Родная старина Книга 3 Отечественная история с конца XVI по начало XVII - В. Сиповский

Три раза экзарх посылал звать митрополита. Сначала получались уклончивые ответы, а на третий раз посланным сказали:

— Что сделано, то уже сделано, — иначе быть или переделаться не может. Хорошо или худо мы поступили, только мы отдались западной церкви.

После такого ответа не оставалось ждать ничего более, и Никифор обратился к собору с большой речью — резко осуждал митрополита и других епископов, сторонников унии, за их отступничество, хвалил тех, которые твердо стояли против них.

Затем рассмотрены были наказы земских послов, приехавших на собор. Они заявляли, что поместный собор в Бресте не вправе принять решение о соединении с римской церковью без согласия патриархов и всей восточной церкви и духовные лица, отступившие от власти патриархов, должны быть наказаны лишением сана, и прочее.

В это время явились королевские послы и старались в длинной речи склонить к унии лиц, высланных для переговоров с ними. Петр Скарга в свою очередь пытался поколебать князя Острожского, но все старания были напрасны.

Четвертый день собора был самый решительный. Бискупы и владыки-униаты, в полном облачении, в сопровождении других низших духовных чинов, отправились в церковь св. Николая при колокольном звоне и пении. Совершили благодарственное молебствие за соединение христиан. Во всеуслышание была прочтена грамота, в которой митрополит и владыки именем Бога заявляли всем «на вечную память» о своем подчинении папе.

Как только окончилось чтение грамоты, бискупы западной церкви бросились к епископам-униатам, облобызались с ними и воспели хором хвалебную песнь Богу. Затем все вместе пошли в латинский костел и там торжественно пропели «Те Deum laudamus» («Тебя, Бога, хвалим»). Противников своих, епископов и других духовных лиц, верных православию, они объявили лишенными сана и священства и предали проклятию. Не менее решительные действия совершились в четвертый день и на православном соборе. Заседание началось с раннего утра. Экзарх Никифор подробно изложил вину митрополита и владык-униатов: обвинил их в том, что они нарушили клятву, данную ими при рукоположении, — подчиняться цареградскому патриарху, — нарушили постановления древних соборов, самовольно, без вселенского собора, решили вопрос о соединении церквей и прочем.

Выслушав это, собор потребовал, чтобы тотчас же был произнесен приговор над отступниками. Тогда Никифор стал на возвышении с крестом в правой руке и Евангелием в левой и громко произнес:

— Святая Божия восточная церковь повелевает нам и настоящему собору, чтобы митрополит Михаил и единомысленные с ним владыки лишены были архиерейского достоинства и служения, епископской власти и всякого духовного сана.

Приговор этот был подписан всеми духовными членами собора, и постановлено было просить короля, чтобы он назначил вместо свергнутых митрополита и владык других лиц, верных блюстителей православия.

Понятно, как должен был взглянуть на это дело король, сильно хлопотавший об унии. Она была им признана и узаконена. Греческие экзархи объявлены были турецкими шпионами, епископы и другие духовные лица, противники унии, — ослушниками митрополита, отступниками от своей церкви и даже противниками короля. Таким образом вмешательство короля в церковные дела обращало ревнителей православия в государственных преступников, в мятежников.

Итак, уния, вместо действительного соединения церквей, разорвала западнорусскую церковь на две враждебные части, повела к новой розни, вражде и бедствиям.

Скоро возникли усиленные гонения на православие. Началось с возмутительного суда над Никифором, на которого взводили всякие вины. Старик князь Острожский, глубоко оскорбленный, не стерпел и высказал самому королю много резких, хотя и справедливых укоров.

— Ваша королевская милость, — говорил он, — видя насилие над нами и нарушение прав наших, не обращаешь внимания на присягу свою, которой обязался не ломать прав наших… Не хочешь нас в православной вере нашей держать при наших правах, наместо отступников-епископов других дать, позволяешь этим отступникам насилия творить… За веру православную наступаешь на права наши, ломаешь вольности наши и, наконец, на совесть нашу налегаешь… Не только сам я, сенатор, терплю кривду, но вижу, что дело идет к конечной гибели всей короны польской, потому что теперь никто уже не обеспечен в своем праве и вольности, и в короткое время настанет великая смута. Предки наши, сохраняя государю верность, послушание и подданство, взаимно от него милость, справедливость и защиту получали. На старости лет затронули у меня самые дорогие сокровища: совесть и веру православную. Видя смерть перед глазами, напоминаю вашей королевской милости: остерегитесь! Поручаю вам отца Никифора. Бог взыщет на вас кровь его, а мне дай Бог не видать больше такого ломания прав!..

