживать рыданий. — Ты — наш единственный сыночек, и мы сумеем тебя вернуть!

Дженнарино убежал в тот же день, и у Манетти не поднялась рука набрать номер детского приёмника, чтобы сообщить о возвращении Дженнарино.

— Завтра за ним, конечно же, придут, — сказал он Лючии, — но пусть хоть переночует дома.

В следующий раз Дженнарино проявил, гораздо, большую хитрость и побежал не домой, а к Матильде.

— Я знаю, ты добрая, ты меня не выдашь, — умоляюще посмотрел он на Матильду. — Даже папе и маме, пожалуйста, не звони. Они меня разлюбили.

— Они тебя любят, — заверила мальчика Матильда, — но я, пожалуй, и в самом деле не буду им сообщать, что ты здесь. Думаю, ничего страшного не случится, если ты денёк-другой посидишь не на приютском пайке, а на стряпне Матильды. Иди, помой руки, пока я приготовлю для тебя обед.

Через несколько минут стол, накрытый для Дженнарино, уже ломился от яств, но Матильда вдруг всплеснула руками:

— Боже мой! Я взбила яйца с сахаром для торта… И куда ж это всё подевалось? Неужели тут побывали мышки? О, одного мышонка я, кажется, знаю! Его зовут… Лало! Придётся мне хорошенько его отшлёпать.

— Бабушка, — вытирая остатки крема с губ, произнёс Дженнарино, — не надо наказывать Лало! Это я съел сладкое. Мне очень хотелось есть.

— Ладно, садись за стол, а я пойду открывать дверь. Кто бы это мог быть?

— Не выдавай меня! — крикнул ей вдогонку Дженнарино. — Я спрячусь.

Дженнарино проявил неожиданную находчивость, укрывшись за шторой, но и Манетти не такой уж простак:

— Сынок! — расцеловал он беглеца прямо там, за шторой. — Я не сомневался, что тебя надо искать здесь!

— Я тебе больше не сынок, — вырвался из его объятий Дженнарино. — Ты всё время отправляешь меня в тюрьму. В следующий раз вы меня уж точно не найдёте!

— Не обижайтесь, Манетти, — смахнула навернувшуюся слезу Матильда. — Ваш сынок воспринял от вас дурные наклонности, но в целом он хороший мальчик.

— Дженнарино, — Манетти был в отчаянии и не отреагировал на шутку Матильды, — что же я должен сделать ещё, чтобы ты мне поверил? Адвокат синьора Валерио сейчас занимается этим делом. Он обещал добиться нашего попечительства над тобой. А потом, я не сомневаюсь, мы добьёмся и усыновления. Ты только потерпи немного! Не убегай далеко, прошу тебя!

Валерио предложил Андреа поехать вместе с Казираги в Испанию, чтобы тот мог и немного развеяться, и заодно подключиться к работе. Но предложение его не вызвало у Андреа энтузиазма.

— Я бы предпочёл дождаться результатов поездки Казираги. Видишь ли, Валерио, мне будет трудно сейчас ехать, особенно лететь самолётом. И потом… я не чувствую в себе желания приступить к работе сейчас. Может быть, попозже…

— Ладно, — не стал настаивать Валерио. — Я думал, что путешествие тебя развлечёт.

— Благодарю, но сейчас мне этого не хотелось бы…

— Папа, — сказала Эдера, когда Андреа вышел, — не стоит на него давить. Джулио утверждает, что Андреа ещё не совсем здоров.

— Но это был наилучший способ преодолеть тяжёлую полосу в его жизни.

— Андреа — нежный муж и отец. А большего нам с Лало и не надо.

— Хорошо, если ты так считаешь…

— Эдера, — говорил ей немного погодя Андреа, — Валерио на меня обиделся, но проблема не только в данной поездке. Я вообще не испытываю ни малейшего интереса к этой деятельности. Покупать, продавать, снова покупать и снова продавать, строить дома, где будут жить люди, которых я даже не знаю… Помнишь, с каким удовольствием мы создавали этот дом?

— Да! Я уставала, но была такой счастливой!

— А всё потому, что мы строили свой дом. В надежде на то, что будем в нём жить и любить друг друга, что здесь родятся наши дети. Вот это для меня имеет смысл, понимаешь?

— Я тебя понимаю…

— Всякий раз, когда я захожу в контору, то чувствую себя там, словно в тюрьме.

— Андреа, ты не должен делать то, к чему у тебя не лежит душа, — горячо поддержала его Эдера.

— Спасибо. Наверное, во мне что-то изменилось, — в раздумье произнёс Андреа и, спохватившись, добавил:

— Но только не любовь к тебе!

— Хочешь, я поговорю об