Чужие дороги - Галина Дмитриевна Гончарова

Тони, понимая, что дело намного серьезнее, чем показалось с первого взгляда. Его обмануло отсутствие истерик, слез, криков и просьб, обычных в такой ситуации для любой женщины. Лилиан не смирилась, не приняла свою судьбу, она просто решила при первой же возможности все переиграть в свою пользу. Потому и спокойна — к чему тратить силы на слезы? — Вы должны понимать, что его величество Энтор...

— Планы его величества меня никоим образом не интересуют, — отрезала Лиля.

Тони покачал головой.

— Ваше сиятельство, лучше бы вам не говорить ничего подобного при его величестве. Наш монарх бывает несколько... поспешен в решениях...

Лиля пожала плечами.

— Не имею ни малейшего желания общаться с вашим монархом. А потому меня и не интересуют его привычки.

— йолагаю, значение имеют только желания монарха.

— Ваш монарх — вам его и удовлетворять, — отмахнулась Лиля.

Даже без желания нахамить. Сказала, как думала, а уж как и кто понял...

Бывает.

Тони покраснел. Потом побагровел... и решил, что убивать ценного пленника все же недальновидно. Лучше доставить ее к королю, а там уж пусть его величество сам решает. Энтони в любом случае заслужит свою награду — он-то все выполнил, графиню привез...

Хотя и без ее согласия.

Тут уж — как вышло, извините. Была б она посговорчивее, было бы вполне приятное путешествие для обоих.

Ладно, стоит перевести тему.

— Вы будете ужинать, Лилиан?

Лиля чуть сморщила нос. Но отказываться от еды — глупо. Ослабеешь и не сможешь бежать. Варить воду на тему обращений — еще глупее. И так ясно, как захотят, так и назовут, хоть Ржавой Кастрюлей. Оставалось только язвить в ответ.

— Да. Можете принести мне ужин в каюту.

Барон прекрасно понял посыл. И сравнение его, красивейшего и любимого, с официантом, мужчине не слишком понравилось. Глаза потемнели, словно море в штормовую погоду и стали не светло-зелеными, а темными, даже злыми.

— Вы не составите нам компанию?

— Вам — это кому?

— Мне и капитану с его помощниками.

— Хм... а разве пленникам не положено сидеть на одном месте и смирно?

Идти Лилиан не особенно хотелось, это и звучало в ее голосе.

— Вы не пленница, а моя дорогая гостья.

— А-а... понятно. И сколько я стою — по последнему предложению?

Барон поморщился.

— Более чем достаточно.

— Ну так скажите своим людям, что гостья закапризничала и видеть никого не желает.

Барон развел руками.

— Не могу. Сами понимаете, графиня, не хочется разочаровывать людей...

— А мне не хочется их очаровывать, — упиралась Лилиан. Она свято верила в старый принцип — лучше час потерпеть, чем три часа уговаривать. И вообще, пусть лучше уговаривают — ее.

Ей хочется и пройтись по кораблю, и узнать, что здесь за люди, и чего от них можно ждать, но...

Но!

Скажи она это барону, и ее запрут в каюте до самого берега. Кто б сомневался. Этот тип хоть и не похож на мелкого садиста, но она уже успела ему потоптаться по гордости. И в прямом смысле, и в переносном. Он и так-то не был ей другом, а сейчас тем более.

Нет уж.

Не нужен ей этот корабль. И барон не нужен. И вообще она останется у себя в каюте! Отвяжитесь!

Лиля так в это поверила, что сейчас испытывала серьезное раздражение. Вот чего ее куда-то тащат? Не желает она ни с кем общаться. Отвяжитесь!

Что главное в игре?

Поверить в то, что ты показываешь. Ты не играешь, ты живешь. И Лиля нетерпеливо постукивала ножницами по столу. Уберите, наконец, барона! Дайте делом заняться!

Энтони сдвинул брови.

— Ваш^сиятельство, я убедительно прошу вас присоединиться к нам за трапезой.

Лиля шваркнула ножницами об стол.

— Не хочу.

— И все же я настаиваю.

Графиня зашипела, но встала.–

— Господин Лофрейн. Раз уж вы меня похитили, извольте хотя бы избавить от лицезрения вашей отвратительной персоны!

; Лофрейн расплылся в паскудной улыбке. Кто бы сомневался — не избавит.

— Ваше сиятельство, вы можете голодать и впредь.

В пользе лечебного голодания Лиля не сомневалась, но три дня она и так уже... того-с. Проголодала.

— Надеюсь, мое присутствий пойдет вам не на пользу.

— Украсьте наше общество, ваше сиятельство.

— Говорят морская болезнь заразна, — уронила в пространство Лиля. А вдруг поверят и отвяжутся? Но нет, в такое не поверил даже Лофрейн. Обидно...

— Я настаиваю, ваше сиятельство.

Лиля плюнула, отложила раскрой и встала из-за стола.

— Чтоб вам всем опаршиветь...

Последнее было сказано так тихо, что Энтони притворился глухим. И все же...

Вот стерва!

* * *

М-да. Это ни разу не круизный лайнер — это единственное, что могла сказать Лилиан Иртон через десять минут.

Коридоры узенькие, потолки низкие, а кают-компания рассчитана на содержание двух некрупных кошек. Собак сюда уже запихивать жестоко, Ляля и Нанук точно не поместились бы.

Компания за столом была не слишком большая, и не особенно респектабельная. Даже в тусклом свете корабельного фонаря было видно, что каюта обшарпана, стол изрезан ножами вдоль и поперек, словно его специально кромсали, посуда грязная даже на вид, а обитатели корабля...

Выглядели они так, что бомжи двадцать первого века с удовольствием прикупили бы у них вещей для работы. Все засаленное, потрепанное, в заплатах...–

Понятно, глупо надевать нечто парадно-выходное на вахту. Но на ужин вроде принято переодеваться? Ладно, черт с ней, с одеждой, но хоть бы умылись! Или бороды расчесали...

Пираты?

Это, скорее, не волки, а неудачливые шакалы морских просторов. Хотя тоже опасные и гадкие. И тоже загрызть могут. Кто сказал, что шакал трусливый? То один, а поодиночке эта твари не бегают, предпочитают стаю. Умные, хитрые, вредные, а стаей и человека загрызут, не особо раздумывая.

Всего за столом было шесть человек.

Собственно, барон, капитан корабля, штурман, боцман и патер. И Лилиан.

Лиля обвела всех ледяным зеленым взглядом. Все же, с этими людьми ей жить бок о бок несколько недель. Итак, капитан.

Невысокий, с лицом, похожим на печеное яблоко, с виду добродушный, но глаза его выдают. Жесткие, холодные, неприветливого карего цвета. Казалось бы, карие глаза обычно теплые, но тут...

Осенний лист во льду.

— Капитан Джок Арран, — принялся представлять всех Энтони Лофрейн.

— Ваше сиятельство, — капитан встал и не слишком изящно поклонился. Лиля медленно наклонила голову, но говорить ничего не стала.

— Штурман. Гастон Ревье.