Галактический штрафбат. Смертники Звездных войн - Николай Бахрошин

— Ты, Милка, засунь свои советы сам знаешь куда, где им самое место! Я — никогда не надеюсь! — категорично заявил Вадик. — Я жду. Как фишка ляжет, так оно и будет! А как ляжет она, кто ее на орел — решку положит — черти ли, ангелы, мне все равно…

— Взводный, а взводный! — неожиданно вступила Игла. — Ты где там затих, командир?

Это уже по мою душу. Промолчать? Так ведь не отстанет.

— Чего? — откликнулся я.

— Взводный, ты меня любишь?

— Люблю.

— Сильно любишь?

— Почти как гангрену конечностей, — подтвердил я.

— Верхних или нижних? — с любопытством поинтересовался Компи, чудо — мальчик из продвинутого поколения компьютерных гениев, что для каждой мысли открывают в мозгу отдельный файл. Если бы чудо — мальчик еще не тырил деньги с армейских счетов, до сих пор бы сидел в штабе за своей чудо — техникой…

— Всех четырех, — пояснил я.

— Значит, любишь! — Игла шумно и удовлетворенно вздохнула.

Игла — хорошая девчонка и отличный солдат, на Тайге она показала, что не просто так дослужилась в разведке космодесанта до звания старшего сержанта. Она — командир отделения у меня во взводе, и командир хороший. Вот только лицо у нее, как видение в ночном кошмаре, это определенно. Наткнешься неожиданно взглядом — мороз по коже. Даже удивительно, насколько дисгармонично может сложить природа обычные, в общем, черты. Такое впечатление, словно бы ее еще при рождении тащили за голову нетрезвые акушеры, тащили, тащили с пьяным упорством, да так и бросили, заранее признав новорожденную нежизнеспособной. А та выжила, наперекор диагнозу, и теперь удивляет всех причудливой, лобасто — серповидной формой черепа, где уши, нос, рот и глаза расположились в каком-то нарочитом беспорядке, наползая друг на друга и ехидно кривляясь. Что касается фигуры, то она вполне подошла бы борцу силового стиля — широкие, ссутуленные плечи, мощные руки, свисающие почти до колен, неожиданно тонкая талия и короткие, сильные ноги — тумбы.

Молодая ведь девчонка, и умная, и веселая, и хороший товарищ, а глянешь на нее — сразу множественные ассоциации с сериалами о злодеях — генетиках и жертвах клонирования. Я знаю, она родилась и выросла на рудниках планеты Хатанга, там многие рождаются с отклонениями. Почему — неизвестно. Медики до сих пор разводят руками — все в порядке, мол, никаких видимых причин, никаких аномалий в экосфере не зафиксировано. Может, врут, а может, просто не знают, что фиксировать. Эта инопланетная экология во многом до сих пор тайна за семью печатями…

— Командир, а командир? — не отставала она.

— Ну, чего тебе еще?

— Ты меня трахнешь, наконец? Или девушка так и будет сохнуть во цвете лет?

Что удивительно, она ничуть не смущалась обсуждения своей, мягко говоря, своеобразной внешности. Наоборот, словно бы поощряла к этому. Сама вызывала на подобные разговоры, ковыряя и ковыряя собственный внешний вид, как незаживающую болячку.

Кто поймет этих женщин? А женщины, выполняющие мужскую работу, тем более загадочные существа.

— Трахнуть, говоришь… Наконец, говоришь… — Я сделал вид, что задумался. — Во цвете лет — это, конечно, довод. Только вот не знаю, как бы решиться… Уж больно ты, мать, страшна, не приведи господи, в безлунную ночь на узкой дороге… Только если уж совсем подопрет, тогда — не знаю…

— Умеешь ты, командир, сказать девушке приятное, — хихикнула наша душераздирающая красавица.

— Да и ты, вижу, мастерица головы кружить, — отговорился я.

Меня она доставала особенно часто, этакие кисло — сладкие шуточки, подколочки и подхихикиванья про любовь до гроба. Настолько часто, что уже не поймешь, где в каждой шутке кончается доля шутки. Слишком много внимания. «Влюбилась, что ли?» — думал я иногда. Вот только этого мне не хватало! Жалко ее, она хорошая, а хорошему человеку отказывать в такой малости, как любовь до гроба и верность практически до утра…

Тем временем взводный коллектив подхватил тему отношения полов со всем энтузиазмом застоявшегося солдатского кобелизма. Профессор, гнусно посмеиваясь, распинался, что не может до такой степени подпереть мужика, чтоб с Иглой — в папу — маму того — сего. Кривой неожиданно взялся отстаивать галантную точку зрения, рассуждая, что когда сперма от напряжения вскипает — и на ведьму полезешь, и хоть на Иглу. Остальные шумно сочувствовали обоим мнениям, сопели, пыхтели и пускали слюни.

