Топи и выси моего сердца. Дневник - Дугина Дарья Александровна

Я последовательно бегу, перебирая ногами по земле: то топи, то более строгая, асфальтовая. Дымка дымовая, воздушный туман, небесные рабочие войны. Думаю о том, как поставить перформативный спектакль в «Азовстали».

Когда-то была азавадская мечта – точнее, это тайное знание о туарегах украшало дни. Я рассказывала, что их множество и что французы пытались ссорить их с бамбара, а еще между собой, Ты, честно говоря, ничего не слушал, потому что думал, что все и так знал. А однажды я ехала в поезде и переводила тебе текст про Яджи Лоро или какого-то еще героя, который был неуловим и силен, побеждал силы зла и обладал магическими способностями. Еще ты читал когда-то «Путешествие в страну эфира»[438].Может быть, даже на Васильевском, Ты? Ой, кто это? Не существует ничего кроме меня (Ben Ben Ben – Daria). И даже у нас был свой тамашек: вместо «Burning man» «Festival Au Desert» («Пустынный фестиваль») в Мали. О фестивале или во время него было снято несколько документальных фильмов: Le Festival au Désert (2004), Dambé: The Mali Project (2008), The Last Song Before the War (2013) и Woodstock in Timbuktu (2013). В альбоме Festival au Desert Live from Timbuktu (2013) есть выступления с фестиваля 2012 года. Группа туарегов Tinariwen впервые привлекла международное внимание своим выступлением на фестивале 2001 года.

▪ ▪ ▪

Возможно, М. Парк стал первым европейцем, побывавшем в городе, но он умер на территории Нигерии, не успев письменно рассказать об увиденном.

В 1824 г. Французское географическое общество предложило приз в 10 тыс. франков тому немусульманину, кто сумеет побывать в городе, вернуться обратно и написать об увиденном. В сентябре 1826 г. Александр Гордон Ленг достиг Томбукту, но был убит мусульманским торговцем, опасавшимся европейского проникновения и завоевания. О Тимбукту писал Гумилев:

Сердце Африки пенья полно и пыланья. И я знаю, что если мы видим порой, Сны, которым найти не умеем названья, Это ветер приносит их, Африка, твой…[439]

В 1907 году он отправляется в Африку, чтобы забыться: Ахматова в очередной раз отказывается выйти за него замуж. Последнее путешествие состоялось в 1918 году. Оно связано с разводом с Ахматовой. Гумилев едет в Африку залечивать душевные раны, обрести спокойствие и доказать, в первую очередь, самому себе, что он сильный.

«Думаю уехать на полгода в Абиссинию, чтобы в новой обстановке найти новые слова», – пишет поэт в одном из своих писем. Первый раз Африка появилась в сборнике «Романтические цветы» (1908 год), в последний – в последнем прижизненном сборнике «Шатер» (1921 год). Тема Африки эволюционирует в творчестве Н. Гумилева в течение 13 лет.

«О тебе, моя Африка, я не устану говорить[440]».

Здесь свободные люди как птицы поют.

22 / 05

Постколониальные исследования анализируют стихотворения Гумилева – «жирный негр!», «карлики – пигмеи!», и вообще, «Африка груша»…

▪ ▪ ▪ Я поставил палатку на каменном склоне абиссинский, сбегающих к западу, гор и беспечно смотрел, как пылают закаты над зеленою крышей далеких лесов.[441]

«Нечто служит Ориентом Запада для создания образа Своего посредством обращения к Другому».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я придумала, как жить. Надо заниматься минированием грядущих дней.

Каждый день делать то, что дает эффект через пару дней. Делать энергетический рывок, направленный на будущее. И через пару дней получать выход. Условно: написал статью, отдал на публикацию. Она вышла – радость. Колонка, эфир – также. Бег – также. Чтение – также. Формирует мысли. Дискуссия в телеге – также.

