Хроники Академии Сумеречных охотников. Книга I (сборник) - Робин Вассерман

Все уставились на него с недоумением.

– Ладно, проехали.

Забавно. Сумеречные охотники почти обо всем знали больше, чем простецы. О демонах, об оружии, о потоках силы и магии, которые поддерживают этот мир. Но они не понимали, что такое искушение. Не понимали, как легко это бывает: одно ужасное решение за другим, выбор за выбором, пока не скатишься в черную дыру ада уже безвозвратно. Dura lex – Закон суров. Настолько суров, что нефилимам приходится делать вид, будто в этом мире можно достичь совершенства. Эту мысль Саймон вынес из лекций Роберта о Круге. Если Сумеречный охотник начинает катиться под откос, остановиться он уже не может.

– Дело в том, что это патовая ситуация. Победивших не будет. Или ваш глупый бесенок выйдет из-под контроля и слопает парочку-другую учеников, или нет – и тогда в следующий раз вы решите, что можно вызвать демона и покрупнее. И он вас сожрет.

– А он дело говорит, – заметила Жюли.

– Надо же, а я думал, он вообще говорить не умеет, – восхитился Джон.

Джордж кашлянул.

– Может…

– Может, мы все-таки продолжим? – вмешалась Изабель. Она откинула за спину черные шелковистые волосы, хлопнула огромными бездонными глазами и улыбнулась – той самой улыбкой, перед которой невозможно было устоять. И, словно под действием ведьминых чар, накрывших комнату, все тут же забыли про Саймона и торопливо занялись последними приготовлениями к вызову.

Значит, тут он сделал все, что можно было сделать. Оставалось только одно.

И Саймон побежал.

1984 год

Только через неделю Майкл задал вопрос, который Роберт так боялся услышать. Может быть, он ждал, что Лайтвуд сам поднимет эту тему. Может, пытался убедить себя, что ему не нужно знать правду, что он любит Роберта и его не должно волновать ничто другое – но, видимо, попытки завершились провалом.

– Прогуляешься со мной? – спросил он, и Роберт согласился в последний раз пройтись по лесу Брослин – хотя надеялся, что больше не увидит никаких лесов до следующего семестра. А к тому времени, быть может, картины случившегося вымоются из памяти, тени перестанут казаться ему такими зловещими и земля уже впитает пролившуюся кровь.

На этой неделе они чувствовали себя как-то странно. Оба держались напряженно, оба отмалчивались. Роберт стойко держал в тайне все, что произошло с оборотнем, и обдумывал предложение Валентина – предложение стать совестью и силой Лайтвуда, потому что так им будет легче. А Майкл…

Честно говоря, Роберт не мог даже предположить, о чем думает его парабатай – о Валентине, об Элизе, о самом Роберте? Это-то и было странно. Они ведь парабатаи; они – две половинки одного целого. Лайтвуд даже не думал никогда, что ему придется предполагать, – до сих пор он всегда точно знал, что на душе у Майкла.

– Ну, так что же произошло на самом деле? – спросил Вейланд. Они уже углубились в лес и звуки Академии перестали до них долетать. Солнце еще стояло высоко, но здесь, среди деревьев, лежали длинные тени, а по стволам карабкалась темнота. – Что Валентин сделал с тем оборотнем?

Роберт не мог поднять глаз на своего парабатая. Только пожал плечами.

– Я тебе уже рассказывал.

– Знаешь, до сих пор ты никогда мне не лгал, – заметил Майкл. В его голосе звучала печаль – и что-то еще, гораздо более страшное. Намек на окончательность, словно бы они собирались сказать друг другу «Прощай».

Лайтвуд сглотнул. Да, Майкл прав: до сих пор Роберт никогда ему не лгал.

– Полагаю, и ты мне – тоже? – он пошел в атаку. У его парабатая есть секрет, теперь он точно знал. Валентин это подтвердил.

Повисла длинная пауза. Наконец Майкл сказал:

– Я лгу тебе каждый день, Роберт.

Удар под дых.

Это даже не секрет, это даже не девушка. Это… Роберт не мог придумать, что это такое.

Непостижимо.

Не веря собственным ушам, он замер и повернулся к Майклу.

– Если ты таким странным образом пытаешься меня поразить, чтобы застать меня врасплох…

– Я не пытаюсь тебя поразить. Я просто… Просто пытаюсь сказать тебе правду. Раз и навсегда. Я знаю, что ты скрываешь от меня что-то… что-то важное.

– Нет, не скрываю, – уперся Роберт.

