Лазурное море - изумрудная луна (СИ) - Евгения Кострова

Перед ней возвышались массивные двери из кованого серебра, с удивительными росписями цветов и мифических созданий, через которые проходили женщины, что собирались стать наложницами. Арис отстегнул с капюшона бриллиантовые замки и алмазные пряжки, давая ткани упасть к ногам. И он еще раз оглядел ее, немного нахмурившись, увидев опустошение в темных глазах.

— Дальше все зависит от тебя, — сказал человек, пропуская пальцы вдоль темно-русых волос, словно желая запомнить мягкость и шелковистость лент, что сияли златом и медью, когда свет пламени, прорезающих мглу в смоляных факелах, скользил по прямым локонам. Он подтолкнул ее плечи, и Айвен непроизвольно сделала шаг вперед. Цепь сдерживала запястья и шею, и в случае неповиновения, крохотные звенья сломали бы шею. Но у самого порога она замерла, когда тяжелые двери со скрипом и треском отворились, пропуская ослепляющий золотистый свет, и перед ее глазами предстало огромное количество людей, восседающих на богатых ложах. Она застыла, когда под руки ее подхватила пара взрослых мужчин в апсидиановых доспехах и шлемах с чеканными нащечниками, на которых отчетливо вырисовывались кобры, а от их высоких копий исходил лютый мороз, и Айвен пошла гонимая их недюжей силой, нежели собственной волей.

Ее подвели к самому центру высокой платформы, чтобы с самого дальнего уголка амфитеатра каждый смог разглядеть ее тело, и лицо девушки вытянулось в гримасу отвращения, и неприятно сморщилось, когда накидку с груди грубо сорвали мужские руки. Пепельно-черная ткань просвечивала, и ее нагота была видна каждому, и в порыве она прижала локти к себе, чтобы прикрыться. Странное чувство защищенности, особенно когда больше года, она была полностью раздета перед всеми, а единожды почувствовав на коже материю ткани, стыд уже проложил путь в потаенные уголки разума. Она расслышала позади себя щелчок пальцев, и шершавые руки раздвинули ее кисти в стороны, пальцы впились в кожу, когда жестокий голос разнесся над ее головой, хотя она пыталась брыкаться, как змея извивается в руках своего заклинателя. Через какое-то время она просто повисла в его руках, опуская голову так, чтобы за занавесом темных волос, никто не смог различить лица. Ублажать дворян она не собиралась, и в невольной попытке сломить стальные мышцы, удерживающие ее руки, она краем глаза заметила поднимающиеся золотые таблички и предостерегающий взгляд Ариса, устроившегося у самого края первого ряда на беломраморной скамье. Начальная цена за нее тридцать золотых лир — для рабыни с северных окраин необычайно дорогое предложение. На такие деньги можно было купить несколько хороших пастбищ, скот и выстроить достойный дом, да обзавестись челядью из десятерых рабов. Через мгновение ставки увеличились до пятидесяти лир, и по форуму разнесся шепот удивления и неудовольствия, несколько высокопоставленных мужчин с нагрудными золотыми гербами Империи со свитой сходили вниз, чтобы удалиться прочь, громко произнося ругательства в сторону главы красного дома, что расположился на самом верхнем этаже форума, и их сандалии стучали по скользким половицам, отскакивая от стен громогласным эхом. Айвен не знала, как выглядит хозяин одной из крупнейших обителей удовольствия, но отчего-то догадывалась, что его не беспокоит, какое количество постоянных завсегдатаев покинет стены лунных дворцов этой ночью, он словно ждал прихода особых гостей. Вздох облегчения сошел с ее губ, когда новая волна посетителей поднялась со своих мест, но хватка на ее плечах сжалась, и ей пришлось пасть на колени.

Мужчина, сидевший в окружении женщин в самом первом ряду, поднял сумму до восьмидесяти пяти лир. Айвен вздрогнула, покосившись на его мясистые розоватые щеки и потные губы, обрамленные тяжелой черной бородой, и ее затошнило. На его щеке пылал свежий красноватый шрам от кинжала, такие глубокие зазубренные раны нельзя было получить осколком стекла, острие рассекло лицо почти до самой кости, преображая его в уродливую маску. Ноги его были обильно покрыты темными завитками волос и бледными кручеными рубцами, с багровых длинных шрамов, переходящих к бедрам стекал свежий гной. И внутри нее все напряглось, когда его огромная и тяжелая ладонь легла на обнаженное бедро женщины, облаченной в тонкие и прозрачные накидки, прижимавшейся всем телом к его горячей плоти, тогда как сверкающий и жестокий взгляд человека проходился по ее телу.

