Николай Вавилов - Владимир Георгиевич Шайкин

Летом 1942 года в судьбе Вавилова, казалось, наметились перемены к лучшему. 13 июня 1942 года заместитель народного комиссара внутренних дел В. Н. Меркулов написал председателю Военной коллегии Верховного суда СССР Ульриху о Вавилове и Лупполе ходатайство:

«Ввиду того, что указанные осужденные могут быть использованы на работах, имеющих оборонное значение, НКВД СССР ходатайствует о замене высшей меры наказания заключением в исправительно-трудовом лагере НКВД сроком на 20 лет каждому». Президиум Верховного Совета СССР принял соответствующее постановление, и Вавилов с огромной радостью написал: «Настоящее постановление мне объявлено 4 июня 1942 года».

Обоих академиков перевели из подвала в общую камеру на первый этаж, и Луппола вскоре отправили в лагерь, а Вавилов так и не дождался столь желанного теперь для него события — отправки в лагерь.

Кто-то все время пристально следил за его судьбой, толкал к смерти.

Вскоре Николай Иванович тяжело заболел и 24 января 1943 года попал в тюремную больницу. Дежурная фельдшер сообщала руководству:

«Начальнику саратовской тюрьмы № 1 НКВД ст. лейтенанту т. Ирашину.

Вавилова Николая Ивановича 1887 года рождения, осужденного по ст. 58 на 20 лет, необходимо направить в больницу, температура — 39,6°.

Диагноз: воспаление легких. Корпус № 3, камера № 57. 24/1 — 43 года.

Фельдшерица

(подпись неразборчива)».

Выписка из протокола № 137, составленного на следующий день после того, как Вавилова перевели из камеры на лечебную койку.

«1943 года января 25 дня комиссия врачей больницы НКЗ при Саратовском изоляторе с/п (следственно-пересыльном, очевидно. — В. III.) в составе председателя, начальника тюрьмы ст. лейтенанта тов. Ирашина, врачей — ст. санинспектора Т. О. Турецкого, начальника санчасти Тверитина и врача Талянкера освидетельствовали: ВАВИЛОВА Николая Ивановича 1887 года рождения.

Жалобы свидетельствуемого: жалобы на общую слабость. Объективные данные: истощение, кожные покровы бледные, отечность на ногах. Находится в больнице. Диагноз: дистрофия, отечная болезнь.

Постановление комиссии: подходит под перечень болезней, пункт № 1».

Сохранился еще один — третий — медицинский документ. О смерти Вавилова.

АКТ

о смерти заключенного

Мною, врачом Степановой Н. Л., фельдшерицей Скрипиной М. Е., осмотрен труп заключенного Вавилова Николая Ивановича рожд. 1887 г., осужденного по ст. 58 на 20 лет, умершего в больнице тюрьмы № 1 г. Саратова 26 января 1943 года в 7 часов _ минут. Телосложение правильное, упитанность резко понижена, кожные покровы бледные, костно-мышечная система без изменений.

По данным истории болезни, заключенный Вавилов Николай Иванович находился в больнице тюрьмы на излечении с 24 января 1943 года по поводу крупозного воспаления легких. Смерть наступила вследствие упадка сердечной деятельности.

Дежурный врач: Степанова

Дежурная медсестра: Скрипина

От какого же все-таки заболевания скончался Вавилов: от истощения и дистрофии или от крупозного воспаления легких?

Уже в брежневские времена, накануне 80-летия со дня рождения ученого, члены комиссии АН СССР профессор Ф. X. Бахтеев и писатель М. А. Поповский стали выяснять, когда и как он умер и где похоронен. Обратились к истории болезни и обнаружили, что сам диагноз претерпел изменения, ибо в графе «окончательный диагноз» рукой врача Степановой было вписано: крупозное воспаление легких и энтерит. Степанова фальсифицировала историю болезни и явно по чьему-то указанию, недаром подполковник А. М. Гвоздев, которому были поручены розыски документов, считал приезд Бахтеева и Поповского в Саратов бессмысленным, поскольку «личное дело» ученого, по его словам, сожжено и установить дату и причину смерти невозможно. Он настойчиво и не раз предлагал членам комиссии вернуться в Москву.

О характере погребения Вавилова, как и других заключенных, умерших в саратовской тюрьме № 1, тоже удалось узнать много позднее. Поповский пишет, что один из «похоронщиков», некто А. И. Новичков, в конце января 1943 года подъехал к тюремной больнице на санях, чтобы забрать умерших и отвезти их в братскую могилу на Воскресенское кладбище. Случилась долгая задержка, и ему сказали: умер какой-то знаменитый арестант, которого решено хоронить в чистом белье. Обрядив в чистое, тело уложили в отдельный длинный ящик, и было приказано похоронить его отдельно: ни раньше, ни позже, по словам Новичкова, никто больше не удостаивался такой чести.

ЧЕРЕЗ КРУТОЙ ПЕРЕВАЛ ВОЙНЫ

Научное наследие, которое оставил Н. И. Вавилов, не только велико и разнообразно, но и необычно богато по содержанию, насыщено идеями и проектами, по сей день требующими изучения и разработки. Но его имя могло войти в историю и только за собранную им коллекцию «зеленых шедевров» планеты.

Во время блокады Ленинграда ее существование оказалось под угрозой. 23 июня 1941 года первые авианалеты были отбиты, и здание ВИРа на Исаакиевской площади, в котором хранилась коллекция, не пострадало. В начале августа институт начал готовиться к эвакуации. Сотрудники уложили примерно 100 тысяч образцов семян в ящики весом по 20–25 килограммов, еще 20 тысяч образцов уложили в мешочки.

Срочно убирали урожай на опытных полях в Пушкине и Павловске. Машины, перевозившие семена из Пушкина в институт, делали по три-четыре рейса в сутки по дороге, которую постоянно бомбили. Лишь в середине августа ушла из Пушкина последняя трехтонка с коллекционным зерном.

Ящики с семенами в начале сентября погрузили в вагон, который прицепили к эшелону, двинувшемуся на восток. Но в первую же ночь, не доехав даже до станции Мга, поезд остановился: дорога впереди была перерезана противником. Постояв немного, эшелон вернулся назад, его перегнали на станцию Кушелевку.

Стало ясно, что коллекцию, пока не поздно, следует переправить обратно под крышу института. Но как это сделать? Машиной — невозможно: в городе не было горючего. На выручку пришла необычайно ранняя зима — в октябре уже лег снег и держался прочно. Овощеводы Т. В. Лизгунова и В. Т. Красочкин погрузили ящики на санки и благополучно доставили их в институт, хотя расстояние было около десяти километров. И так перевезли все семена. Для страховки наиболее ценные растения продублировали: разделив их на три части, разместили две в подвале самого ВИРа, а одну часть — в доме напротив.

Блокадная зима оказалась на редкость суровой, с морозами до 38 °C, в городе отключили электричество, мебель сожгли почти всю для обогрева помещений. Окна заделали наглухо. Работали при свете фонаря «летучая мышь», а когда закончился керосин, стали зажигать коптилки и лучину.

После открытия в 1942 году ледовой дороги через Ладогу некоторых сотрудников отправили на Урал, в Красноуфимск, куда удалось эвакуировать часть коллекции. Каждому из отбывавших вручали мешочки с семенами. В марте одному из вировцев довелось лететь самолетом. С ним