Путь варга: Хищные пастыри. Книга 1 - Елена Владимировна Кисель

этот Истинный Варг с фениксом и почему Кровавые не признают в нём Истинного варга, когда другие признают? Назовёте мне третий?

Гриз улыбается. Мысли о том, что у Эвальда Шеннетского каждый вопрос вмещает по два вопроса. Кроме одного — третьего.

— Почему молчит Кормчая.

— Девятая всегда не вмешивалась до последнего, но это как-то и для неё чересчур. Может быть, приходит срок выбора новой — всё-таки, нынешняя Кормчая больше века на посту, говорят, они как-то… примолкают перед тем, как выбрать преемницу. А может, есть другие причины. Ладно, посмотрим, если будут какие-то сигналы — вы и ваша группа можете…

— У меня есть ещё один вопрос, Эвальд. Точнее, это не вопрос. Условие.

Хромой Министр вежливо наклоняется вперёд.

— Сегодня в городе мои люди работали втёмную. Не зная, с чем столкнутся. Не представляя — какой опасности подвергаются…

— Не то чтобы даже я знал, какой опасности и кто тут подвергается — до того момента, как эти остолопы выпустили на площадь зверей.

— … не зная даже — почему они прибыли в город. Так больше не может быть. Если мы и дальше будем участвовать в таких операциях — я настаиваю, чтобы они были в курсе, от кого приходят заказы.

— Иными словами — вы хотите раскрыть им наше с вами сотрудничество. Полагаете, это разумно?

— Не полагаю, — Гриз откидывается в кресле. — Но пытаться скрыть это от них больше не буду. Если вы не предполагали, что к этому придёт…

— В таком случае из меня был бы политик как из прогрессистов — спасители Кайетты.

Улыбка у него подкупающая, озорная. Юные глаза отливают синевой из-за василька в петлице.

— Я выбрал вас за открытость и намерение спасать, Гриз. Делайте как знаете. Не думаю, что господин Нэйш или господин Гроски станут возмущаться по этому поводу. Великолепнейшая госпожа Тривири — не забудьте передать ей моё восхищение, к слову — вообще из Айлора. И, полагаю, вы сможете убедить нойя Энешти или господина Олкеста. К тому же не сомневайтесь, питомник ждёт щедрое пожертвование — вы же показали себя просто отлично… Кто остаётся? Мелони Драккант? Аристократия первого уровня всегда трудно шла на переговоры, но, я полагаю, у меня есть возможности её смягчить. Если бы ещё с остальным всё было так просто.

Он подтягивает к себе тросточку и играет в гляделки с серебристым лисом на набалдашнике. В глазах теперь отражаются два маленьких изумруда.

— У варгов есть термин, которым обозначается… ну, вы знаете… веселье по весне?

— Единых названий нет. Весеннее безумие. Половодье. Время соков. Песня крови.

— Хм-м-м. В молодости я читал трактат о душевных болезнях. Автор уверял, что они обостряются весной и осенью.

Первый Министр Айлора отставляет тросточку и тянется за чайником.

— Знаете, если глянуть на весь этот кавардак здесь сегодня… такое ощущение, что у Кайетты весеннее обострение. Как жаль, что мы не можем просто заварить для неё успокаивающего чайку.

Эпилог

МЕЛОНИ ДРАККАНТ

— Чайку, милая? Отличный сбор, да-да-да, и немного цветочного медочка…

Грызи смотрит на чашку так, будто из неё вот-вот выскочит голый Лортен.

— Не стоит. Я уже… уже, в общем.

Конфетка дует губы и начинает обносить чаем всех, до кого грабли дотянутся. И пичкать засахаренным мёдом и пряно-тыквенными цукатами, и у неё в голосе можно увязнуть, как оса в меду.

— Лайл, душа моя, вторую чашечку? О, Янист, тебе непременно нужно успокоиться, ложечку варенья, сладкий? Кани, ох, я ведь уже сказала тебе — воздействие эликсира уже совсем прошло, «Воровской глазок» выходит быстрее, когда что-то ешь или пьёшь, особенно сладкое…

Для меня Конфетка что под зельем, что без зелья смотрелась одинаково. Нойя объяснила это туманным «Мысленный образ», — а больше я её не спрашивала.

Отказываюсь от чашки — чаем Конфетки только чутьё забивать. Лучше бы кошку на коленях, только где возьмёшь — весна и свадьбы.

— Ма-а-а-а-а-а! — любовная песнь Боцмана долетает даже и сюда. А клетки с горевестниками пришлось накрыть — чтобы не перебивали новости.

Должны быть какие-то новости. Грызи не зря явилась с выражением лица — будто в гнездо грозовых угрей наступила. И нас не зря вывели из тюрьмы Зеермаха спорые типчики в капюшонах. Просто прошли от входа, даже без звуков разборок. Открыли дверь запирающим кристаллом. Показали — освобождайте помещение. Потом запихали в карету у чёрного хода и вывезли из города прямиком к речке, где нас Фреза поджидала. На прощание сунули нам вещички — атархэ мне и Мяснику, остальным сквозники и личные амулеты. И без слов укатили обратно в город.

— Янист, дорогуша, ну что ты сидишь как на иголках. Едва ли сюда вот-вот ворвутся люди из Корпуса Закона с кандалами наперевес.

Малой подпрыгивает в кресле каждый раз, как к нему обращаются. И временно перестаёт поедать глазами Грызи.

— Просто думаю, какую шумиху это вызовет, — бормочет смущённо. — Исчезновение терраантов, потом животные, которых увели Кровавые… теперь вот мы ещё… Не говоря уж об… остальном.

«Остальное» — надо полагать, Балбеска, которая грузит в себя сладости за троих. Под умилённым взором нойя.

— Ыф-ф-ф, наджо буджеч гажет прикупичь, — выдаёт дитя с плохой наследственностью. — Глык! Интересно, а про Похотливых Шнырков они того… в подробностях? А про Чаек и развращение всех в округе?

— Нойя говорят — что рассказывает вор, и рыбак и репортёр, умножай на дюжину, не прогадаешь, сладкая!

— О да-а-а, «Оргия в Зеермахе!» «Разврат посреди кренделей!» Начать, что ли, вырезки делать. Эй, Рихард! В вир бабочек, валяй собирать заметки о наших похождениях!

— Действительно. Заманчиво.

Мясник отвечает с опозданием. И с таким видом, будто его донимает трёхлетка. Он в полутёмнном углу и где-то в своих паскудных мыслишках. Быстро шоркает карандаш по блокнотному листу — малюет вир знает что.

Балбеске, понятно, побоку и тон, и Мясник. Она ещё не выдохлась.

— Первый выезд, ха! А проставляться с первого жалования нужно? А если нужно, то где? Как-никак, вроде, съездили удачно… или как у вас это идёт?

— Зависит от того, сколько нам заплатят, — жадный Пухлик допивает вторую чашку. — И заплатят ли вовсе.

— Я уже говорила — о деньгах не стоит волноваться. Заказчик обеспечит.

Грызи вздыхает, переплетает пальцы. И разрождается наконец:

— Насчёт заказчика. В общем, понимаете… это Эвальд Шеннетский.

Конфетка размешивает сахарок, позванивая ложечкой.