Николай Вавилов - Владимир Георгиевич Шайкин

роль. Не сразу и с трудом Сергей Иванович выдавил из себя «да», и Сталин продолжал разговор в прежней дружелюбной манере. Поинтересовался, нет ли каких личных просьб к правительству, не нужна ли для семьи более просторная квартира или что-то еще в этом роде. И Сергей Иванович спросил о брате. Тот тут же поднял трубку телефона, сказал пару коротких фраз. Через несколько минут телефон зазвонил, Сталин молча выслушал донесение и, шмякнув трубку на рычаг, с еле сдерживаемым негодованием произнес:

— А, черт побери, погубили такого ученого!

Зачем Сталину понадобился такой шаг? Возможно, он решил использовать фамилию Вавиловых в очередной политической игре.

Уже к моменту окончания войны европейские и американские ученые, хорошо знавшие труды Н. И. Вавилова и высоко ценившие их, начали бить тревогу по поводу его бесследного исчезновения. Так, известный американский генетик, профессор Гарвардского университета Сакс в декабре 1945 года со страниц ведущего научного журнала Америки «Saience» спрашивал: «Где Вавилов — один из величайших генетиков мира? Вавилов был избран президентом Международного конгресса в Эдинбурге в 1939 году. Но Вавилов там не появился, и с тех пор мы ничего о нем не слышали… Мы имеем сообщение нашей Национальной академии наук о том, что Николай Вавилов умер. Но как он умер и почему?»

Это обращение вызвало активный отклик научной общественности во многих странах. Хлынул поток статей, вопросов, догадок, писем в редакцию. В одном все были почти единодушны: виновниками исчезновения Вавилова считали Лысенко и его сторонников. Особенно окрепли эти подозрения после сессии ВАСХНИЛ в 1948 году, удивила ученый мир и вышедшая в 1946 году книга Лысенко «Наследственность и изменчивость». Дмитрий Николаевич Прянишников сразу написал в президиум Академии наук своего рода предупреждение: «Так как публикация такой книги, как «Наследственность и изменчивость», подорвала бы репутацию советской науки, то следует принять меры, чтобы книга эта за границу не попала…» В этом же письме Прянишников указывал, что книга «полна погрешностей против элементарных понятий естествознания…».

В 1948 году несколько иностранных членов Академии наук СССР демонстративно покинули ее. В письме президенту Сергею Ивановичу Вавилову бывший президент Лондонского королевского общества, лауреат Нобелевской премии, биолог Генри Г. Дейл так объяснил свое решение:

«Я пришел к решению, вынудившему меня отказаться от звания почетного члена Академии наук СССР, каковым я был избран в мае 1942 года… В том же, 1942 году Лондонское королевское общество избрало Николая Ивановича Вавилова в число своих 50 иностранных членов. Он имел возможность… положить начало и способствовать дальнейшему быстрому прогрессу генетики, который последовал за признанием открытий Менделя… Однако в Британии стало известно уже в 1942 году, что Н. И. Вавилов каким-то образом впал в немилость тех, кто пришел после Ленина, хотя причина этого оставалась неизвестной…

Недавние события, о которых теперь получены сведения, осветили то, что случилось. Покойный Н. И. Вавилов был заменен Т. Д. Лысенко, проповедником доктрины эволюции, которая, по сути дела, отрицает все успехи, достигнутые… со времен Ламарка. Хотя труды Дарвина все еще формально признаются в Советском Союзе, его основное открытие будет отныне отвергаться. Все великое построение точного знания, которое продолжает расти усилиями последователей Менделя, Бэтсона и Моргана, отрицается и поносится, и последние немногие, кто еще содействовал его сохранению в СССР, теперь лишены своего положения и возможности трудиться.

Это — не результат честного и открытого конфликта научных мнений. Из выступлений и заявлений самого Лысенко ясно, что его догмат установлен и насильственно введен… С тех пор, как Галилей угрозами был принужден к своему историческому отречению, было много попыток подавить или исказить научную истину в интересах той или иной чуждой науке веры, но ни одна из этих попыток не имела длительного успеха. Последним потерпел в этом неудачу Гитлер.

Считая, что Вы и Ваши коллеги действуете под аналогичным принуждением, я могу лишь выразить Вам свое сочувствие…»

Американский генетик Поль С. Мангельсдорф из Принстонского университета в своей публикации «Николай Иванович Вавилов, 1887–1942[2]», вышедшей в 1946 году, писал: «Вавилов был человеком большой интеллектуальной энергии, физической мощи, грандиозных идей и чудовищной работоспособности. Но он был также человеком глубокой скромности, теплого дружелюбия, большой терпимости и благородных побуждений. У тех, кто его хорошо знал, воспоминания о нем вызывают не только восхищение и уважение, но и горячую привязанность.

Не будучи революционером, Вавилов искренне верил, что революция в России создала беспрецедентные возможности для прогресса науки, для интернационального содружества в науке и через объединение теории с практикой — для улучшения благосостояния людей не только в России, но и в других частях мира. Какой иронией звучит тот, отнюдь не новый в истории, факт, что столь выдающийся представитель лучших идей прогрессивной марксистской идеологии, такой замечательный выразитель модного прогрессивного научного духа своей страны погублен людьми, стоящими значительно ниже его, людьми, которые по невежеству или из тщеславия вообразили себя единственными способными реализовать наследие прошлого в практике настоящего».

Сергей Иванович очень тяжело переживал гибель брата, пытался установить ее подробности. Полковник ФСБ (в отставке) В. Ф. Сенников, который вскоре после смерти Сталина занимался в МГБ СССР изучением архивных материалов, вспоминает, что ему особенно запомнилось письмо президента Академии наук СССР академика С. И. Вавилова, написанное им в 1949 году на имя И. В. Сталина. В письме подробно описывались жизнь и работа Николая Ивановича Вавилова, его открытость, прямота в суждениях. Сергей Иванович Вавилов категорически отрицал приписанные враждебные действия со стороны Н. И. Вавилова, заявляя, что это клевета.

В конце письма С. И. Вавилов написал: «Если мой брат Н. И. Вавилов не будет реабилитирован, я не могу быть президентом АН СССР».

На всех перечисленных письмах была резолюция Берии: «Отказать».

Боль от случившегося, чувство вины за свою беспомощность крепли в душе Сергея Ивановича. В январе 1951 года, будучи на лечении в санатории под Москвой, Сергей Иванович, не сказав никому ни слова, вдруг уехал в Саратов. О его приезде туда рассказал позднее членам комиссии Академии наук начальник саратовского следственного изолятора — бывшей тюрьмы № 1 — майор В. В. Андреев. Сергей Иванович искал в Саратове свидетелей смерти брата, искал его могилу. Но — безрезультатно. Возвратился в Москву и вскоре, 25 января 1951 года, умер. Почти день в день с братом.

…Умер Сталин, ушел в мир иной Берия, и весной 1955 года майор юстиции Н. И. Колесников, сотрудник Главной военной прокуратуры, извлек из архива КГБ следственное дело № 1500 и начал его изучать. На переплетах каждого из десяти томов было написано: «Хранить вечно», и всё действительно оказалось в сохранности — и протоколы допросов, и донесения стукачей и филеров, и так называемые «изобличительные материалы». Ознакомившись с делом, Колесников вызвал всех оставшихся