▪ ▪ ▪

И снова с глаза медленно вниз сползает слеза. Город-гробница. Города гробов и погребенных. Городам не ставят памятники, потому что не знают, что они – люди. Знали бы – ставили. Где-то черствеет памятник далекого города Н., в котором гниет медленным рокотом злость и обиды на все человечество за факт рождения. Не это ли акт гностического презрения?

24 / 05 Напиши мне потом, как живому, письмо, но про счастье пиши, не про горе. Напиши мне о том, что ты видишь в окно бесконечное синее море…[442]

Хочется взять и сделать так, чтобы все вдруг замерло и превратилось в длинную ночь, которой бы не было конца, и которая бы жила долгие дни, и которая бы дала выспаться, и в которой можно было бы просыпаться и засыпать, и снова просыпаться, и спать очень глубоким сном, и снова высыпаться, и засыпать. Эфир и 3 встречи. Всего лишь 3. И эфир, и справка о встрече – одной из… И поезд. Но отчего так устало?

Единственное ясно: лишь исключительная и совершенно невежественная активность будет единственным способом выйти из агонии черной плиты, которая наложена чуть выше грудной клетки, которая странным образом, как ртуть, раскатывается между костями грудной клетки (не сердца! внимание) и тяжелым грузом давит. Легочный плитник придавливает. Немного давит – продавливает кости – но не уничтожает их. Полная диссоциация с телом.

Мне кажется, выгляжу я по-иному, чем обнаруживаю себя в зеркалах. Бологое не озарится закатом: этот город стал пуст после того как его лишили права принять двух совершенно случайных людей, случайно пересекшихся на какой-то из одичалых линий Васильевского Острова. Впрочем, и Васильевский остров представляет собой царство Феникса – яростного и солнечного, мерами возгорающегося, мерами потухающего!

Казалось, знала многое. И вдруг показалось, что не знаю ничего. Доехать, лечь (разложив чемодан), заснуть, проснуться (в 8, например!).

25 / 05

У меня симкарта этого города. И в Москве она еле работает. А еще я скоро снова вернусь. И снова буду. Разговор: – «Чем занимаетесь?» – «Бегу от смерти».

Вам позвонят. Богоматерь цветов

27 / 05

Только сейчас заметила имя над моим кружком. Да, что ж делать-то? Я ж разломила двоицу. Валентин заметил цифру 9. Почему так много символов?

Двоица и девять. Город. в котором тебя ждут лишь в маленькие часы. Да и ждут, а потом не ждут. Двоица разломлена. Но как разломить то, что не двоично? Раздвоение двоицы.

Открыла стихотворение. Написано 12 мая. 12. Это две цифры: 1 и 2. Двойки нет, единичка есть. Уже июнь. Черный клубок остался до сих пор. Каждое утро в 10.50 часов. Или позже (главное до 11), иначе закроют. Заходит человек, который совершил ошибку и ошибкой сразу осколочное вызвал. Он заходит грустно, берет кофе, и этот хотя бы один из тех маленьких шагов позволяет выживать вдали от родины, которой, в принципе, и нет. Тяжело там, в сердце, наверное, ему? Про боль написано, в слове. Из-за меня? Наверное. Я бы себя просто так не отпустила. Пусть я и абсолютно бесполезна. Черный расклад маленьких карт. Которые расскажут до субботы, как вытравить это темное. Плитник – это часть образа и модной ленты. Есть лента. Она проходит по шее и падает на локоть. Шелковая лента. Есть окна. Которые замутнены, и из них больше не видно заливов или башни. Есть балконы, и они видели каких-то людей, которые были дружны. Есть ничто. От которого мы бежим. Все. И есть осколочные ранения. Когда подорвался на мине, куски мяса через какое-то время начинают гнить. Чернеют и засыхают. Сердца нет. Как нет и двоицы. И не в нем дело. Не в том, кто заходит утром сонно, не оборачиваясь за правое плечо, за которым сидит странная растерянная девушка. Читающая Гумилева. Об Африке.