Бурелом - Станислав Прокопьевич Балабин

— Именины? Какие именины? — Платон мотнул головой, волосы рассыпались по лбу. Неожиданно вспомнил, зачем они пожаловали в поселок. Оттолкнул руку Петра. Тот выронил стакан, стакан разбился.

— Ничего, посуда к счастью бьется! — сказала Катерина.

— Сегодня же распишемся! — загорелся Петр.

— Никаких женитьб! — стукнул кулаком по столу Платон. — З-завтра распишитесь, сегодня надо продукты везти.

— Верно, — согласился Петро.

— Куда же вы пьяные?! Не-е пущу! — Катерина ухватила Суворова за рукав, заголосила: — Не-е пу-ущу!

— Ну и не пускай, а я пойду, — Корешов толкнул ногой дверь, вывалился в сенцы, Там он долго искал мешок, наконец, схватил его в охапку, вышел на улицу.

Из дома доносилась яростная перебранка. Потом возня, хлопанье двери. Во двор выбежал Петро в расстегнутой до пупа рубашке, в правой руке зажатая в кулак пестрая косынка Катерины. Следом за ним и сама Катерина, все еще продолжавшая голосить, что она не пустит их в лодку. Но, видя, что с мужчинами не совладать, решила хотя бы протрезвить их. Платон шагал впереди, Катерина и Петро чуть поотстали. Плыла перед глазами Платона улица, поселок плыл, потом вдруг Рита…

— Рита-а! — Корешов глупо таращит глаза, потом вдруг злость, обида — все это захлестывает его. — Уйди с дороги, не то!.. — Опустил плечи. — Звездой была?! Да, недоступной, пускай бедой, но путеводной была звездой. — Зачем, к чему прочитал он эти строки из какого-то стихотворения? А Риты уж нет. Может быть, ее и не было.

— Стрекача-то как дала, ха-ха! — смеется за спиной Петро.

— Кто это?

— Твоя бывшая…

— Бесстыжие морды, — ворчит Катерина. — Вам, мужчинам, никогда не понять женского сердца. Сегодня мне кажется, Петра люблю, а завтра — Ивана. И за того Ивана в огонь и в воду…

— Шалявы вы все, — гундосит Петро. — Рас-сквакалась — сердце, а у меня, может, вместо сердца — печенка, ха-ха-ха!

«Значит, и верно Рита была, — вяло думает Платон. — И что это я нюни пускаю, подумаешь…»

Спустились к реке. Катерина потребовала, чтобы они разделись по пояс.

— А, может, совсем прикажешь? — осклабился Петро.

— Не видала!.. — Катерина схватила его за ворот и стала окунать головой в воду.

Платон поспешил сам проделать то же. «Купание» несколько протрезвило их. Но настроение по-прежнему оставалось приподнятым. Платон и Петро заговорщицки перемигнулись. Затем схватили Катерину и столкнули в реку. Та завизжала на весь поселок. Из ближайших домов повыбегали женщины, таращились на странное купание поварихи. Пока она барахталась в воде, Корешов и Суворов столкнули лодку, отплыли.

— Вот кобели! — грозила Катерина, выжимая подол платья. — Утонешь, домой не возвращайся, — напутствовала она своего возлюбленного. — Смотри мне!

— Ха-ха-ха! — отвечал ей из лодки дружный смех подвыпивших «экспедиторов». — Утонем, не вернемся. Ха-ха-ха!

От конторы бежали несколько мужчин, впереди Наумов. Они махали руками и требовали вернуться.

— Волошина наябедничала, — сплюнул за борт Петро.

