Весенний марафон - Марина Порошина

День сегодня такой – в небе радуга!

И не важно, что это ненадолго.

Мы прожили не зря эту пятницу,

Раз была разноцветья сумятица.

Красный, желтый, зеленый, оранжевый —

Нет занятия более важного,

Чем считать разноцветные полосы

Чуть дрожащим от счастья голосом…

Кирилл читал стихи, стоя над городом на краю крыши, у самых перил, раскинув руки, будто собирался полететь. Красиво – оценила Катерина. И стихи на этот раз тоже вроде бы ничего, хотя вряд ли можно сказать про аккуратно раскрашенную радугу – «разноцветья сумятица». Наверное, она придиралась – потому что ей было неловко за Кирилла, его детскую восторженность, которая показалась ей наигранной, даже за так кстати посетившее его прямо на крыше вдохновение тоже было неловко. Она видела, что официанты стоят у выхода на террасу и наблюдают за ними. Когда Кирилл замолчал, они зааплодировали. Ивашов оглянулся с довольной улыбкой, а Катерина отвела глаза: она понимала, что если бы это был не Ивашов, то ему не стали бы так хлопать и так улыбаться, а помели бы господ сочинителей из дорогого ресторана поганой метлой. Но Кирилл был счастлив вниманием и наслаждался своим поэтическим взлетом. «Наверняка он и на высотку-то меня притащил, потому что «Седьмое небо», безусловно, поближе к Парнасу, чем поверхность грешной земли», – злилась Катерина. Впрочем, восхитительный обед в дорогущем ресторане несколько примирил ее с окружающей действительностью, а шоколадно-клубничный и еще какой-то там десерт сделал разочарование не таким горьким.

Свой экспромт Кирилл набросал на полях меню и подарил Катерине, не забыв размашисто расписаться внизу и поставить дату.

– Когда ты станешь знаменитым поэтом, я продам это за сумасшедшие деньги на аукционе «Сотбис», – пряча меню в сумочку, пообещала Катерина.

Но Ивашов знал ее недостаточно хорошо, поэтому принял комплимент за чистую монету и улыбнулся польщенно.

Вообще к поэтам Катерина относилась настороженно: после многих лет работы в отделе культуры выработалась защитная реакция организма. В прежние времена люди, умеющие рифмовать «кеды-полукеды» и оттого почитающие себя поэтами, осаждали редакции на предмет публикации их виршей. Отделы культуры стойко держали оборону, но иногда в ней возникали бреши в виде страничек «Творчество наших читателей», и это придавало борьбе журналистов и графоманов дополнительный накал. Но те времена канули в Лету: газеты стихов теперь не публиковали, все больше криминал, рекламу да светскую хронику. Туда же канула и цензура – в том числе и цензура качества, потому что теперь каждый мог издать свои стихи, заплатив типографии некоторую сумму денег. Таким образом, уровень сочинителя стал определяться категориями не литературоведческими, а исключительно экономическими. Поэт Кирилл Ивашов был автором роскошно изданного, оформленного изумительными иллюстрациями Буйловича четырехтомника в твердой обложке, и под тяжестью этих неопровержимых доказательств его таланта никто не посмел бы вслух назвать Ивашова графоманом. Впрочем, надо отдать ему должное: среди его приятелей было немало поэтов по-настоящему талантливых, и их стихи увидели свет только благодаря Ивашову. Так что его страсть к стихотворчеству по большому счету ему следовало бы простить, доедая десерт, упрекнула себя в нетерпимости Катерина.

Тем более что завтра утром они улетают в Москву.

Майские праздники Василий провел на славу: Первое мая он встретил с Людмилой и ее непревзойденными пирогами, а оставшиеся дни посвятил новым знакомствам, два из которых оказались весьма интересными. И открывавшиеся перспективы наполняли сердце Василия звонкой, как весенний ручей, радостью – вполне под стать стоявшей на дворе погоде с ее солнечно-торжествующим оптимизмом.

Катерина погуляла по весенней Москве, правда, в гордом одиночестве, потому что Ивашов все три дня вел какие-то переговоры, краем уха Катерина даже услышала, что в Екатеринбурге, оказывается, собираются строить ипподром и Ивашов намерен вложить туда деньги. Катерина немедленно попросила разрешения написать об этом заметку. Информация, как ни крути, эксклюзивная, поэтому сумма гонорара будет умножена на три. Жаль, что это заметка, а не очерк строк на триста, пожалела Катерина.

Светка второго мая улетела в Италию со своим Владленом Георгиевичем, который пообещал ей «отличный шопинг в Милане».

Бабин три дня самозабвенно пил в полном одиночестве, поскольку дочь и хомяка немедленно после Светкиного отъезда забрала теща, даже не удостоив его мало-мальски стоящего скандала, до которых в хорошие времена была большой любительницей. А утром четвертого мая отнес адвокату Фирулева написанное Светой перед отъездом заявление о разводе и свое нотариально заверенное согласие. Потом вернулся домой, собрал свои вещи, оставив на столике у зеркала ключи, захлопнул дверь – и безропотно начал новую жизнь.

– Светик, привет! – Катерина влетела к Светке, даже не заглянув к себе. – Я соскучилась и беспокоилась – как у вас там? И барахла небось навезла!

– Да есть. – Светка равнодушно махнула рукой в сторону так и не распакованной новенькой дорожной сумки.

– Ничего себе! – изумилась Катерина. – Я думала, ты тут уже все перемерила и по полкам разложила, вы же давно прилетели. Спала, что ли?

– Нет. Так. Думала.

– До чего жизнь довела! Девушка полдня сидит и думает. – Катерина безуспешно старалась растормошить подругу и наконец встревожилась. – Да что случилось-то, Свет? Ты из-за Жени, что ли? Так он сам…

– Он сделал мне предложение, – монотонным голосом сказала Светка и замолчала.

– Вот это да! Ну вы с Евгением Николаевичем даете – не успели развестись, а уже оба пристроены, – всплеснула руками Катерина. – Поздравляю! А ты не рада, что ли? Какая-то у тебя странная реакция.

– У него там в Милане любовник. Дизайнер. Зовут Сильвио. Красивый мужик… И у него своя вилла… Пол мозаикой такой выложен. Бассейн во дворе.

Светка говорила не так, как обычно, а короткими фразами, как будто телеграмму диктовала, ровно и без интонаций, совсем как недавно Фирулев, и это поразило Катерину даже еще больше, чем суть сообщения.

– Светик, – взмолилась Катерина, – не пугай ты меня так! Говори нормально, а?

– Да не могу я нормально! – заорала Светка, и у Катерины сразу отлегло от сердца – Светка стала собой прежней, а с остальным они справятся.

Вскочив, Светка стала метаться по комнате, время от времени налетая на сумку и чертыхаясь. Возвращенный домой хомяк, который повидал за последние дни всякое, притих и, прижав нос к стеклу аквариума, таращил глазки-бусинки. Светка, в очередной раз налетев на сумку, из всех сил пнула ее ногой.