Бурелом - Станислав Прокопьевич Балабин

тогда тоже ехали в машине, Турасов сидел за баранкой. Рита в шутку призналась, как когда-то, стараясь представить себя в роли жены, принялась утром делать пельмени. Но Турасов не рассмеялся — и Рита почувствовала себя страшно неловко — подумает еще, что она набивается ему в жены. Потом он неожиданно сказал: «Вчера в «Комсомольской правде» читал анкету с вопросами. Извечная тема семьи и брака. Есть там и такой вопрос, почему, мол, иные семьи молодоженов быстро распадаются, не выдерживают испытание временем. Кстати, одной из таких причин является неумение молодой жены готовить обеды. Да, да, не смейтесь. Ведь в семейной жизни, кроме цветов и любви, есть и другая сторона — черновая. Сегодня жена не захотела пришить пуговицу, завтра постирать белье, послезавтра муж идет на работу голодным… — Турасов сделал паузу. — А весна-то какая. Весна!» — вдруг сказал он, точно захотел скрасить свои рассуждения о семье и браке. Вообще, за его мыслью Рита иногда не успевала уследить: он мог говорить о лесе, делах, а потом вдруг без всякой связи сказать: «Фантасты изощряются друг перед другом, показывая, каков будет человек будущего. Вот, например, Ефремов в «Туманности Андромеды» выдвигает такую теорию: со временем человек освободится от воспитания детей. Якобы материнство в человеке — это не изжитый инстинкт животного. А, по-моему, материнство — это самый большой дар природы человеку. Утратив его, человек потеряет свое лицо, потеряет самое дорогое чувство!..» «Вы увлекаетесь фантастикой?!» — не скрывая удивления, спрашивала Рита. «Почему бы и нет. Как, по-вашему, зачем детям нужны сказки? Сказки пробуждают в ребенке любознательность, дают толчок для мышления… Но вот ребенок вырос, перерос сказки, а что дальше? Если он будет занят только узким кругом забот, из такого человека получится деляга, сухой, расчетливый деляга». «И вы бы такому человеку советовали читать фантастику?» — с иронией перебивала Рита. Турасов ничуть не обижался на тон, с каким был задан вопрос. «Зачем так прямо понимать, — спокойно отвечал он. — Но если, грубо говоря, такому дяденьке не хватает фантазии, которая бы чуть-чуть приподняла его над землей, то большой пользы от него для общества не жди. Ведь вы помните, как в той же «Комсомольской правде» на запуск наших ракет был напечатав и такой отклик: зачем, мол, осваивать космос, когда мы на Земле еще всех благ не добились… Вот они, такие люди, о которых я вам только что говорил…»

К усадьбе леспромхоза Рита уже подъезжала без особого запала. «Только бы не попасться на глаза главному инженеру, — подумала она. — Этот обязательно съехидничает…»

Машину она поставила у магазина за три дома от конторы леспромхоза. Рита направилась туда пешком. В коридоре она свернула в плановый отдел, где работала ее подружка по техникуму. Подружка уже год как была замужем и только что вернулась из декрета. В кабинете, кроме нее, никого не было.

— Такой крикливый, прямо ужас! — заговорила Вера о своем сынишке. — Мы с Петром прямо замучались!.. Всю ночь кричит… С желудочком, что ли, не в порядке, прямо не знаю. А ты что в гости не заезжаешь?

— Некогда все, — оправдывалась Рита. — Начался сплав… Турасов у себя? — как бы между прочим спросила она.

— Турасов? У-у, здесь такая история получилась! — всплеснула Вера руками. — Заходит какая-то дама, расфуфыренная, пацана за собой тащит. Прямо в приемную. Секретарша не пускает: у Турасова срочное совещание. Так она нахально ворвалась. В общем, нагрянула к нему жена… Пойдем, я тебе сынишку покажу, пойдем, — потащила Вера Волошину. Рита, как слепая, машинально шагала за ней, безразличная ко всему, даже к Вериному сынишке…

3

Дни стали заметно теплее. Из пухлых почек на деревьях, как птенцы из яиц, вылупились клейкие листочки. Полегла жухлая прошлогодняя трава, на смену ей из рыхлой земли острыми луковичными перьями пробилась молоденькая травка… Прибавилось работы в бригаде Хабибулина: сверху большими косяками поплыл лес. Бригада с раннего утра до позднего вечера курсировала по пикету. Разбирали заломы, скатывали в реку занесенные на косы бревна.

На исходе недели Корешова и Суворова Софа отрядил в поселок за покупками. В этот день Софе стукнуло сорок три года. Решили после работы отметить именины бригадира. В бригаде имелась моторная лодка, но Софа не доверял ее никому. Поэтому пошли в поселок на весельной. Петру не терпелось повидать Катерину, Платону — друзей. Втайне он надеялся встретить Риту, увидать хотя бы краешком глаза. При воспоминании о Рите он обычно замыкался, становился хмурым, неразговорчивым… В полдень они были в поселке. Время обеденное, магазин закрыт. Договорились встретиться через час. Суворов убежал к Катерине, Платон заглянул к Сорокиным. В своей комнате нашел изменения — пахло духами, на тумбочке принадлежности женского туалета.

— Витька женился, — объявила Нина Григорьевна.

— Когда?! — удивился Платон.

— Да совсем недавно. Жалел, что тебя нет. Все получилось так неожиданно, так неожиданно!.. Ты уж не обижайся на нас, Платоша… Вчера какой-то корреспондент приходил, все о тебе расспрашивал. Как это он называл, а? — «внуки наших дедов», и придумал же!

«Действительно, придумал, — усмехнулся Платон. — Внуки как внуки»… И в том, что Витька женился, для него тоже не было ничего неожиданного — рано или поздно надо было ожидать этого.

Платон сменил белье, направился к магазину. За дорогу он несколько раз оглядывался, но отсюда была видна только крыша дома Волошиных. Только крыша. А что под крышей?

Петра у магазина еще не было. Платон закупил все необходимое, нагрузил полный мешок, взвалил его на плечи и побрел к домику Катерины. Он порядком пропотел, прежде чем добрался до Катерины. Дверь открыла сама хозяйка, раскрасневшаяся, с томными, соловыми глазами.

— А-а, Платоша! — воскликнула она. — Милости просим, дорогой ты наш!..

Петро сидел за столом с расстегнутым воротом, навеселе. Перед ним обильная закуска и выпивка. Он виновато прятал глаза и глупо до ушей улыбался. Проворная Катерина заговорила Платона, оградила своего возлюбленного от упреков. Ее полные слегка тронутые первым загаром руки так и мелькали перед глазами Корешова. Она усадила упирающегося гостя за стол, налила в стаканы водку, выпила сама и заставила выпить Платона; Петра на этот счет упрашивать не приходилось.

— Разлюбила, ну и пусть… Подумаешь! Красавица!..

— Верно, — поддакивал Петро. — Выпьем з-за некрасивых!..

— Может, и я некрасивая?! — подбоченилась Катерина.

— К-красивая!.. — Платон опьянел и лез целоваться к Катерине. Все и все казались Корешову очень милыми. Он готов был расцеловать и Катерину, и Петра, и всех жителей поселка… Впервые он сейчас стал похваляться дедом, и вообще плел всякое такое…

— Д-давай за твоего деда даванем, — в который уже раз потянулся Петро со стаканом. — Что именины Софы, дед — это да! С-сила твой