– Скрываешь, – спокойно отозвался Майкл. – И это больно. А раз ты причиняешь боль мне, то единственное, что приходит в голову, это… – Он остановился, глубоко вздохнул, заставляя себя продолжить: – Я бы не вынес, если бы причинял тебе такую боль все эти годы. Даже если сам этого не понимал. Даже если ты этого не понимал.

– Майкл, ты несешь чушь.

Они добрались до рухнувшего дерева, густо обросшего мхом. Майкл сел на него. Вид у Вейланда был такой, словно он смертельно устал. Словно за минуту постарел на сто лет.

Роберт опустился рядом и обнял друга за плечи.

– В чем дело? – Он слегка постучал его по голове и попытался улыбнуться, напоминая себе, что Майкл есть Майкл. Он всегда был немного странным, но это не имеет никакого значения. – Что происходит в этой психушке, которую ты по недосмотру называешь своим мозгом?

Майкл еще ниже опустил голову.

Он выглядел сейчас таким беззащитным – вот так выставляя затылок и голую шею, – что Роберт просто не мог этого вынести.

– Я влюблен, – прошептал Вейланд.

Лайтвуд облегченно расхохотался: с души словно камень свалился.

– Всего-то? Думаешь, я этого не понимал? Я же говорил, Элиза отличная де…

Майкл произнес еще пару слов.

Таких слов, что Роберт, должно быть, ослышался.

– Что? – переспросил он, хотя и не хотел переспрашивать.

На этот раз Майкл поднял голову, встретился взглядом с Робертом и отчетливо проговорил:

– Я влюблен в тебя.

Он еще не успел договорить, как Лайтвуд уже был на ногах. Ему вдруг показалось отчаянно важным, чтобы расстояние между ним и Майклом было как можно больше.

– Ты… чего? – Роберт не хотел кричать, но это получилось само собой. – Это как-то не смешно, – добавил он, тщательно следя за голосом.

– Я и не смеюсь. Я влюб…

– Только не говори это еще раз. Никогда больше такого не говори.

Вейланд побледнел.

– Я знал, что ты, скорее всего… Что ты не чувствуешь того же, не можешь…

Внезапно, с силой, чуть не сбившей его с ног, Роберта накрыла волна воспоминаний. Ладонь Майкла у него на плече. Руки Майкла, обнимающие его. Майкл, дерущийся с ним. Майкл, аккуратно поправляющий его неправильный хват меча. Майкл, лежащий на кровати всего в паре метров от него, ночь за ночью. Майкл, раздевающийся, берущий его за руку и тянущий за собой следом в озеро Лин. Майкл, с обнаженной грудью, мокрыми волосами и сияющими глазами, лежащий рядом с ним на траве.

Его затошнило.

– Ничего не изменится, – сказал Майкл. Роберт рассмеялся бы, если бы не опасался, что от этого его начнет рвать. – Я – по-прежнему тот же самый человек. Я ничего у тебя не прошу. Просто хочу быть честным. Мне нужно было, чтобы ты знал.

Да, Роберт знал. Знал, что Майкл – лучший на свете друг, который у него когда-либо был, и самая чистая душа, какую он только встречал. Знал, что должен сейчас сесть рядом с ним, сказать, что все нормально, что ничего не придется менять, что клятва, которую они дали друг другу, была совершенно искренней и связывает их навсегда. Знал, что в любви – желудок Роберта перевернулся от этого слова – в любви Майкла нет никакой угрозы. Знал, что сам он, Роберт, абсолютно правильный: только прикосновение Маризы заставляет его трепетать, только от вида ее обнаженной груди его сердце начинает биться чаще, – и признание Майкла не ставит ничего из этого под сомнение. Знал, что должен сказать Майклу что-нибудь ободряющее, что-то вроде «я не смогу разделить твои чувства, но я всегда буду любить тебя».

Но еще он знал, что подумают люди.

Что они подумают о Майкле… и что припишут ему, Роберту.

Люди будут болтать, распускать слухи и подозревать. Конечно, парабатаи не могут встречаться друг с другом… в том самом смысле. И не могут… все остальное. Но Майкл с Робертом всегда были слишком близки, жили слишком душа в душу, и люди, конечно, станут задаваться вопросом: а что, если Роберт – такой же, как Майкл?

Так или иначе, люди будут интересоваться.

Он не мог этого допустить. Он потратил слишком много сил, чтобы стать тем, кем стал. Стать настоящим Сумеречным охотником. Он не мог допустить, чтобы люди опять смотрели на него, как тогда, – словно он не такой, как все.

И не мог допустить, чтобы Майкл смотрел на него вот так.

Потому что… вдруг Роберт сам тоже начнет сомневаться?

– Ты больше никогда ничего такого не скажешь, – холодно заявил он. – А если станешь настаивать, это будет последнее, что я от тебя услышу. Понимаешь меня?