— Теперь пусть попробуют догнать, — отозвался Платон. Поплевал на ладони, взялся за весло. — А, ну, нажмем! Солдату терять нечего, кроме звезд со своих погонов…

Они вывели лодку на средину реки. Течение ее подхватило и понесло, как на крыльях. Петро на четвереньках прополз на нос лодки, положил голову, на мешок, загундосил неразбери-пойми какую песню. Потом сказал:

— А ты по Ритке не плачь: на наш век баб хватит… — И сонно замурлыкал под нос: — Менял я девок, там-дам-рьям, да как перчатки…

Платон на корме правил веслом. Когда становилось невмоготу, черпал жестяной банкой воду, выливал на голову. По мере того как улетучивался хмель из головы, становилось стыдно. Платону чудилось, что с берега отовсюду смотрят с укором на него глаза деда. «Что же ты этак, брат, подкачал, замахнулся на женщину… Выдрать бы тебя, внук, ремнем так, чтобы сесть не мог. Мы воевали ведь для вас, и отец твой погиб за вас. Плакаться, конечно, по нам каждый день не надо, жить надо, но жить-то по-настоящему, внук…» — Платон все ниже и ниже клонит голову; потом как хватит веслом по воде, окатил Петра. Но тому все нипочем, сопит в обе дырки — и баста.

Вечерело, а они не проплыли еще и половины пути. Платон изо всех сил налегал на весло. На носу лодки заворочался Петро, приподнялся на локоть, его тошнило. Он навалился грудью на борт. Не успел Платон предупредить, как тот мешком плюхнулся в воду, едва не перевернув лодку. Платон оторопел, выронил весло. Потом спохватился, начал поспешно снимать куртку, сбросил сапоги, кинулся вслед за Суворовым. Петро торчмя торчал в воде и на всю тайгу кричал:

— Спасите-е! Спасите-е! — и отчаянно бил по воде руками.

Дальнейшее Платон помнил отрывочно. Помнил, как догнал Суворова, а как добрался с ним до берега — не помнит. Лежа на спине, он, как выброшенная на берег рыба, открывал и закрывал рот. Потом встал на корточки, подполз к неподвижному товарищу. У того изо рта пошла вода. Вспомнил, как в армии учили делать искусственное дыхание — начал практиковаться на Петре.

Тот судорожно вздохнул раз, другой, открыл глаза. Платон дал ему прийти в себя, потом приподнял за плечи, посадил. Солнце уже касалось вершин сопок.

— Тонули, что ли? — хриплым чужим голосом выдавил Петро, повел вокруг мутными глазами. Глаза у него были, такие, будто в них налилась вода.

— Тонули, да не утонули, — сердито отвечал Платон. — Что теперь делать? — Он посмотрел на босые, покрасневшие от холода ноги. Встал, выжал рубашку, потом брюки. Было неприятно думать, что лодка с продуктами, сапогами и бутылкой спирта уплыла. — Вот тебе и справили именины! — натягивая сырую одежду, поежился Корешов.

— Добро, что по нам поминок не справили. — Петро стащил сапоги, бросил их товарищу. — Бери, я теперь перед тобой в неоплатном долгу…

— Пошел к дьяволу! Сапоги обувай сам, их не разделишь.

— Ты не думай, босой я по тайге не пойду. Из портянок добрые ичиги получатся. — Суворов оторвал несколько полосок от подола рубашки, скрутил, перевязал ими портянки. — Полный порядок! — посмотрел на реку, почесал затылок. — Километров пять придется отмахать. Пошли, что ли?

— Ясно, пошли. Не сидеть же!

Петро виновато плелся сзади. Берег был низкий, болотистый. Больно жалила мошка, роем кружившаяся над головами. Двигались медленно: обходили бесчисленные протоки, продирались сквозь густые тальниковые заросли. Когда огибали очередную протоку, по реке прошла моторная лодка. Пока Корешов и Суворов добежали до берега, она скрылась за поворотом.

— Уж не нас ли разыскивают? — тревожно спросил Петро.

Платон тоже подумал об этом. Если их лодка благополучно миновала взорванную скалу, то в бригаде наверняка заметили и выловили ее. Обнаружив в лодке мешок, сапоги, куртку, решили, что с людьми приключилось несчастье.

— Ох, и будет шуму! — издал тяжелый вздох Петро.

— Да-а, по самую завязку