Первая вокруг света - Кристина Хойновская-Лискевич

Новый год принес морось и довольно низкое давление — следовало ждать. На следующий день морось кончилась, давление перестало падать. Утром 3 января я отдала швартовы.

Вокруг мыса Игольный

Я лавировала между кустами и ветками, оставленными последним наводнением, — еще на рейде было полно этой мерзости, разносимой течением в обе стороны. Круто в бейдевинд уходила в море, разумеется, при встречном ветре. И где эти северные ветры, которые вроде бы должны преобладать летом у восточных берегов Африки? Пока лишь мертвая зыбь подтверждала наличие более мощных дуновений в далеком океане.

После полудня ветер вдруг усилился. Очевидно, в районе Дурбана меня решили каждый раз угощать штормовым ветром с юго-востока в союзе с ливнем и отвратительной видимостью. Отход от берега имел еще одну положительную сторону — кончились суда: мимо меня прошло всего два танкера. Ночью в проливной дождь я с трудом разглядела огонь маяка Грин-Пойнт.

Ветер перешел к восточному направлению и к утру совершенно ослаб. После шторма осталась, как обычно, мертвая зыбь. Слабые дуновения с востока сменились сильным северо-восточным ветром. Наконец-то! И хотя мне приходилось много работать с парусами — я пыталась подбирать оптимальные по ветру, но это обеспечивало великолепное продвижение на юг. За каждые двое суток ветер делал полный оборот вокруг розы ветров. Сильные северные ветры переходили в слабенькие западные. Потом сворачивали на юг, усиливались и, перейдя к восточному и северо-восточному направлению, превращались в шторм. Так было каждый второй вечер, а каждое второе утро наступал штиль с мертвой зыбью. Поскольку я плыла при переменных ветрах, в действии находились почти все паруса: попеременно большие, малые, грот зарифленный и без рифов, иногда грот отправлялся на отдых, если мешал работать большой генуе. Я спускала паруса, поднимала, вносила и выносила парусные мешки — прекрасное занятие для сохранения фигуры и психического равновесия. Сменив за полдня семь раз паруса, размышлять о высших материях я уже не могла.

При локальных изменениях погоды систематически росло давление, которое в ближайшие дни обещало стабилизироваться, что означало приход сильного ветра с востока. Так уже бывало не раз в этих широтах. Независимо от местных кручений ветра, а может быть именно из-за них, течение было малостабильным и в основном встречным относительно ветра. Главный поток я оставила далеко у берегов, но действие его остатков все еще было небезразличным.

На пятый день плавания подошла к 33° южной широты. Очень сильный, до 35 узлов, ветер в третий раз повернул на юг и вызвал неожиданную аварию. Поздно вечером услышала хлопанье парусов. Поправила положение воздушного стабилизатора, но это нисколько не помогло — паруса продолжали заполаскивать. С фонариком в руке — ночь была исключительно темная — я влезла на раму авторулевого. Стабилизатор свободно вращался вокруг своей оси. Почти на ощупь проверила все детали. Оказалось, что сломались фиксаторы червячной шестерни и колесо беспрепятственно крутилось на валике. Авторулевой можно было списывать, во всяком случае, в данный момент.

Спустила паруса, легла в дрейф: наконец-то появился конкретный повод для переживаний. Мысль о возвращении в Дурбан отбросила сразу — задаром отдать такой кус дороги и возвращаться с мучениями на бис? И не подумаю. Ближайшим на моей трассе портом был Ист-Лондон. Но я как-то не испытывала симпатии к этим южноафриканским портам, открытым океану, расположенным на наветренном берегу и омываемым сильными течениями. Решила, что лучший путь — это путь к цели, т. е. в Кейптаун. Без авторулевого будет, конечно, труднее, но ведь я не собралась на прогулку в ближайший лесок, а опыт плавания без авторулевого у меня уже есть. Придется максимально управлять яхтой вручную, остальное — навигацию, смену парусов, зарядку аккумуляторных батарей — выполнять по мере возможности. Время на еду и сон также ограничу до минимума. Если буду валиться с ног от усталости, то лягу в дрейф и немного посплю — может быть, условия позволят спуститься в каюту. А вообще, я должна придумать способ, как устранить неисправность, хотя бы временно. У меня теперь будет уйма времени на размышление.

Таков был мой план на будущее — простой и ясный. Я вытащила лопасть авторулевого из воды и села к румпелю. Началась первая ночь личной вахты.

Утром ветер вдруг усилился. Удар ветра опередила подошедшая черная туча, за которой шли другие. Выло с юго-востока. Генуя выдержала первый натиск, хотя положила «Каурку» на бок. Я сменила геную на кливер и смотрела, как усиливаются волнение и шторм. Впрочем, шторм был легальным — о нем оповестили все береговые станции для территории между мысом Игольный и Ист-Лондоном. По прогнозу ветер должен был достичь в среднем 45 узлов. К вечеру он достиг большей силы. Волны стали огромными. Я несла вахту у румпеля вторую ночь, хотя можно было этого и не делать: «Мазурка» обладала способностью справляться с такой погодой, но при моем участии она продвигалась вперед эффективнее. В полночь ветер явно свернул к востоку и стал еще сильнее. Появился великолепный случай проскочить мыс Игольный. В этих широтах течение поворачивало вокруг континента, так что восточный шторм явился словно по заказу.

Реку течения я пересекала сутки. В борт яхты били зеленые груды воды. Сперва они принимали форму больших зеленоватых водоворотов, которые затем выпячивались и перекатывались через палубу. Сзади ветер гнал серую волну с пенистым гребнем. «Мазурка» подставляла ей корму и в общем справлялась. Сбоку шла зеленая волна, образуемая течением, — овальная и совершенно неорганизованная. Появлялась там, где ее не ждали, и либо поднималась, либо расползалась по сторонам. Иногда она вливалась в кокпит спокойно, иногда обрушивалась водопадом. Против этой волны «Каурка» пыталась выставить нос, что у нее не всегда получалось. Несколько более солидных волн попытались расплющить меня в кокпите в блин, и когда с правого борта опять вырастала зеленая мерзость, я, как умненькая, ложилась под румпелем вниз животом. Одна из них выросла так же неожиданно, но сперва положила «Мазурку» на бок, а только потом поднялась и слизнула плот. Я перевесилась через леера и начала воевать с течением. Плот висел на тросе, но отчаянно сопротивлялся водворению на место, в чем ему усердно помогало течение. Я применяла разные тросы и способы, чтобы перехитрить течение, но тросы соскальзывали с чехла, а ручки, служащие для переноски плота вручную, одна за другой обрывались. Плот плыл возле борта еще минуту, а потом совсем оторвался и направился вместе с течением в сторону Антарктиды. Мне осталось вписать потерю в яхтенный журнал и вернуться к действительности, т. е. к управлению яхтой. Шторм продолжался всю ночь, и волна успела еще порвать трос лопасти авторулевого. Утром все успокоилось. Пришли легкие ветерочки с запада. Я была на широте мыса Игольный — пробилась через главный поток течения. Теперь можно было плыть прямо на запад по 35 параллели.