Йот Эр. Том 2 - Андрей Колганов

— А почему вы не говорите о роли товарища Сталина? — недоуменно перебил ее райкомовский работник.

— Так его же тогда там не было… — пояснила Нина.

— С чего ты взяла?

— Бабушка рассказывала.

— Какая еще бабушка?! Ну вот что, у тебя температура, ты сама не знаешь, что несешь, забери свое заявление и иди домой.

Это была ее первая и последняя попытка вступить в партию. Уже много позднее Нине довелось узнать, что права была как раз ее бабушка, а изданное Лаврентием Павловичем творение «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье», положения из которого затем были включены товарищем Сталиным в «Краткий курс», не чуралось лакейской фальши.

Несмотря на стремление девушки держаться подальше от компаний «золотой молодежи», совсем оторваться от этой среды ей не удавалось. Уже вышедший из юношеского возраста младший сын Кагановича — Юрий — был не прочь приударить за Ниной, а супруга Лазаря Моисеевича решила, что это будет вполне подходящая жена для сыночка, и стала усиленно ее обхаживать. Так девушка познакомилась с четой Кагановичей и несколько раз побывала у них дома. Старшие Кагановичи произвели на нее довольно хорошее впечатление, которое, похоже, было взаимным. Лазарь Моисеевич даже делился с Ниной байками о том, как нелегко ему подчас бывало докладывать Сталину.

— Он же любую недоговоренность или неискренность чуял сразу, — вздыхал член Президиума ЦК. — Так что врать ему было опасно. И очень не любил, когда ему докладывали о тех или иных неудачах. Особенно если какое-нибудь серьезное поручение не исполнялось, — он положил ладонь на щеку.

— Ведь Иосиф Виссарионович в раздражении мог и за пистолет схватиться, — его голос понизился почти до шепота. — А бедному Лазарю приходилось спешно нырять под письменный стол.

— Зачем под стол-то? — удивилась Нина.

— А как же? Больше ведь в кабинете никуда не скроешься! — ответил Каганович.

— А скрываться зачем? — все еще не понимала девушка.

— Так он и выстрелить мог! — не то с испугом, не то с восхищением пояснил ее собеседник. — И не один раз. Стол большой, массивный… Сидишь под ним и ждешь, пока у него ярость схлынет. А он пулю за пулей в столешницу всаживает. Мне охрана говорила, будто после его смерти стол хотели вынести из кабинета, чтоб отремонтировать. Куда там! С места сдвинуть не могли — так он был свинцом нашпигован. Пришлось на части разбирать.

Пожалуй, именно назойливые ухаживания Юрия Кагановича, к которому Нина не испытывала никаких добрых чувств, были одной из причин того, что она решила проявить благосклонность к одному из своих новых приятелей. Ее знакомые девчонки вообще не понимали, как же она столь долго упиралась, не давая согласия на предложение… ну, назовем его Сергеем. Сергей происходил из семьи потомственных морских офицеров. Его отец служил в Министерстве обороны, а сын заканчивал военно-морское училище в Ленинграде. Подружки Нины, конечно, были заворожены его изысканными манерами, элегантной черной курсантской формой, фейерверком непринужденных комплиментов, цветами… Да один тот факт, что каждые выходные, когда ему удавалось получить увольнительную, он мотался ради своей прекрасной дамы из Ленинграда в Москву и обратно, способен был сразить их сердца.

В конце концов и сама Нина поддалась этому напору. Если трезво рассудить, Сергей был не таким уж и плохим парнем — начитанный, умный, хорошо воспитанный и, похоже, испытывавший к ней горячие искренние чувства. Надо же как-то устраивать свою личную жизнь? Почему бы и не дать ему согласие на пылкое предложение руки и сердца. Да и надоедливый Юрка Каганович тогда отстанет.

На апрель 1953 года была назначена свадьба, сшито красивое подвенечное платье, съезжались родственники, приглашены гости… Утром из Ленинграда должен был приехать жених. Однако время прибытия поезда прошло, а Сергей не появился. Шел час за часом, приближался назначенный срок регистрации в ЗАГСе, но и к этому моменту жениха не дождались. Что же случилось с Сергеем? Нервничали все — невеста, приехавший по такому случаю из Польши отец невесты, родители жениха, собравшиеся гости.

