Ветчина бедняков - Ирина Лобусова

Закрыв лицо руками, она раскачивалась из стороны в сторону. Но в квартире ничего абсолютно не произошло. Только сердце стало биться спокойней. И нервная система наконец-то разрешила убрать от лица руки. Потом она прошлась по квартире. Все вещи оставались на своих местах. Более того: у нее сложилось устойчивое впечатление, что в квартире никто ничего не трогал, словно здесь и не было никого. Ее вещи, ее деньги, документы — все лежало на своих местах. В кухне большинство продуктов пришлось выбросить, но это было не страшно. Она открыла какую-то консерву и съела ее, не разбирая, что ест. Свет в кухне горел так же ярко, как и в комнате. И ничего абсолютно не произошло. В нее никто не выстрелил. А в дверь никто не позвонил. Она приняла горячий душ, переоделась. Снова — ничего. Пустая, мирная квартира. Сердце успокоилось полностью, больше не посылая в ее мозг тревожные сигналы. Какую бы глупость она не совершила, пока результат вполне благополучный. Она жива. И ничего страшного. Наконец она задернула шторы, потушила иллюминацию (оставив приглушенное освещение настольной лампы), и улеглась на диване с большой чашкой крепкого горячего чая и листком бумаги в руках. Эти минуты покоя были единственной возможность получить ответы на все вопросы. Или, по крайней мере, на большинство.

Листок бумаги манил своей белизной. Она написала в самом верху большими буквами: СВЕТА. Итак, схема жизни Светы. С чего начать? С семейных неприятностей, из-за которых пришлось уехать из дома. Переезды, глупые мотания по городам. Нищета. Дешевая торговля собственным телом. Дети (неизвестно от кого). Вопрос: кто отец детей? Ответ — отец неизвестен. Дальше — Южногорск. Проституция. Нищета. После этого вдруг появляются деньги. Вопрос: этих денег было достаточно, чтобы оставить грязную жизнь? Ответ: вполне. Денег было намного больше, чем давала проституция и любовники. Вывод: они были чем-то специально заработаны. Подозрение: возможна перевозка наркотиков. Подрзрение ничем не потверждено. Покупка квартиры. Переезд. Лечение детей в частной клинике. Проект операции в Германии. Работа продавщицей в парфюмерном магазине. Вопрос: позволяет ли зарплата продавщицы магазина оплатить две дорогостоящие операции в Германии? Ответ: нет. Наконец — уход из магазина и снова деньги. Деньги. Исчезновение Стасиков. Спокойствие. Вопрос: истинно ли спокойствие женщины, способной покончить с собой из-за события, которое вначале было встречено с полнейшим раснодушием? Ответ: ложно. Спокойствие ложно. Она играла — с кем? С собой? Завещание. Письмо сестре. Самоубийство. Точка. Схема закончена.

Она перевернула листок бумаги чистой стороной и начала с первой строки, а потом продолжила столбиком:

МОЛИТВА

ХИРУРГ

УЛИЦА

МАЛИНОВОЕ ВАРЕНЬЕ

АЛТЕЕВО

ДАЧА

Загадочный список ее сестры. Последнее сообщение Светы. В этих словах крылось что-то настолько важное, что стоило целой жизни. Света знала ее иронию: действовать — не молиться. Света просила ее действовать. Света знала, что она никогда не была хирургом. Света никогда не была уличной проституткой. Они обе не выносили малиновое варенье. Она в первый раз слышала слово «Алтеево». У них никогда не было родительской дачи. И своей собственной — тоже. А если попробовать так? Помолившись, кто-то знакомится с хирургом на улице и они оба едят малиновое варенье, а потом едут в поселок Алтеево на дачу. Выглядит, как в детской игре. Стоп….. горячий чай выплеснулся на колено, но она даже не заметила ожога! Кажется, вот оно, решение! Оно же очевидно… господи, почему не видела раньше? Схватив ручку, стала лихорадочно писать. Когда листок бумаги был исписан полностью, она уставилась прямо на него, не веря своим глазам! Это было настолько поразительно, что на какое-то мгновение просто потеряла дар речи! Очевидно. Просто и очевидно. Как она могла не догадаться? Найдя разгадку, она смотрела на лист бумаги, а потом спрятала его в карман, сложив очень бережно, как даргоценный пергамент. Потом потянулась к телефону.

Рыжая Соня плакала и смеялась одновременно:

— господи, как я счатлива… Я думала, что ты или уехала, или произошло самое плохое, и ты уже на дне моря! Ты так внезапно исчезла! Что с тобой? Что произошло или происходит? Ты где?

— там, где и должна быть — в Южногорске. Со мной все в порядке. Расскажу при встрече! А пока — мне нужна твоя помощь. Где находится история болезни и смерти Сережи Анкина?

— Что — о — о??!!

— Сережи Анкина!

— В архиве.

— ты можешь взять завтра утром?

— конечно!

— Так вот: я хочу, чтобы утром, как только придешь на работу, ты взяла эти документы из архива, а я приеду и прочитаю всю папку в твоем кабинете! Ты можешь это сделать?

— Без проблем! Ты что-то нашла?

— Кое-что. Скажи, Сережа Анкин точно говорил о клоуне?

— Точно! Я запомню это, наверное, до конца жизни! Страшные слова: «клоун плохой». Они так важны?

