Я/Или ад - Егор Георгиевич Радов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как всегда! — торжествующе заявила Аглая. — Или я — или он!
— Или ты — или ты… — тихо прошептал Альберт. — Или, как написал Констатин Кедров: “Или он, или Ада, или Илион, или Илиада”… Я пойду… — Он резко вышел из комнаты.
— Ну а я?.. — обиженно крикнула Аглая и выбежала за ним.
— Я остаюсь с ними, — решил Ихтеолус и пошел вперед, в дверь.
Занавес этой Вселенной раскрывается. Общие аплодисменты.
Ихтеолус, Аглая и Альберт чинно сидят на кухне и пьют пиво “Бочкарев”, закусывая его тигровыми креветками. Ихтеолус хочет прояснить вопрос, но он явно попал впросак, никак не улавливая происходящее и отказываясь оценивать произошедшее. Можно считать, что случилось что-то с ним самим как таковым. Альберт и Аглая пытаются разъяснить ему его личную истину и направить его собственный путь. Если бы только они были они. Если бы только они не были я, как уже заявлено. Если бы я не было убито, как указано где-то до этого. Если я — не они. Если я вообще существует или существенно. Если бы Ихтеолус понимал (если бы он не был таким придурком, аааа!!!!), если бы Альберт мог!..
— Ну и что ты можешь мне сообщить, придурок, аааа (!!!!), несчастье моих мгновений! Зачем ты явился сюда, откуда, для чего?!.. Отвечай!
— Я был святым, или я спал, но потом я прозрел и стал Великим Виконтом. Вылетев сквозь Солнце, я прошел через мощное испытание и искушение, которое с честью выдержал, и были мне дарованы абсолютная свобода и власть, и я наконец стал самим собой! Но мир отпал меня; мир не заметил меня; мир меня не принял. Пришлось его разрушить до основания, а затем вернуться к тебе, моя дорогая, милая, родная, — разве не с тобой я был тогда в вонючей помойке, разве не с тобой мы летели сквозь солнечный свет?..
— Тебя со мной не было, со мной был он. Тебя со мной не могло быть, ты вообще не имеешься в виду, ты запутался, я тебя выгнала, ты бредишь, ничего ты не нашел, потому что ничего подлинного не искал!
— Что может быть подлинного в этой реальности, когда она проистекает лишь из самой себя и собой заканчивается! Она — это хлопок многозначительности, при ближайшем рассмотрении не имеющий даже ни одной собственной частицы, не говоря уже о конструкциях. В ней надо жить, а не размышлять! Она — это я.
— Нет, это — я!
— Нет, я!
— Нет, я!
Ихтеолус, Аглая и Альберт, в восторге спора уставившись друг на друга, пьют пиво “Бочкарев” и закусывают его большими тигровыми креветками. Они все говорят разом; невозможно уследить, кто когда и кто тут есть кто.
— В конце концов, тебе уже было сказано, что ты — в раю, но ты отказываешься это просто принять, а продолжаешь пробовать на прочность все то, что не имеет ничего такого. Ты возжелал получить “я”, а теперь вдруг недоволен, когда у тебя его отняли! Какая же тебе разница? Чего же ты хочешь?..
— Я хочу быть самым, самым, самым великим, могущественным, сильным, и так далее, во всем, и…
— Уже был. Что дальше?
— Я нашел себя! Теперь я — это я.
— А я — это я.
— А я… Да что с ним говорить с этим придурком, аааа???
— Ты хотя бы помнишь, кем ты был?..
— Я был без ноги. Потом ты меня выгнал, я заснул.
— Или?..
— Или я летел сквозь Солнце, потом погиб.
— Или?
— Или я был в пруду среди раков и попал в рай. Но это был ад!
— Или… Какая разница? И где же ты теперь?
— В аду… В раю… Посередине… Живу… Нет… Не помню!
— Хочешь вспомнить, кем ты был на самом деле? Прежде чем…
Ихтеолус, Аглая и Альберт, негромко переговариваясь, попивают пиво “Бочкарев” с тигровыми креветками, каждую из которых они с аппетитом съедают, обгладывая клешни. Почти невозможно уследить их тихий диалог. Возможно, говорит все время кто-то один, а остальные громко чмокают и чавкают, поедая креветки с пивом.
— Так ты хочешь все вспомнить? Хочешь?
— Это бесполезно. Он придурок. Легче вспомнить все мне.
— Ты ни при чем. Ты — это я.
— Нет, я!
— Хочешь вспомнить, кем ты был?..
— А… как это сделать?
— Ты исповедался, прежде чем попасть… сюда. И туда. И вообще. И твоя исповедь есть. Она существует. Вот она. Вспоминай и пойми.
— Где он?
— А где я?
— Там, где он. Он вспоминает. Ты вспоминаешь. Я вспоминаю.
Исповедь великого грешника
Ихтеолуса Среднерусского,
прозванного за свои
ужасные прегрешения
Homo sexus.
Исповедь записана и сверена игуменьей Аглаей (в миру Алиса И.) в присутствии преп. отца Льва Африканского. Таинство свершилось в Пустыни Берега Слоновой Кости Бвафлийского монастыря святого Адольфа.
Я родился и вырос в деревне Дорофеево Судогодского района Владимирской области, в самом сердце, как говорится, Среднерусской Возвышенности, которое, по своим природным красотам — рекам, лесам, обилию грибов, рыбы — справедливо может быть названо настоящим раем на Земле. Крестили меня под именем Григорий, хотя родители дали мне какое-то совершенно несуразное и непонятное имя “Ихтеолус”, которое вроде мой папаша вычитал в какой-то книжке, что вечно валялась у нас почему-то в сенях, и иногда, в детстве использовалась мною для туалетных надобностей — с бумагой, конечно же, у нас тогда было туго. Отец мой, Александр Сергеевич, сколько я себя помню, всегда сильно пил. Напиваясь, буянил, часто бил мать, доставалось и мне. Я был единственным ребенком в семье — нет, вру, до меня еще родилась моя сестра Лариса, которой сразу же был поставлен диагноз “идиотизм”, и родители сдали ее в специальную психушку на постоянное жительство; с тех пор о ней никто ничего не слышал. Мать почти все время ходила в синяках, но развестись с мужем не хотела, поскольку боялась потерять семью, да у нас, в общем, все так жили и это считалось в порядке вещей. Однажды отец, сильно напившись, стал кричать на мать, что она отравила всю его жизнь, родила двух неполноценных “выблядков” (так он выразился) непонятно от кого, а теперь хочет его убить. Но он, мол, не даст этого ей сделать, а убьет ее сам и сейчас же. После чего он бросился на испуганную мать с кулаками, но я, который при этом, как обычно, присутствовал, успел подставить ему подножку, поскольку хотел защитить мать. Отец резко рухнул, сделав по инерции еще