Наконец, в прихожей раздался звонок. Не в дверь — телефонный. Нина бросилась к аппарату, схватила трубку. В ней раздался голос Сергея:

— Нинуля, ты своя девчонка, ты меня поймешь… Извини, что не приехал. Но я встретил такую женщину, такую женщину… Она просто ослепительна… Мечта всей моей жизни…

Дальнейшие излияния Нина слушать не стала, швырнув трубку на рычаг. Заглянула на кухню и, не обращая внимания на теснившихся в маленькой квартирке гостей, зажгла все четыре конфорки на газовой плите, сорвала с головы фату и швырнула ее на плиту. Фата вспыхнула красивым пламенным облачком и моментально сгорела.

— Ты что, Ниночка? Что случилось? — воскликнул не на шутку встревоженный Яков Францевич. Дочка в коротких энергичных выражениях объяснила — что. Однако реакция истомившихся ожиданием родителей с обеих сторон была на удивление благодушной:

— Не пропадать же теперь выпивке… и закуске, — хмыкнул генерал Речницкий. — Пошли, Нинуля, хлопнешь шампанского за то, что избавилась от этого козла!

Девушка, впрочем, еще не вполне была готова к тому, чтобы перейти от ошарашившего ее известия к веселью. Когда после нескольких минут, понадобившихся ей, чтобы вернуть самообладание, она вышла к праздничному столу, отец жениха и отец невесты, дружески обнявшись, чокались рюмками с водкой. Рядом с ними увлеченно расправлялись с яствами и напитками гости. Криво усмехнувшись, Нина набулькала себе шампанского в фужер и присоединилась к ним. Finita la commedia! [19]

Но оказалось, что это еще не конец. Фортель, который выкинул Сергей, аукнулся Нине через полтора года. И на этот раз все закрутил телефонный звонок. Несостоявшийся жених скороговоркой кричал в трубку:

— Нинуля, у меня всего две минуты! Я сейчас в плавании, а мне сообщили с берега, что им позвонила жена и сказала, что уезжает, а дочку оставляет мне. Дочка в квартире совсем одна! Записывай адрес…

Девушка, разумеется, не могла не принять участие в судьбе брошенного беспомощного ребенка, которому не исполнилось еще и года. Она немедленно рванула на Ленинградский вокзал. Прибыв в город на Неве и подъехав на такси по указанному адресу, она подошла к нужной двери — к счастью, не запертой — из-за которой доносился детский плач. В квартире были распахнуты окна, но даже гулявший в ней холодный сквозняк не мог полностью вытравить запах от кучи окурков, наваленных в пепельницах, в мусорном ведре и вообще где попало. Кухня и столы в комнате были завалены грязной посудой, объедками и пустыми бутылками.

Девочка нашлась в своей кроватке, в мокрых пеленках, насквозь простуженная. Так что первым делом Нина озаботилась вызвать «скорую»… Больше недели пришлось убить на то, чтобы, убедившись, что здоровью девочки ничто больше не угрожает, обеспечить ее надлежащим уходом. Лишь после этого Нина смогла вернуться в Москву, к занятиям в университете.

11. Москва слезам не верит

Но вернемся в весну 1953 года. Именно тогда девушку огорошил неожиданным предложением комсорг группы. Факультетский комитет комсомола был обеспокоен тем, что студенты биолого-почвенного (а точнее, студентки — ибо подавляющим большинством обучавшихся на нем были девушки) не могут занять достойного места на спортивном первенстве университета. Да что там достойное место! Факультет даже не мог выставить команду по всем спортивным дисциплинам. Дырки надо было срочно закрывать. Нина недоумевала: все же знают, что у нее с физкультурой не очень. Хотя… И факультетская команда пополнилась еще одним спортсменом. Новому члену команды предстояло выступить в стрельбе из пистолета.

Опробовав несколько раз в университетском тире пистолет Марголина, Нина решила — справится. Боевой опыт никуда не делся, в день соревнований она отстрелялась отлично, выиграв первенство университета. Однако, поглядев на донельзя расстроенного парня, который занял второе место, отстав от нее совсем чуть-чуть («Небось, готовился, тренировался упорно», — подумала девушка), она отказалась от участия в городском первенстве.

Но вскоре ей пришлось-таки продемонстрировать свои способности к меткой стрельбе.

Нина и так попадала домой после занятий не слишком рано. А в тот день она задержалась в университете позже обычного. От метро пришлось идти пешком, потому что дождаться троллейбуса большой надежды не было. На город уже опустилась ночная тьма, разгоняемая лишь редкими огоньками фонарей вдоль Ленинградского шоссе да немногочисленными светящимися окнами домишек окраины, среди которых терялись первые, недавно построенные многоэтажки. Весна уже вступила в свои права, и в ночном воздухе разливался аромат сирени, кусты которой густыми зарослями теснились между строений.