Кончив свою горячую речь, Острожский встал и, опираясь на руку одного своего приятеля, пошел из королевской комнаты. Тот напоминал ему, что надо подождать ответа короля.

— Не хочу! — ответил князь Острожский.

Король послал за ним его зятя Радзивилла с просьбой вернуться.

— Уверяю вас, — говорил Радзивилл Острожскому, — король тронут вашей печалью, и Никифор будет освобожден.

— Пусть себе и Никифора съест!.. — ответил разгорячившийся Острожский и ушел из дворца.

Упрямство старого князя повредило делу: Никифор не увидел свободы и умер в заточении.

И прежде православным трудно жилось под властью польского короля — приходилось терпеть всякие притеснения от католиков, а теперь к этим врагам прибавились еще униаты. Униатские епископы выгоняли православных священников из их приходов и ставили на их места своих униатов. Братства объявлены были мятежными сходками, их стали строго преследовать. У православных отбирали церкви и отдавали униатам; они овладели даже Софийским собором в Киеве и едва не прибрали к своим рукам Киево-Печерскую лавру. Православных жителей не допускали к городским должностям, всякими способами стесняли их в промыслах и торговле, на их жалобы и просьбы не обращалось никакого внимания — им приходилось выносить всевозможные притеснения и обиды. О страданиях простого народа нечего и говорить…

Борьба православия с унией

Православие оказалось, однако, сильнее, чем думали враги его: нашлись у него сильные защитники и среди книжных людей, и в темном народе, готовые оборонять отцовскую веру и пером и мечом.

Скоро разгорелась сильная литературная борьба (полемика). Даже с дальнего Афона раздался сильный обличительный голос.

«Покайтесь все, — писал оттуда русский инок Иоанн Вишенский, — покайтесь, да не погибнете двоякою погибелью! Турки некрещеные честнее пред Богом в суде и правде, нежели крещеные ляхи. А вы, православные христиане, не скорбите: Господь с вами… Имейте веру и надежду на Бога жива; на панов же ваших, на сынов человеческих, не надейтесь — в них нет спасения: они от живого Бога и от веры в Него отступили. Да будут прокляты владыки, архимандриты, игумены, которые монастыри запустошили… гроши собирают с доходов, данных богомольцам Христовым, дочерям своим приданое готовят, сыновей одевают, слуг умножают, кареты себе делают… а в монастыре, вместо песнопения и молитвы, псы воют!..»

Тот же инок послал резкое обличение главным отступникам от православия: Терлецкому, Поцею и Рагозе.

Стефан Зизаний, который и раньше волновал Вильно своими горячими проповедями против католицизма и унии, в 1596 году издал «Казанье (слово) святого Кирилла, иерусалимского патриарха, об антихристе». Из этого сочинения явствовало, что время унии и есть антихристово время. На эту книжку явился ответ от католиков.

Особенно сильная литературная борьба разгорелась по поводу Брестского собора. О нем появилось два сочинения: одно — православное, другое — католическое. Последнее было написано Скаргой. Он утверждал, что все постановления православных в Бресте не имеют никакого значения, потому что законно только то, что постановлено митрополитом и епископами, то есть уния, а миряне не имеют никакого права мешаться в церковное дело и должны, как овцы, повиноваться своим пастырям.

В ответ на сочинение Скарги появилась «Отповедь», подписанная вымышленным именем «Христофор Филалет». Здесь, вопреки Скарге, доказывается многими примерами, что миряне не должны следовать за своими духовными пастырями, если те заблуждаются и отступают от истинной веры.

«Если мирские люди, — говорится между прочим в „Отповеди“, — обязаны во всем повиноваться пастырям своим, то не погрешили и немцы кельнские, которые по примеру своего архиепископа сделались лютеранами; и мы не грешим, слушаясь владык львовского и перемышльского, которые говорят, что папа вовсе не наивысший правитель церкви, и если бы луцкий владыка (то есть Кирилл Терлецкий) потуречился, что для него дело возможное, то „овцы“ его были бы оправданы перед Богом, если бы обратились за ним в магометанство».