— Очень! Я позвонила тебе потому, что Сережа Анкин не единственный, кто говорил о клоуне, понимаешь?

— Честно говоря, нет. Ты знаешь, кто этот клоун и о чем речь?

— Кажется, знаю. Я приеду утром, пораньше. Никому не говори о моем звонке!

— Само собой разумеется. Но я…

— до завтра.

Положив трубку, она вздохнула с облегчением. Второе дело сделано. Если так пойдет и дальше… Потом она отправилась рыться в шкафу. Где-то в глубине ящиков у Светы хранилась большая карта города и области. Особенно — области. 

Глава 38

Все это было похоже на удары бетоной плитой по ее больной голове. Глупо, конечно, просыпаться от истерических воплей за окном и думать при этом, что тебя убили. Все смешалось в сплошную дьявольскую какафонию: удары тяжести обо что-то (землю? Дом? Ее голову?), вопли, мат, хлопанье дверей и снова, над всем этим — бассовитые мужские речитативы и истерически пульсирующие, надсадные женские вопли. Вытянувшись в стурну и натянув одеяло на голову, она забыла, на каком свете находится и (уж конечно) забыла о том, кто она есть. Вырывать именно так из сна было очень жестоко, и в первые секунды своего возвращения в реальность она все не могла смириться с этой жестокостью, а, значит, вовремя прийти в себя. Потом под одеялом стало слишком душно, и она немного ослабила хватку. А комнату прорезал невесомый луч рассвета и не понятным осталось то, чем он все-таки был: первым вестником утра или настоящим солнечным лучом. Тяжело вздохнув (разумеется, вопли продолжались) она села в постели и чуть прикрыла ладонью глаза. Мысли текли плавно, как масло. И были более прозрачными, чем накануне.

Квартира Светы в первых лучах утреннего света выглядела не плохо, даже уютно. А самым главным было то, что она дожила до рассвета. Все-таки — дожила. Она была живой. И жизнь заставила ее проснуться, и не только потому, что под ее окном бурно выясняли отношения какие-то пьяные грузчики (или трезвые дворники). А потому, что ей очень хотелось жить.

Опустив руки (глаза теперь решительно смотрели на свет) она прислушивалась к разговору. Мат, грубая ругань, информация о близких росдтвенников оппонентов и полное отсутствие самого предмета спора. Изредка в ругань вмешивалась какая-то женищна и начинала вопить о том, что кто-то из ругавшихся мужчин давно и со всеми последствиями сидит у нее на голове. И так продолжалось все время, словно по какому-то замкнутому кругу. Спрыгнув с постели, она отдернула занавеску.

Прямо под ее окнами, неуклюже привалившись к ограде палисадника поцарапанным боком, застрял грузовой белый фургон, чем-то похожий на закрытый микроавтобус, но только более древнего происхождения. Грузовичок выглядел жалко и удручающе? Печальный, рабочий ослик какого-то бедственного работяги, вынужденного подниматься чуть свет, чтобы прокормить семью. Не менее печально выглядел и его оппонент: жигуленок с облупленной красной краской, который из-за неудачного местоположения фургончика никак не мог выехать из примитивного вдора, минуя палисадник. Короче: грузовичок неуклюже перекрывал дорогу жигуленку, и возое покосившейся ограды чахлого палисадника дружно митинговали водитель жигуленка, водитель грузовичка и, грозно высунувшаяся из окна первого этажа, воинственно потрясающая бигудями, чья-то жена. Заурядная, примитивная и знакомая сцена. Она посмотрела на часы рядом с диваном: 5.28 утра. Между тем ссора не заканчивалась: никто не собирался сдаваться первым. Она посмотрела внимательней на грузовичок. По его белому борту шла длинная надпись жирным черными буквами: ЗАВОД ОЛЕГА ТЕЛАЕВА — УВЕРЕННОСТЬ В ЗАВТРАШНЕМ ДНЕ. Завод Олега Телаева. В этих словах что-то показалось ей знакомым. Она вспомнила огромные рекламные бигборды и плакаты по всему городу, на которых расхваливался этот самый завод Олега Телаева и его продукция, лучшая в мире и соот вествующая всем европейским стандартам. Какая продукция? Это она так и не сумела понять. Ясным было только одно: пресловутый завод какого-то там Олега Телаева обладает достаточным количеством денег, чтобы назойливо мусолить глаза всем жителям Южногорска, навязчиво повествуя на каждом шагу о своем существовании. То, что вся реклама была примитивной, безграмотной, не давала представления о продукции и непонятно о чем рассказывала — был уже второй вопрос. Жалкий грузовичок, очевидно, тоже относился к хваленному предприятию. Странно. Неужели у этого Лега Телаева хватало средств на рекламный мозговой штурм (который сделал дырку во всех мозгах), но не хватало денег на закупку более современно и удобного оборудования? Она усмехнулась. Да что она понимает во всех этих заводах, безграмотные руководители которых делают по пять ошибок в слове «бизнесмен». Внезапно ее внимание переключилось на другое: из дверей подъезда выскользнула знакомая фигурка в спортивном костюме, с симпатичным терьером на поводке. Очаровательная соседка покойной Аллы Павловны. И подробный информатор об ее непутевом сыне. Что ж, отличный повод кое-что узнать. Недолго думая, она набросила на себя спортивный костюм и выскользнула из квартиры.