Владычица озера - Анджей Сапковский

– Почему нам? – холодно перебил ландскнехт. – Комета высоко летит, из Нильфгаарда ее тоже видать, не говоря уж о долине Ины, откуда, говорят, Менно Коегоорн движется. Черные тоже в небо глядят и комету видят. Так почему же не принять, что она не нам, а им поражение ворожит? Что это их трупы будут грудами уложены?

– Точно! – буркнул второй ландскнехт. – Это им горе-то, Черным!

– А ловко вы это, милсдари, сообразили!

– Конечно.

***

Они миновали окружающие Вызиму леса, вышли на луга и пастбища. Здесь паслись целые табуны лошадей, самых разных – кавалерийских, упряжных, тягловых тяжелых першеронов. Травы, как обычно в марте, на лугах было что кот наплакал, но стояли скирды и телеги, полные сена.

– Ну, видитя? – облизнул губы Окультих. – И-эх, коняшки! И никто не стерегеть! Бери-выбирай!

– Заткни хлебало, – прошипел Щук и подхалимски улыбнулся ландскнехтам выщербленными зубами. – Он, гошпода, в кавалерии вожмечталша шлужить, потому так на этих коняг жырытшя.

– В кавалерии! – бросил ландскнехт. – Ишь что хаму мечтается! Конюхом ему быть, навоз из-под лошадей вилами выгребать да на тачке вывозить!

– Швятую иштину, милшдарь, говорите.

Двинулись дальше, наконец добрались до дамбы, идущей вдоль прудов и каналов. И неожиданно над верхушками ольх увидели красные черепицы вздымающихся над озером башен вызимского замка.

– Ну, стало быть, мы почти на месте, – сказал торговец. – Чуете?

– Фууу! – скривился Мэльфи. – Что за вонь? Что такое?

– Наверно, шолдаты ш голодухи подохли на королевшкой шлужбе, – забурчал у них за спинами Щук, но так, чтобы ландскнехты не расслышали.

– Чуть нос не своротит, э? – засмеялся один. – Верно, тут тысячами стоял люд военный на передыхе, а военный люд есть должен, а как поест, так бздит, прошу прощения. Таким уж фортелем природа людей сделала, и тут уж ничего не попишешь. Ну а то, что высрано, то в те вон рвы вывозят, вываливают, даже не присыпая. Зимой, пока мороз дерьмо прихватывал, оно как-то держалось, а с весны... Тьфу!

– И постоянно новые приходят и на старую кучу наваливают. – Второй ландскнехт тоже сплюнул. – А громкое жужжание слышите? Это мухи. Тут их тучи целые, ранней весной невиданное дело! Заверните носы кто чем может, не то в глаза и рот полезут, паскуды! И чем быстрее отсюда уберемся, тем лучше!

***

Миновали рвы, но отделаться от вони не удавалось. Даже наоборот. Ярре мог бы поклясться, что, чем ближе они подходили к городу, тем вонь становилась плотнее, насыщеннее, но в то же время понятнее, масштабнее и богаче оттенками. Воняли окружающие город воинские обозы и палатки. Вонял гигантский лазарет.

Вонял многолюдный и шумливый пригород, вонял вал, воняла земля у валов, воняли ворота, воняли площадки и улочки, воняли стены возвышающегося над городом замка. К счастью, ноздри быстро привыкли, и вскоре "добровольцам" было все равно, навоз ли это, падаль, кошачья моча или очередной пункт раздачи пищи.

Мухи были повсюду. Они настырно звенели, лезли в глаза, в нос. Их невозможно было отогнать. Проще – раздавить прямо на лице... либо разжевать.

Как только они вышли из тени ворот, в глаза им бросилась огромная картина на стене, изображающая рыцаря с нацеленным в них пальцем. Надпись под картиной кричала огромными буквами:

"ТЫ УЖЕ ЗАВЕРБОВАЛСЯ В СОЛДАТЫ?"