Потом в разговор снова вмешалась Игла и томно поблагодарила Вадика за то, что поставил ее прелести сразу за ведьмой, а не после чертовой бабушки или, допустим, гигантского клешнястого скорпиона с планеты Сахара. При такой высокой оценке все-таки остается надежда на личную жизнь, потому что на каждую ведьму найдется свой леший, водяной или просто сучок замшелый. «Пусть и не такой замшелый, как сучки здесь присутствующих!» — подытожила она. Чем вызвала новый взрыв хохота и сальных шуточек.

Я же говорил — она умная! Женщине с внешностью монстра нелегко выживать без развитого чувства юмора.

— Да тихо вы, черти богохульные! Кончайте шуметь, надоели! Дайте хоть напоследок в тишине помолиться! — рыкнул Пастырь.

На этот раз все замолчали. Может, потому, что капсула вроде бы дернулась…

Нет, показалось…

Замечание Пастыря в общем и целом вполне справедливо. Не слишком геройское — в смысле напоследок, — но не лишено правды жизни. Если батареи планетарной защиты Казачка работают хорошо (а когда они у казаков работали плохо?), то плановая убыль при прохождении через атмосферу составит 20–30 % живой силы и техники. Помню из офицерских учебников по тактике десантирования — эти оптимистичные проценты потерь в штабах списываются сразу, еще до начала наземных боевых действий.

На технику мне, в общем, плевать, она все равно казенная. Пусть у адмиралов — генералов голова болит, как лучше сохранить матчасть, чтобы потом побольше украсть при списании по нормам полевых операций. Но выступать в роли живой силы приходится самому, а это уже совсем другая сторона медали, я бы добавил — прямо противоположная… Знать, что каждый третий — четвертый из батальона достигнет планеты только в виде молекул, которые неторопливо осядут на почву под воздействием гравитации, — не способствует и не вдохновляет.

Почувствовав, что капсула остается неподвижна, солдаты опять оживились.

— Разговорчики! — снова подал голос ротный Градник. — Взводный–2, почему у тебя посторонние разговорчики перед атакой?!

Это уже камешек в мой огород.

— Вот и я думаю, почему у меня разговорчики? — искренне ответил я.

Похоже, моя искренность его не порадовала. В ответ послышались звуки, похожие на сдавленное кудахтанье рассвирепевшей курицы.

Ну да, разговорчики…

А что он предпочел бы — импульсно — разделяющуюся боеголовку под задницу?

В учебниках по тактике об этом ни слова, но больше всего космодесантники ненавидят именно процесс десантирования. Унизительное ощущение — болтаться в капсуле модуля, как то самое в проруби, и гадать на досуге — попадет ли в тебя ракета, зенитный снаряд или первым заглянет на огонек «утюга» дальнобойный лазерный луч? В любом бою — тоже потери, тоже стреляют, убивают, жгут, распыляют и дезинтегрируют, зато при этом остается некое ощущение свободы воли, когда ты сам стреляешь, жжешь, распыляешь и дезинтегрируешь в отместку. Нет, в бою куда легче — броня несет, сканеры считывают местность, а упреждающие сигналы на дисплее шлема услужливо подсказывают, что вот сейчас, через секунду — две, тебя долбанет со всей дури боезаряда. Молись, солдатская душа, и готовься отбыть на попутной взрывной волне в направлении райских казарм. Если, конечно, ты еще не разуверился в божественном главнокомандовании после трех с лишним лет межпланетной войны, в которой есть все, кроме здравого смысла…

Итак, в бою — выбор, действие, противодействие — все-таки некий процесс, в котором участвуешь хотя бы в качестве пешки! В «утюге», пока кресло — катапульта не отстрелилось от модуля, — состояние полной беспомощности прессованной кильки. И куда летит консервная банка? И когда заскрежещет нож? И успеешь хотя бы понять, что умираешь, что тебя уже нет? Клубок взрыва, доля секунды, огненная вспышка или неожиданное мерцание лазера — и все, сгорели ребята! Впрочем, так, может быть, даже гуманнее, чем если модуль разлетается на осколки, которые потом шерстят зенитчики, планомерно выжигая потенциально живых…

Не зря в космодесанте (в нормальном десанте, не в нашем штрафбате!) никогда не говорят — атака из космоса, заход на поверхность, выдвижение на планетарный плацдарм или сброс частей наземного боя. Этой звучной терминологией любят козырять лишь штабные стратеги. Говорят просто — высадка. Он прошел через три высадки, он прошел через четыре высадки, он погиб на пятой высадке…