Темнота обрамляла все золотым покрывалом хаоса, она была сумрачнее самой глубокой ночи, расстилающейся над высокими облаками неба, плотнее смога, поднимающегося к диадеме бледноликой луны от горящей смолы, бесконечным путем, что разверзал океан. Мужчина ступал по белесым ступеням, и мрак овевал его одеялом ночных туманов, что кручеными вихрями развевал пестрые краски рассвета, чьи отсветы блуждали по мрачным вершинам скалистых гор. Где-то в отдалении, доносящимся мелодичным эхом, звучала волшебная и нежная игра систры, что сверкала серебром звезд, и внимало нестройному отзвуку злотого тимпана. Его темные локоны были украшены золотыми украшениями, вплетаясь в пряди венком, и тончайшие побеги диких терний опадали на чистое чело. Шелестела листва тамарикса и мирта, и полуночные цветы олеандра поднимались в вышину ночного неба. Он был точно таким же, каким она его запомнила. Каждый его шаг был предвестником смерти беспощадной и всепоглощающей, как адское пламя, и прекрасные черты его лица клеймились в ее сердце, как опалово-жемчужный образ лунного диска. Огниво факелов не оставляло на его темных одеяниях отблесков, а ветви кустов дикой оливы темнели, скручиваясь в невидимых тенях, когда он приближался, опускаясь на ложе, покрытое пестрыми подушками из багряного льна. Кафтан мужчины был раскрыт, открывая сильные ключицы, оголяющие великолепие его темной бронзовой кожи, что оттеняло медь его затягивающих и завлекающих в пучину янтаря глаз, и золотые драконы с рубиновыми глазницами впивались клыками в ворот его великолепного одеяния. Все пространство прониклось тишиной, когда он поднял на девушку взгляд, всматриваясь в ее обнажающий наряд, останавливая холодный и непроницаемый взор глаз на руках мужчины, что удерживал ее на коленях. Он не изменился в лице, но что-то, скрытое глубоко в золотой широте его очей испугало ее, заставило трястись от безраздельного ужаса, и позыв беспредельного и одичалого страха, она распознала через судорогу, стоящего подле нее стражника, что передался через соприкосновение их кожи — белоснежный и темный.

Женщины склонялись перед ним с драгоценными подносами яств, украшенные гравюрами косуль и ланей, и хрустальными кувшинами вина. Мужчина взялся за края небольшого бокала, по которым плелись рисунки охоты на вепря, и перстни огнем засверкали на его длинных пальцах, когда он поднял золотую чарку с букетом разбавленного кровью оленя алого напитка, приподнимая перед собой, словно отдавая дань пиршеству хозяина. И поднеся к своим губам холодное вино, каждый в амфитеатре встал со своего места, склоняя головы, будто приветствуя его появление. Мужчина опустился подбородок на скрещенные руки, проводя языком по влажным губам, и улыбнулся. С высоты верхних этажей кто-то отдал приказ, и торги начались вновь, когда со стен прислужники выкатили свернутые алые полотна ткани, павшие рубиновым водопадом с белоснежных колонн, что были гуще текущей в венах крови и посыпались с черноты небосвода лепестки белоснежного жасмина и кремовой розы. Но Айвен едва слушала нарастающее волнение среди людей, ныне толпы, что в безумии вскрикивали суммы задатка за нее, и золотые таблички сменялись с одной суммы на другую. Она едва различала многоцветье драгоценных огней на бусах и кольцах высших господ, рев рысей и львов, что удерживали на кристальной привязи. Она безотрывно смотрела в глаза мужчины, на висках которого сияли темные татуировки, как сгустки чистейшей черноты и аккуратные резцы от золотой маски, тогда как он откинулся на спинку мягкой софы, наблюдая за происходящим с легкой усмешкой на устах. Его забавляло нечто неподвластное ее пониманию, когда он с закрытыми глазами вслушивался в крики вожделения и возбуждения, окружающие со всех сторон, заполняющие само сознание. Когда же цена за нее, как на товар, вышла за пределы сотни тысяч золотых ли, она вскинула голову, в страхе смотря на полного мужчину, восседающего неподалеку от карателя, прижимающего к виску прохладный кубок. Айвен хотела вцепиться в холодную каменную отделку балкона, покрытую цветущими лозами багровых роз, вцепиться ладонями в тернии, чтобы на миг забыться в боли, что смогла бы ее утешить. Исход был очевиден, ее продадут человек, чьи веки покрывались сухим делтовато-карим гноем, чье тело обезображено шрамами войны, а руки погрязли в крови. И возможно после того, как цепь, сковывающую ее шею, передадут ему, он получит удовольствие оттого, что сдерет с нее кожу заживо. И представляя себе картину, полную кровавой и жестокой мессы, рассудок ее покачнулся.