Живая статуя - Наталья Якобсон

Стражники переглянулись между собой, явно не решаясь выпустить пойманного, но и перечить Эдвину никто тоже не смел. Наконец, самый смелый из охранников, очевидно, начальник караула, заикаясь, переспросил:

— Нам отпустить его, ваше величество?

Эдвин, наверное, сказал бы «да» под одобрительный кивок Марселя, но тут я не вытерпел. Неужели можно было поверить в то, что я только что услышал. Должно быть, я, действительно, спятил, или сошли с ума все вокруг меня. Скорее всего, второе, ведь ослышаться я не мог. Стражник совершенно точно обратился к королю. Так разве это не абсурд? Может ли быть всеобщим благодетелем тот, кто столетиями обращал жилища людей в пылающий ад и творил только зло. Добро противоречило самой его природе, ведь он же дракон, в конце концов, или нет?

— Король!? — наверное, слишком повышенным тоном произнес я, потому что все обратили на меня внимание. Как у меня только язык повернулся назвать его так, но, если я ошибся, кто-нибудь мне возразит и объяснит, кто король на самом деле, но время шло, а никто и не думал возражать. А Эдвин, скрестив руки на груди, взирал на меня грустно и чуть надменно, будто заранее оплакивал смерть какой-нибудь бездомной собачонки, которую и раньше замечал на улице возле дворца.

— Лицемер! — крикнул я на него. — Как ты можешь обманывать всех этих людей.

Как он мог смотреть на меня так, будто вовсе не узнавал, будто я был не тем, кто заставал его на месте преступления, кто охотился на него, и, как это ни странно, являлся ему собратом, потому что исповедовал те же темные науки и заповеди, без которых явно не мог обходиться и он.

Я бы продолжал и дальше выкрикивать обвинения, если бы не грубые толчки стражников. Они, наверное, решили, что у сумасшедшего очередной припадок. Вот теперь-то у них есть доказательство того, что поджигатель безумен. Ведь только безумец может обвинять его величество, в чем бы то не было.

Марсель переводил испуганный, озабоченный взгляд то на меня, то на Эдвина и, казалось, вот-вот стал бы в отчаянии заламывать руки, но, наверное, при дворе в голову ему уже успели вбить, что нужно соблюдать этикет, поэтому вел он себя смирно. По крайней мере, старался больше не вмешиваться. Все равно его заступничество на этот раз бы не помогло.

— В темницу! — коротко приказал Эдвин и сделал какой-то знак, понятный только стражам. Они злобно хохотнули, словно дождались наконец какого-то давно обещанного развлечения и с силой подтолкнули меня вперед.

— Как такое может быть? Демон правит Виньеной, — недоуменно и чуть испуганно пробормотал я по дороге. Эдвин уже остался далеко позади, но я был уверен, что он знает, о чем я говорю, слышит все звуки, раздающиеся во дворце, точно так же, как паук улавливает любую вибрацию в своей паутине.

— Демон сидит у тебя в голове и заставляет тебя нести весь этот бред, — остроумно отозвался кто-то из стражей, и все его товарищи дружно рассмеялись.

— Вот подожди, посидишь в карцере, и твоему демону станет так тошно и скучно, что он живо от тебя сбежит, — поддакнул кто-то еще на всеобщую потеху.

Я опомниться не успел, как оказался брошенным на солому, а за моей спиной раздался долгий противный скрежет запираемого замка. Теперь оставалось только надеяться на чудо. Оказавшись в темницах дракона, спастись из них уже невозможно. Камера, куда меня бросили, была небольшой и довольно холодной. Холод исходил, как будто, от стен и от решеток окна. Сами стены были гладкими и прочными, можно даже сказать монолитными. Жаль, что у меня нет с собой книги и духов, которые подсказали бы мне, как просочиться сквозь эти стены. Конечно, можно было, сколько угодно, ждать, что мои духи сами примчатся мне на помощь, но это было маловероятно.

Я уселся на соломе, подтянул колени к подбородку и задумался. Неужели все горожане могут быть настолько слепы, что готовы поклоняться, как божеству, отпетому злодею? Где же здесь закономерность? Разве может быть демон настолько добр, чтобы завоевать расположение и искреннюю привязанность всех этих людей? Его обожали все, начиная от талантливого, утонченного живописца и кончая самыми грубоватыми, безграмотными отребьями общества, которым он зачем-то помог подняться на ноги и даже немного преуспеть в жизни. По крайней мере, своим проживанием в Виньене и ее королем они были очень довольны. Так для чего же Эдвин все это сделал? Зачем тратил время и сокровища на этот сброд? Чтобы эти люди уважали его? Но зачем ему их уважение, если он может уничтожить их всех одним махом, а оставшуюся казну страны забрать с собой? Сколько бы я не приводил доводов, а все сводилось к тому, что Эдвин сделал все это не из каких-либо корыстных целей, а только потому, что он так захотел. Остались только два предположения, либо он делал добро из каприза, но без всякой задней мысли, либо он, действительно, решил искупить свои прежние грехи, делая добро в противовес злу.

— А как думаешь, ты сам? — спросил вдруг кто-то.

Я вздрогнул, потому что знал, что камера пуста. Разве может чей-то голос говорить со мной в пустоте? Я не слышал ни щелканья замка, ни скрипа двери, но чувствовал, что в камере появился кто-то, кроме меня.

Я обернулся на звук голоса, сощурился и различил стройный высокий силуэт возле окна, даже различил мерцание золотых локонов, аккуратно перевязанных темной лентой. Неужели Эдвин решил сам посетить меня. Какая честь!

Звук капели по ту сторону окна отвлек меня от размышлений. Разве может идти дождь зимой?

— Пришлось вызвать дождь, чтобы устранить последствия пожара, — словно прочтя мои мысли, сказал Эдвин. Он провел изящными длинными пальцами по решетке, и я заметил, как ослепительно блестят удлиненные золотые ногти. Даже не ногти, а когти. Я закрыл глаза, представил, как они вопьются в мое горло, и содрогнулся, но, когда приоткрыл веки, драконьих когтей уже не увидел. Ногти на пальцах Эдвина снова стали обычными, человеческими, разве только чуть-чуть более длинными, чем это положено.

Я даже протер глаза, потому что не доверял им больше. Слишком много видений вокруг. А Эдвин только усмехнулся.

— Не верь глазам, верь сердцу, Батист, — назидательно произнес он. — И не доверяй словам незнакомцев. Лучше думать собственной головой, чем верить советам других.

— Что ты имеешь в виду? — я посмотрел на него снизу вверх, пытаясь прочесть ответ на его бесстрастном лице.

Эдвин едва заметно пожал плечами.

— Марсель говорит, что это не ты устроил пожар, а кто-то другой. Он видел, как этот субъект в лохмотьях, скорее всего бродяга, убежал и скрылся за углом.

— А что видел ты сам?

— Многое, — коротко ответил Эдвин, будто одним этим словом можно было передать все.