Николай Вавилов - Владимир Георгиевич Шайкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пришло такое письмо и к вировцам, работавшим на Памире: «В связи с большим сокращением штата рекомендую перейти в штат Памирской биологической станции». Доктор биологических наук Р. Л. Перлова, проводившая экологическое изучение дикорастущих видов картофеля, привезенных из Латинской Америки, рассказывает: «Это нас огорчило и обидело. В запальчивости я даже написала письмо руководителю отдела в Ленинград. Потом только успокоилась, когда директор станции профессор П. А. Баранов рассказал, что в Москве его встретил Н. И. Вавилов, просил успокоить сотрудников ВИРа и создать им условия для работы».
Лишь спустя годы стало понятно, что, действуя подобным образом, Вавилов попросту старался сохранить, спасти для науки опытных профессиональных работников.
ТАИНСТВЕННОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ
С каждым годом уменьшалось финансирование научной и хозяйственной деятельности Всесоюзного института растениеводства, сокращался штатный состав его сотрудников. В 1939 году Н. И. Вавилов писал в Москву: «Считаю своим долгом довести до сведения президиума Академии, что финансовое положение Института растениеводства является катастрофическим».
И вот в марте 1939 года, выступая перед сотрудниками, Николай Иванович вдруг невесело произнес:
— Что ж… Пойдем на костер, будем гореть… Но от убеждений своих не откажемся.
«Костер» восприняли как выражение трагического предчувствия. Как пишет в своих воспоминаниях Е. Н. Синская, в те дни «Николай Иванович чувствовал себя очень утомленным, его железный организм постепенно надламывался. Он все чаще стал болеть, по временам ходил, согнувшись от острых приступов люмбаго, сердце стало сдавать, сильная одышка появилась у него на лестницах и во время быстрой ходьбы… Он очень хотел отдохнуть в экспедиции: «Это раньше было нельзя, а теперь я могу оставить ВИР на Минкевича», — говорил он улыбаясь».
И очень обрадовался, когда ему была разрешена экспедиция в Западную Украину: в начале 1940 года Наркомзем СССР неожиданно поручил ученому возглавить экспедицию в западные районы Украины и Белоруссии, куда только что вошла Красная армия. Он был доволен и, как всегда бывало, прочитал книги об этих местах, приобрел карты, справочники, адреса. Сопровождали его сотрудники ВИРа — Ф. X. Бахтеев и В. С. Лехнович. Они вспоминали потом, как оживлен был Николай Иванович всю дорогу, снова ощутив себя в родной стихии, за любимой работой. Он то и дело останавливал машину, бежал осматривать посевы, отобрать образцы…
Однажды, обнаружив «древнюю пшеницу Триполья», так изумился и пришел в такой восторг, как будто случилось великое открытие: сам факт этот лишний раз убеждал в том, что пришла она сюда не откуда-нибудь, а из Передней Азии.
…В один из дней Бахтеев и Лехнович, вернувшись в студенческое общежитие в Черновцах, где остановилась экспедиция, не застали Вавилова на месте. Дежурный сообщил, что «их начальник ушел говорить по телефону». Долго ждали возвращения Николая Ивановича. Потом вдруг оказалось, что он «не ушел», а за ним приезжали на машине и увезли для «срочного телефонного разговора». Такое уже бывало, и случившееся особого удивления, а тем более тревоги у обоих не вызвало. А ночью человек в штатском, одетый обычно, не примечательно, принес записку и подал Лехновичу. Она была довольно странная, необычная: «6 августа 1940 г. 23 часа 15 мин. Дорогой Вадим Степанович! Вследствие срочного вызова в Москву прошу выдать вещи подателю сего. Вавилов».
Совсем не похоже было на Николая Ивановича — ни форма обращения, ни сухость… Однако Лехнович, хотя и без охоты, все же выполнил изложенную в записке просьбу: вынув из рюкзака и портфеля Николая Ивановича собранные образцы, передал вещи пришедшему.
Больше они Вавилова не видели.
А куда попал увезенный с базы экспедиции в Черновцах «для телефонного разговора» ученый, стало ясно уже через несколько дней: из обоих его рабочих кабинетов — в основном здании ВИРа на улице Герцена в Ленинграде (дом 44) и в городе Пушкине — было вывезено, по свидетельству очевидцев, много «рабочих бумаг» — рукописей, дневников, записных книжек, полевых журналов. На квартирах в Москве и Ленинграде тоже были произведены обыски с тщательным осмотром бумаг и даже вскрытием полов. Сразу арестовали шестерых ведущих и наиболее квалифицированных сотрудников ВИРа, вскоре многие были вынуждены уйти из института, многих «перевели на производство».
Е. Н. Синская в своих записках о Вавилове приводит письмо, полученное ею осенью 1940 года из Ленинграда от подруги: «ВИР весь замер и притаился. Был дуб и его срубили. Пустота страшная и невероятная. Куда он делся, ты сама должна догадаться.
Приехали после того иностранцы и спросили: «Где Вавилов?» Им ответили: «Отдыхает в Крыму». Они попросили открыть дверь в его кабинет. Войдя туда, один сказал: «Мы видели, как он лежал здесь на животе на карте и ставил точки, показывающие, куда надо ехать собирать растения». Другой спросил: «Нельзя ли узнать его адрес в Крыму?» Им ответили: «Нет. Его не следует беспокоить».
Мы ходили к его брату Сергею Ивановичу и сказали ему: «Мы — аспиранты Николая Ивановича. Скажите нам, где Николай Иванович?» Со слезами на глазах он ответил: «Нет у меня брата! Отдать его мне на поруки отказались, он — в тюрьме!»
Действительно, Сергей Иванович Вавилов, уже известный тогда ученый-физик, узнав об аресте Николая, стал добиваться приема у В. М. Молотова и Л. П. Берии — добился. Позднее выяснилось, что они сами являлись инициаторами этого ареста: постановление от 6 августа 1940 года утвердил Берия с согласия Молотова.
Но что же именно заставило принять такое постановление?
Сохранилась датированная июнем 1939 года докладная записка, адресованная председателю Совнаркома СССР В. М. Молотову, о VII Международном генетическом конгрессе, который в Москве так и не состоялся. Сочинитель записки — лысенковец И. И. Презент: «Хору капиталистических шавок от генетики в последнее время начали подпевать и наши отечественные морганисты. Вавилов в ряде публичных выступлений заявляет, что «мы пойдем на костер», изображая дело так, будто бы в нашей стране возрождены времена Галилея. Поведение Вавилова и его группы приобретает в последнее время совершенно нетерпимый характер. Вавилов и вавиловцы окончательно распоясались, и нельзя не сделать вывод, что они постараются использовать международный генетический конгресс для укрепления своих позиций и положения… В настоящее время подготовка к участию в конгрессе находится целиком в руках Вавилова, и это далее никоим образом нельзя терпеть. Если судить по той агрессивности, с которой выступают Вавилов и его единомышленники, то не исключена возможность своеобразной политической демонстрации «в защиту науки» против ее «притеснения» в Советской стране. Конгресс может стать средством
