Святослав. Великий князь киевский - Юрий Лиманов

   — Грозишь? Да я тебя сейчас, невзирая на посольство твоё...

Но боярин, не дрогнув, продолжал ещё громче:

   — И ежели не отпустишь хана с честью, не приедет князь и все Ростиславичи на пир! Так сказал мой господин и князь, так я тебе, великий князь, говорю!

   — Ягуба! — вскочил Святослав. — Вышибить посла вон! То и будет мой ответ!

Боярин побагровел. Ягуба замешкался, подыскивая слова, чтобы успокоить великого князя, не дать совершиться непоправимому.

   — Дозволь сказать, великий князь. — Борислав слегка поклонился.

   — Ну?

   — У Кунтувдея под стягами тысяча воинов...

   — Самые верные псы Рюриковы, — пробурчал Святослав.

   — По-нашему, он — воевода молодший.

   — Ну? — Разгневанный князь ещё не понял, куда клонит княжич.

   — Так уместно ли тебе, великий государь, поступки какого-то молодшего воеводы разбирать? То забота киевских бояр.

Святослав сел, огладил бороду, на лице его промелькнула тень улыбки. Он взглянул на руку, повертел перстень, снял с пальца, полюбовался и протянул послу.

   — Добрый ты слуга моему брату и князю. Возьми. И передай Рюрику: заботу его мы понимаем и разделяем. Подумают киевские бояре, как поступить с ханом. Мы их совет на весы своего суждения положим и со всем тщанием рассмотрим. Иди, боярин! Ягуба, проводи посла с почётом.

Посол стоял, не понимая что произошло. Он уже приготовился к позору, к тому, что поскачет с горькой вестью к князю и тот обрушит на него гнев за плохо выполненное поручение... И вдруг...

   — Иди, боярин, иди с миром...

Боярин взял перстень, поклонился, попятился к двери. Ягуба ушёл за ним.

   — За совет спасибо. Знатно рассудил, Борислав, и хана унизили, и Рюрику место указали, и решение за собой оставили. — Святослав потёр на пальце то место, где прежде сидел перстень. — А посол-то прост. Смел, предан, но прост.

   — Да, великий князь, не Ягуба...

Что-то обидное усмотрел князь в словах Борислава, и нахмурился.

   — Ты Ягубу не задевай, Борислав. Мой он со всеми потрохами, мы с ним с малолетства рука об руку идём и в горе, и в радости. Умён, предан.

   — Скорее хитёр, чем умён.

   — Говори-ка, Борислав, прямо. Со мной тебе играть словами нет нужды.

   — Не слушай Ягубу, не вели читать на пиру «Слово о полку Игоревом».

— Та-ак... С отцом игуменом виделся, как я понимаю... Был он у меня, сует свой нос не в свои дела, не может забыть, что княжеского роду.

   — У отца игумена возражения пастырские, я же прощу тебя взглянуть с высоты великокняжеского стола.

   — Что-то не пойму я тебя, Борислав. Не ты ли в Киев певца привёз? Не ты ли повестью его восторгался?

   — И восторгаюсь — великое творение!

   — Что же получается? Для тебя великое, а для других пусть за семью печатями останется? Когда люди чего не знают, в три короба больше того, что есть, наговорят.

   — Не ко времени сейчас повесть, великий князь.

Княжич сказал это и сразу подумал: вот сейчас великий князь поймает его на слове и высмеет, как только он умеет. И поделом — действительно, кто может знать время для великих творений? Они возникают нежданно-негаданно, по велению таланта, на пересечении боли в душе гения и тревог времени... Вадимысл написал свою повесть несколько лет назад, когда после поражения князя Игоря Южная Русь лежала беззащитной перед готовыми, как барс к прыжку, степняками. И тогда этот гневный и горький, кровью писанный, в плену выстраданный призыв был бы... Эх, что толку вспоминать... Когда бы ни написал свою повесть певец, читать её собрались только сейчас... Так, значит, время всё-таки играет роль в судьбе гениальных творений?..

