Живая статуя - Наталья Якобсон

Грозное сильное существо, пленившее меня, все состояло из костей и лоскутов обожженной кожи, но эти кости, как будто, были сделаны из крепчайшей стали. Я чувствовал, как на ребрах, под балахоном, копошатся черви, мелкие крабы или другие отвратительные твари, от близости которых я испытывал сильное отвращение. А тот, кто тащил меня вперед, все выговаривал какие-то странные, длинные, бессмысленные для моего слуха слова, и кто-то, невидимый в ночи, постоянно вторил ему.

Хотелось спросить, куда мы идем, зачем, взаправду ли собираемся устроить пожар в Виньне. Жаль, что язык меня не слушался, иначе я уже давно стал бы кричать так, что один из многочисленных ночных караулов обратил бы на нас внимание. Почему-то ни один дозорный на нашем пути не встретился, будто мы специально обходили каждый ночной пост. Наставник вел меня теми проулками, где и днем-то реже всего встречались прохожие. Казалось, что мы бредем по темному, нескончаемому лабиринту, и просвета нет, конца тоже. Было трудно разобраться в потемках, куда мы идем, и я сам удивлялся тому, как быстро и ловко мой проводник находит верный путь. Ему удавалось ни разу не споткнуться, не наткнуться на фонарный столб. А вот я, если бы он не тащил меня за собой, давно бы уже оставил попытки выбраться из кромешной тьмы узких незнакомых улиц.

Только заметив впереди между расступившимися зданиями просвет, я догадался, куда мы идем. Площадь! Он вел меня к королевскому дворцу, к самому центру города, и почему-то именно сегодня там не видно было ни одного охранника. Никто не окликнул нас, когда мы двинулись вперед, ничьи скрещенные алебарды не преградили нам путь. И это как раз в ту ночь, когда мы замышляли недоброе, точнее не мы, а тот, кто вытащил меня из постели и насильно привел на площадь. Его лохмотья свободно развевались, хотя ветра не было. Крепкая, но костлявая рука вытянулась вперед, и вдруг в ней ярко вспыхнул факел, и сверкающие искры оранжево-красным фейерверком рассыпались в разные стороны, озаряя мглу. Я готов был поклясться, что еще секунду назад никакого факела не было. Мой проводник не мог так быстро извлечь его из-под полы своего балахона или прихватить где-то по дороге. Факел возник в его руке так быстро и необъяснимо, как может, наверное, только кролик выпрыгнуть из до этого пустой шляпы фокусника. Вот только если бы мой наставник решил вдруг извлечь кролика из пустоты, то у него были бы красные, как этот огонь глаза и жажда перегрызть горло любому приблизившемуся, так что фокус вышел бы далеко не на потеху публики.

— Скорей сюда, мои крошечные помощники! — вдруг крикнул проводник, и его ногти с силой врезались мне в запястье.

Где-то, кажется, под самой землей, на которой мы стояли, и под сваями каждого дома закопошилось множество мелких, гадких лапок. Я почти видел, как крысы, мыши и другие гадкие твари выбираются из подвалов, нор, различных лазеек и серыми копошащимися массами устремляются на площадь, присоединяются друг к другу и в результате превращаются в одну бесчисленную армию. Бежали они, правда, не слишком быстро. Я не сразу заметил, что каждая из них что-то волочит за собой: обрывок парусины, обломок доски или осколок от полена, одним словом, все, что легко воспламеняется. Все это зверьки быстро скидывали в одну кучу в самом центре площади и с писком убегали, предоставляя возможность тем, кто бежал сзади, тоже подкинуть в горку мусора что-нибудь еще.

— Давайте, давайте, тащите все, что можете найти, — приговаривал рядом со мной басистый голос наставника, а глаза его алчно поблескивали при виде того, что куча щепок и досок на площади растет.

Через считанные минуты костер был уже сложен, такой огромный, каких, наверное, не складывали даже слуги Августина перед массовым сожжением ведьм. Гора выросла еще на несколько дюймов, а зверьки с писком убежали назад в свои укрытия. Теперь не хватало только огня. Я покосился на ярко пылавший факел в руке моего наставника и попросил.

— Пожалуйста, не надо, — каким-то чудом голос снова вернулся ко мне, но я не успел этому обрадоваться. Сейчас было не подходящее время для какого-то ни было веселья. Факел, медленно приближающийся к обломку доски, завораживал меня и пугал. Костлявая рука, словно дразня, медленно двигала им в воздухе перед кучей, как бы вычерчивая дымом во мгле какие-то причудливые символы и рисунки.

— Посмотрим, чье пламя окажется более жгучим, мое или твое? — прошипел поджигатель, но обращался он на этот раз не ко мне, а к кому-то другому, возможно, тому, кто сейчас, ничего не подозревая, спал в королевском дворце. Возможно, кто-то один-единственный, дремлющий там среди прочей челяди и знати, был причиной того, что сейчас пламя обрушится на весь город. Огненную волну уже будет не остановить, когда она разрастется и наберет мощь.

— Вы же этого не сделаете, — умоляюще прошептал я, но взывать к его милосердию было бесполезно. Нельзя усовестить того, у кого совести нет. Мне оставалось только стоять и смотреть, как растворяются в темноте, начертанные дымом письмена, и пламя медленно, играя, то приближается, то отдаляется от досок. Все, что я видел, напоминало какой-то ритуал.

Когда костер, наконец, вспыхнул, я почувствовал, что снова свободен. Мой наставник, кем бы он ни был, все-таки отпустил мое запястье. Потрескивающие под огнем обломки досок его сейчас занимали, куда больше, чем судьба опекаемого.

— Смотри, как сгорит Виньена, — крикнул он мне, злобно и торжествующе. — Разве ты не благодарен мне, актер, за то, что я привел тебя посмотреть на настоящее представление?

— Благодарен? — я в ярости сжал кулаки. — За что мне вас благодарить.

— Хотя бы за этот грандиозный огненный спектакль, — откликнулся он откуда-то с другой стороны разгорающегося костра. — Ты играл в жалком бродячем театре, среди бутафории и подделок, а теперь посмотри на театр жизни. Здесь все по-настоящему. Дракон устраивал только реальные пожары и теперь, не сомневайся, с достоинством встретит свой последний костер.

— Дракон! Дракон! — гневно выкрикнул я. — Перестаньте морочить мне голову, упоминая о нем, при каждом несчастье. Все, что было в моей жизни плохого, проистекало не от дракона, а от вас.

Я сжал кулаки, так что ногти впились в ладони, но вместо того, чтобы кидаться в бессмысленное сражение со стеной огня, развернулся на каблуках и направился прочь.

— Значит, дракон не сделал тебе ничего плохого? — спросил уже далеко не беспечный голос у меня за спиной. — А как же смерть Даниэллы и ее низменное существование в мире смерти. По вине дракона твоя сестра стала падшей и проклятой.

— А вам-то какое дело до меня и до моей сестры? — я резко обернулся, дым, столбом валивший от костра въедался в глаза и заставлял их слезиться, но я все равно видел, как высокая фигура в лохмотьях с невероятной скоростью мечется вокруг костра, словно подгоняя огонь, заставляя его гореть быстрее и яростнее.