Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах - Натан Альтерман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но в таком случае вопрос о национальных обязанностях принимает новую форму. Свое отрицательное отношение к национальной религии националисты могут оправдывать тем, что вера не зависит от воли, и ее нельзя делать основой национальной жизни. Но раз мы пришли к сознанию, что под облачением религии скрыта наиболее важная область национальной жизни — национальная этика, проистекающая из духа народа и его исторической жизни, то не получаем ли мы право требовать у всех приверженцев национальной идеи, чтобы они серьезно отнеслись к истинной национальной этике и постарались согласовать с ней свою личную жизнь?
Так, например, все согласны с тем, что знание и употребление национального языка есть одно из наиболее пригодных средств для утверждения в народе национального духа, хотя весьма трудно ясно указать, где эти признаки особенного национального духа, проявляющиеся в разных языках; сколько ученых исследователей пытались отыскать эти признаки и не нашли ничего, кроме разве самого общего и неопределенного отношения между данным языком и духом народа, который на нем говорит. Понятно поэтому, что указывая на язык как на средство сближения с национальным духом, мы опираемся на следующее умозаключение: язык создан национальным духом, а так как великий создатель запечатлевает своим собственным «я» свое создание, или, как утверждает хасидизм, «сила деятеля в содеянном»[105], то во всяком языке необходимо присутствуют свойства того национального духа, которым он был создан, и поэтому, хотя мы и не можем указать, где эти свойства в языке, все же нам ясно, что употребление национального языка приближает нас к национальному духу. А если это верно по отношению к языку, то во сколько раз более верно по отношению к этике. В конце концов, язык есть отражение жизни и духовного склада, между тем как этика есть непосредственное отношение между внутренним духом и внешней жизнью, и раз человек привыкает относиться ко всем явлениям жизни в согласии с основами национальной этики, даже если сначала он это будет делать искусственно, повинуясь заученному требованию, он в конце концов ощутит в себе тот живой источник, тот внутренний дух, из которого проистекает национальная этика, и тогда это отношение станет для него естественным, само собою вытекающим из глубины его души.
Я думаю, что один из многих примеров больше поможет уяснить сущность дела, чем отвлеченные рассуждения.
Наверное, уже многие, особенно среди сионистов, обратили внимание на следующее странное явление: два писателя, которые всеми признаны за вождей сионистского движения, Герцль и Нордау, выступили в последнее время каждый с «еврейской» драмой. Сначала выступил Герцль, около года тому назад, со своей книгой «Новое гетто» (переиздание драмы «Гетто», 1894), а вслед за ним, совсем недавно, Нордау выпустил новую драму под заглавием «Доктор Кон» (1898). По сюжету этих драм ясно видно, что задачей их авторов было выяснить сущность еврейской национальности, как они ее понимают, посредством изображения двух евреев, которые получили чисто немецкое воспитание, но которые, видя, что в глазах природных немцев они, несмотря на все усилия, остаются чужими, вернулись к своему народу. Замечательно, что оба эти «героя» — и доктор Самуэль Герцля, и доктор Кон Макса Нордау — кончают дуэлью, на которой и погибают для спасения своей оскорбленной «чести», т. е. для того, чтобы не дать повода своим немецким согражданам говорить, что они трусливые евреи, которые позволяют оскорблять себя и не отвечают на оскорбления мечом и кровью! Правда, герой Герцля — человек без надлежащей ясности в мыслях, и мы не знаем — да и он сам, по-видимому, не знает, — что он такое, чего он хочет и что должно означать его предсмертное восклицание: «Прочь из гетто!»; но доктор Кон Макса Нордау — человек высокопросвещенный, который смотрит на окружающее раскрытыми глазами и отдает самому себе ясный отчет во всех своих взглядах и поступках. Он не боится открыто и громко заявить, что он принадлежит не к немецкому, а к еврейскому народу, и когда его спрашивают, как может существовать народ без страны и без языка, он отвечает тотчас, без долгих размышлений (из чего видно, что этот ответ не только что пришел ему в голову, а есть плод его давнишнего задушевного убеждения): «Мы постараемся добыть себе страну, и мы должны снова вспомнить наш язык, который мы забыли». Доктор Кон является, следовательно, не только еврейским националистом, но и настоящим «политическим сионистом», хотя он ни разу не произносит имени Сиона. И этот сионист вызывает на дуэль одного немецкого офицера, бессердечного «юнкера», и идет на смерть из-за того, что тот сказал ему: «Я считаю вас трусом и презираю вас».
Мне нет надобности объяснять, до какой степени этот поступок, противоречит основаниям нашей национальной этики — не только предписаниям нашей религии, но и самой сущности нравственного чувства, живущего в нас. Европейские народы в целом — за исключением нескольких отдельных писателей и ученых — не могут до сих пор освободиться от того грубого представления, что обида, причиненная нам другими, налагает на нас обязанность смыть ее кровью. Истинный же еврей — тот, сердечные струны которого приводятся в движение национальной этикой, — знает и ощущает всей душой, что тысячелетняя культура высоко поднимает его над таким диким поступком, пережитком первобытного варварства, и его «чувство чести» остается незатронутым и не терпит ни малейшего ущерба от оскорблений какого-нибудь грубияна. Он отвечает на них только взглядом, исполненным презрения, и проходит мимо.
Почему же не думает и не чувствует так еврейский националист и сионист доктор Кон?
Может быть, вы подумаете: он поступил так под влиянием понятий, усвоенных в детстве, когда он еще не был националистом, он в припадке ярости сбился с истинного пути и забыл о своем национальном долге, так что, совершая этот поступок, он только совершил «грех, внушенный духом безумия»[106]. Но нет! Доктор Кон объясняет своей возлюбленной, которая умоляет его простить обидчика, что он и сам хотел бы исполнить ее просьбу, но что он не имеет права этого сделать, потому что он — еврей! «Дело получит огласку, и, как обыкновенно, по
