Паутина удачи - Оксана Демченко

Еще я научилась брать силу, немного и незаметно, чтобы пользоваться ею для простейших упражнений. Две «шестерки» в кости я могу выбросить и без того. А вот при пяти-шести фишках в стаканчике уже нуждаюсь в помощи внешнего источника. Скучно это – сидеть и бросать по схемам, выданным Юнцем. Его указания мне доставляет Леха, сочувственно вздыхает и советует терпеть. Может, оно и кажется бессмысленным – бросать кости, однако именно так следует тренировать дозированность воздействия и его точность. И я терплю… «6-5-6-4-3 выложить в ряд»; «1-1-1-6-1 рассыпать кольцом» и так далее. До тяжелой, неснимаемой головной боли. Мне эти кости снятся. Я их ненавижу всей душой и глубоко убеждена, что выдумал их ректор исключительно с одной целью – чтобы отвлечь меня от моих черных предчувствий. Как будто не думать и не слушать свое сердце – значит подготовиться к приходу беды…

Лешка иногда с интересом наблюдает за моей практикой. Однажды не выдержал и спросил:

– Как ты их ощущаешь? Я неплохой стихийщик, могу идентифицировать каждую кость и слегка добавить искажение в механику ее движения. А ты?

– Опускаю, как на нитях, – пожала плечами я. – Эти кости вроде марионеток. Послушные. Все вместе они р-раз – и выкладываются в нужный узор.

– Непостижимо мне твое «р-раз», – вздохнул Леха. – Я отслеживал – никаких изменений в физических параметрах объектов. Вес, ускорение, дополнительный подвод энергии… Что же их заставляет лечь именно так?

– Случайность, – отозвалась я гордо, хоть и нет для этого особых причин. – Я просто отпускаю их в полет в нужный момент. И знаю, какой момент нужный.

– Тогда в упражнении есть смысл, – отметил Леха. – Оно явно приучает тебя строить этот самый узор.

– Костей?

– Обстоятельств, Рена, – важно поднял он палец и изогнул бровь, пародируя Юнца.

Я запомнила. Стала бросать кости еще усерднее и нагибаться над ними ниже, потому что управлять этими игрушками с пятнышками на боках – детская забава. А вдалеке кто-то могучий и страшный уже затеял иную игру, посерьезнее. Какую? Дни шли, а я все гадала, охала и пила успокаивающий настой.

Яша прибыл в пансион после обеда, мы с Томой как раз убирались в своей комнатке и обсуждали очередную поездку на пикник. Помощник Потапыча вызвал меня в парк, усадил на лавочку и, непривычно тревожно озираясь по сторонам и хмурясь, облек в слова то невнятное облако беды, которое меня душило все упорнее день ото дня.

– Твоего дедушку Корнея ранили, но неопасно. Твоя мама едет в столицу, а отца сюда везут, он под арестом.

Я молча кивнула, поскольку пока не услышала ничего страшного по-настоящему. Все живы – уже хорошо. Дед выберется, для него удар даже пройдет с пользой, я сразу приметила, едва прозвучало имя. Яша, кажется, решил, что я плохо поняла сказанное или нахожусь в ступоре. Помолчал, виновато поджав губы.

– Твоим отцом заинтересовалась магическая полиция. Даже Потапыч пока не может никак повлиять на дело. Имеется прямой приказ первого мага страны.

Я прикрыла глаза и еще раз кивнула. Яша немножко посидел рядом, ожидая хоть какого-то ответа, и ушел, не рискнув беспокоить снова. Вот теперь мне было страшно. Перед мысленным взором с удивительной и небывалой прежде четкостью возникло зеленое поле стола, шары – людские души. Я знала каждую, имела информацию об обстоятельствах и потому прекрасно понимала грядущие движения. Главная угроза исходно нацеливалась на маму, выглядела неотвратимой, весьма темной. Но люди – они ведь не бильярдные шарики. Не всякий безвольно поддается удару, не всякий ждет его, замерев на месте. Король – тут и вглядываться не надо, я папу знаю – сразу прикрыл семью, действовал решительно и не думая о последствиях для себя самого. Новое размещение не просто зачернило удачу отца, оно сделало следующий удар последним для него. На воображаемом поле, где Вдова без малейшей жалости играла живыми людьми, сбрасывая их в смерть и забвение ради успеха партии, именно теперь любое новое движение шаров, любое, уничтожало самого дорогого мне человека. Он так выбрал. Вот только до сих пор партия игралась нашей повелительницей без настоящего партнера.

Я открыла глаза. Рядом, само собой, уже стояла Тома с теплой шубкой через руку и очередным стаканчиком успокоительной настойки. Смотрела на меня со слезами в глазах:

– Бэкки, не надо так убиваться. Платон Потапович к тебе благоволит, он что-нибудь да придумает. И ректор Юнц нас не бросит, и мой папа. И даже Лешенька. Все обойдется. Идем домой, тебе надо отдохнуть, успокоиться.

Она так мягко и настойчиво укутала меня, что я и не пыталась спорить. К тому же отдых мне точно нужен. В покое легче проследить не только саму угрозу, но и положение находящегося в опасности. Наверное, я справлюсь, по крайней мере мне так казалось. Очередной удар в партии Вдовы еще не нанесен, и можно попытаться успеть что-то подправить.

Тома подняла на ноги весь пансион, прибежал врач, всполошилась директриса. Меня накачали снотворным и освободили от занятий на ближайшие два дня, заподозрив модную ныне у состоятельных людей мигрень. Ночь прошла без приключений и сновидений: лекарства сработали. Лишь под утро я впала в состояние, когда и думать удобно, и видеть свет везения легко.

Удача слоилась и плыла, я в полудреме была так основательно ею пропитана, что смогла-таки точно установить важное, ради чего стремилась к покою. Моя судьба странным образом неравнодушна к вокзалу Потапыча. Там меня облили грязью, там же я выиграла табакерку-метку для деда, оттуда смогла заполучить дивную сумочку работы Ушковой-младшей.

Теперь к вокзалу, а точнее, к тупику близ магического депо движется нужный мне вагон. И сегодня весь день для отца спокойный, равномерно серый. Значит, некто пока что пробует испортить жизнь Королю обычным способом. Немагическим и без вмешательства высоких чинов, я так полагаю. А вот ночь… Ночь чернее сапожной ваксы, бездоннее болота, из которого папа меня выволок давным-давно, выкрикнув новое имя. Нет в ночи света удачи. Для моих родных и для меня самой – нет…

К полудню я сделала вид, что мне весьма и весьма плохо. В пансионе изрядно перепугались, перевели меня в больничное крыло, снова напичкали снотворным, которое я с моим везением, само собой, успела незаметно выплеснуть в герань. Она тут живет давно, привычная, и не такое терпела от нас, мнимых больных. Врач ушел, велел меня не беспокоить до рассвета. Тома упрямо осталась.

– Что ты выдумала? – спросила она, едва шаги стихли вдали, за поворотом коридора.

– Врать бесполезно? – уточнила я.

– Абсолютно!

– Мне надо в город, на главный вокзал. Обязательно до сумерек.

Тома вздохнула и стала снимать с меня свою приметную душегрейку. Сунула сумочку, шляпку. Указала рукой на вешалку, где пристроилось на плечиках ее аккуратное пальто.