Кинбурн - Александр Кондратьевич Глушко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андрей прижался к саманной стенке сарая и достал кремень. Побаивался только, как бы собаки не залаяли, не разбудили прежде времени сторожей и челядь. Торопился высечь огонь, поднести его к сухой соломе — пусть горит, уничтожает панское добро. Пока опомнятся, поднимут тревогу, его и след простынет, ищи тогда ветра в поле.
Ослепительно красные искорки брызнули из-под руки. Еще миг — и он разведет такой костер, какого не видывала степь. Представил себе, как будет неистовствовать Мовшин, ища виновных. Его сыщики будут метаться по всем хуторам, вынюхивать, допытываться... И рука с фитилем так и замерла в воздухе. «Что же это я делаю? — обожгла Андрея мысль. — Да они же сразу догадаются, откуда беда взялась». Не за себя боялся — знал, на что идет. Сдерживало другое: вдова могла пострадать, дети ее. Непременно обвинят Тараса в мести за своего отца, и никто не спасет мальчика.
Кончиками пальцев Чигрин погасил фитиль и будто в душе своей унял сильный жар. Даже потемнело в глазах. Равнодушным взглядом он окинул невыразительные в темноте здания экономии и, постояв несколько минут в задумчивости, начал спускаться к коню.
Осторожная лиса, прятавшаяся в траве и тихо подкрадывавшаяся к низенькому курятнику экономии, шарахнулась в сторону от коня, который стремительно пронесся мимо, заглушая топотом копыт беспорядочное стрекотание ночных сверчков.
II— Представьте себе, граф, мое положение. — Екатерина не отрываясь смотрела в открытые окна верхнего салона галеры на зеленый берег Днепра, где время от времени появлялись акуратные домики, толпы людей, легкие кавалерийские эскадроны. — От Петербурга и до Киева я думала, что пружины моей империи ослабели. А теперь убедилась, что ошиблась. Действуют. Даже дышать стало легче. Я сплю по восемь — десять часов, ем с редкостным аппетитом.
— На Украине, ваше величество, климат мягче, — объяснил Безбородко.
— О да, — согласилась царица. — Я уже сожалею, что не здесь построен Петербург. Хотя и в этих краях бывает по-всякому... — вспомнила она недавнюю бурю, которая изрядно потрепала их флотилию.
Александр Андреевич Безбородко вошел в кабинет императрицы с утренними сообщениями, депешами послов, поступившими в последнее время, но Екатерина, вопреки обыкновению, даже не взглянула в его сторону.
— Меня заверяли, — продолжала она, не обращая никакого внимания на бумаги в руках гофмейстера, — что берега Борисфена совсем дикие, безлюдные, что здесь живой души не найдешь, а нас встречают сотни поселян. Я вижу, граф, их жилища, скот...
— Край заселяется, — сдержанно ответил Безбородко.
Не мог же он сказать императрице, что стада скота, отары овец перегоняют ночью на новые места, а аккуратные хатки перевозят на волах следом за ними. Много странных черт было у энергичного генерал-губернатора Новороссии Григория Александровича Потемкина. Но обладал светлейший и непревзойденным умением напускать туман. Граф, конечно, догадывался, что это за люди толпились на берегах...
Екатерина открыла табакерку с портретом Петра Первого, поднесла ее к лицу.
— Я вас слушаю, граф, — сказала, вдыхая табак и щурясь от наслаждения. — Чем порадуете?
— Сегодня утром, государыня, — сказал Безбородко, — от генерал-майора Синельникова прибыл курьер. Император австрийский Иосиф Второй не дождался нашей флотилии в Херсоне и выехал навстречу в экипаже под именем графа Фалькенштейна.
— Они что, сговорились? — щелкнула табакеркой царица. — Кому нужна детская игра в жмурки?
— Очевидно, император не хотел привлекать внимание посторонних к своей особе, — высказал предположение Александр Андреевич.
— Я же не прикрываюсь дворянским титулом, — высокомерно взглянула на гофмейстера Екатерина. — Зачем маскироваться?
— Вена побаивается военного столкновения с Турцией, возможно, поэтому император и прибыл к нам инкогнито, — развивал свою мысль Безбородко.
— А что, Порта в самом деле угрожает Австрии? — поинтересовалась Екатерина.
— В Стамбуле, — развел руками Александр Андреевич, — знают о «секретном артикуле» русско-австрийского договора. Поэтому и держат войска на Дунае. Но там всего один корпус. Так, для острастки. Порта сегодня усиленно расширяет свой флот. Капудан-паша Гази-Гасан даже школу открыл в Стамбуле для подготовки навигаторов. Такого еще не было. На турецкие верфи приглашены английские и голландские мастера. — Безбородко полистал бумаги. — Турецкий флот на Черном море уже имеет две тысячи триста пушек.
— Хотят все-таки захватить Тавриду, — вырвалось у Екатерины.
— Прусский министр подстрекает диван, — сказал Безбородко, — склоняет Порту к войне с Россией, обещает даже заручиться помощью шведского двора.
— Принимай великодушно, что делает дурак, — небрежно кинула императрица. — Фридриху-Вильгельму давно пора бы понять, что его министр Герцберг наносит больший вред собственному монарху, чем мне. Мой неистовый кузен Густав скорее сломает свою шею, чем ступит на землю Кронштадта или Петербурга.
— Но турки верят обещаниям, — продолжал Безбородко. — И в последнее время ведут себя весьма дерзко. В Кандии сорвали флаг со здания нашего консульства, в Кинбурнских озерах выбирают в три раза больше соли, чем дозволено договором. Если бы не наша крепость на косе...
— Знаю, Кинбурн для них как бельмо на глазу, — не дала ему закончить Екатерина. — Да и нам, граф, не помешало бы освободиться от очаковских пушек, потому что, если дойдет до драки, лучше самим побить, чем позволить, чтобы тебе намяли бока.
— Наши сухопутные войска, ваше величество, подготовлены лучше турецких, — похвалился граф.
— Если все так обучены, как солдаты генерала Суворова, я спокойна, — ответила царица.
Безбородко и сам еще находился под впечатлением маневров пеших и конных войск, которые устроил им возле Кременчуга Суворов. Привлекал уже внешний вид его солдат. Вместо длиннополых кафтанов, сковывавших движения, — короткие куртки и камзольчики без рукавов. Исчезли букли и косы, громоздкие шляпы. На коротко остриженных головах мушкетеров — легкие каски с плюмажем. Обшитые внизу кожей суконные шаровары заправлены в сапоги с короткими голенищами. Когда же после огневой подготовки полковые