– Уже, уже, – буркнул ландскнехт. – К сожалению. Таких картин было множество, можно сказать – что ни стена, то картина. В основном – тот же рыцарь с пальцем, довольно часто попадалась Мать-Родина с развевающимися седыми волосами, за спиной у нее пылали деревни и висели младенцы, насаженные на острия нильфгаардских пик. Попадались также изображения эльфов с окровавленными ножами в зубах.

Ярре вдруг обернулся и увидел, что они остались одни: он, ландскнехты и торговец. Щук, Окультих, кметские новобранцы и Мэльфи испарились.

– Да-да, – подтвердил предположение ландскнехт, внимательно на него глядя. – Смылись твои дружки при первой же возможности, за первым же углом, замели след хвостами. И знаешь, что я тебе скажу, парень? Хорошо, что ваши дорожки разошлись. И не стремись к тому, чтобы сошлись снова.

– Жаль Мэльфи, – проворчал Ярре. – В принципе-то он неплохой парень.

– Каждый сам выбирает свою судьбу. А ты – пошли с нами. Покажем, где вербовочный пункт.

Они вышли на небольшую площадь, посреди которой на каменном возвышении стоял позорный столб. Вокруг позорного столба толпились жаждущие развлечений горожане и солдаты. Закованный в цепи осужденный, только что получивший грязью в лицо, плевался и плакал. Толпа рычала и корчилась от смеха.

– Эй! – крикнул ландскнехт. – Гляньте-ка, кого закандалили-то! Это ж Фусон. Интересно, за что его так?

– За земледелие, – поспешил разъяснить тучный горожанин в волчьей дохе и фетровой шапке.

– За что?

– За земледелие, – с нажимом повторил толстяк. – За то, что он сеял!

– Хо! Ну это уж вы, простите, навалили, будто вол после долгой жвачки, – засмеялся ландскнехт. – Я Фусона знаю, он сапожник, сапожников сын и сапожников внук. В жизни он не пахал, не сеял, не жал. Ну, говорю, ляпнули вы с этим сеянием, аж дух пошел.

– Собственные слова бейлифа! – распетушился мужчина. – Он будет у позорного столба до зари стоять за то, что сеял! А сеял он, злостник, по нильфгаардскому наущению и за нильфгаардские сребреники... Дивное, правду сказать, зерно сеял, какое-то, похоже, заморское... О, вспомнил. Дефетизьму [Дефетизм (Defaitisme, фр.) – пораженчество, отсутствие веры в победу.], вот чего.

– Верно-верно! – воскликнул продавец амулетов. – Слыхал я, говорили о том, нильфгаардские шпионы и эльфы мор ширят, колодцы, источники и ручьи разными ядами отравляют: то дурманом, то цикутой, то лепрой, то дефетизмами всякими.

– Ага, – кивнул горожанин в волчьей дохе. – Вчера двух эльфов повесили. Как пить дать за это ж самое отравление.

***

– За углом этой улочки, – показал ландскнехт, – корчма, в которой заседает вербовочная комиссия. Там растянута большая тряпка, на ней темерские лилии, кстати, знакомые тебе, парень, так что попадешь безошибочно. Ну, будь здоров! Дай нам боги встретиться в лучшие времена. Бывайте и вы, господин перекупщик.

Торговец громко кашлянул.

– Милостивые государи, – сказал он, копаясь в баулах и шкатулках, – позвольте за вашу помощь... Во знаки благодарности...

– Не беспокойтесь, добрый человек, – улыбнувшись, сказал ландскнехт. – Помогли, вот и все. И на том конец, что тут говорить...

– А может, чудотворную мазь от прострелов? – Торговец отыскал что-то на дне шкатулки. – Может, универсальное и безотказное средство супротив бронхита, подагры, паралича? Перхоть тоже облегчает. Может, бальзам смоляной супротив ужаления пчелиного, змеиного и вампирьего? Или талисман для защиты от последствий дурного сглаза?