Святослав молчал. Самое простое было бы возразить княжичу, что, если верить греческим и римским историям, все великие произведения литературы возникали, увы, не ко времени. Даже «Илиада» слепого Омира...

А может быть, лучше разъяснить княжичу всё, что связано с предстоящим прочтением, поделиться надеждами и расчётами?

Наконец великий князь заговорил, по укоренившейся привычке давая первым делом ответ уклончивый, расплывчатый, по видимости мудрый, а по сути ничего не означающий:

   — Кто может знать время для великих творений? — И оба они — и старый, и молодой — чуть заметно улыбнулись и тому, что об этом ответе уже подумали, и тому, что отлично понимали — за ним последует настоящий разговор, откровенный и обнажённый. Только кто же начнёт его первым? И поскольку великий князь выжидательно умолк, говорить надлежало Бориславу. Он произнёс осторожно, как бы пробуя босой ногой воду:

   — Сам знаешь, повесть ныне всем поперёк...

   — Это почему же? — опять выиграл ход в диалоге великий князь, потому что Бориславу приходилось теперь уточнять свою мысль.

Рассердившись на свою нерешительность, княжич высказался наконец более чётко и определённо:

   — Игорь ею обижен. Другие князья услышат — кто завидовать станет, кто упрёк узрит, кто возмутится малостью слов, сказанных о нём, и потянут врозь. А Руси единение нужно.

   — Цель высокая. Но как её достигнешь, ежели я, — Святослав усмехнулся, — одной рукой правлю, а другой князей от престола отталкиваю? Того же Рюрика любезного возьми — стоит киевлянам поддержать его, мне и часа на великом столе не удержаться.

   — Значит, нужна крепкая рука.

   — Иными словами, власть? — Великий князь хищно протянул вперёд руку, словно намеревался схватить что-то. — Власть над единой Русью, могучей и грозной... — Он опустил руку. — Только где же я тогда княжеский престол, пусть малый для начала, тебе выделю, ежели Русь единой станет?

   — Не обо мне речь, великий князь.

   — То-то и оно, что не о тебе. С тобой бы я договорился, наподобие того, как французский рекс[54] Филипп договаривается со своими ближними мужами. А других не уговоришь, их прежде победить требуется, а потом уж убеждать. Иного же князька и на дыбе не убедишь, что ради какой-то ему ныне не нужной Руси он, владетель, должен от самовластья в своём княжестве отказываться. — Святослав испытывал удовольствие от разговора с внуком. — Власть... Ох, Борислав, не знаешь ты, что это такое! Ни золото, ни забавы бранные, ни красавицы, ни мудрость книжная, ни охота соколиная — ничто не сравнится с горьким и сладким хмельным напитком, именуемым властью. Я вот одной ногой в могиле стою, а её не отдам! И ещё других укоротить хочу. А чтобы укоротить, их следует сперва разбить. Бить же мне князей, братьев моих, способнее поодиночке. И для того рассорить, лбами столкнуть, стравить, как псов. Впрочем, наука сия тебе известна не хуже, чем мне... — Святослав задумался. — В «Слове» не каждому князю равная хвала вознесена, не так ли? Может статься, что и одна капля переполнит : чашу княжьей зависти друг к другу. И не безразлично мне, каким я предстану в глазах потомков — таким ли, как описал меня в повести дружинник Игорев, или иным... Так что « пусть читает певец «Слово» на пиру. Пусть.

Встретить Весняну княжичу не удалось. Он побродил вокруг старого дворца Ольговичей, где остановился Игорь -Святославич с чадами и домочадцами своими, поглядел на высокий забор. В доме уже гасили огни — было поздно. Когда уже собрался уходить, заметил девку из Весняниной «дворни, Дуняшу. Остановил, велел передать княжне, что говорил с великим князем, но безуспешно.

Борислав шёл домой, пытаясь разобраться в своих чувствах. Смутно и тоскливо было на душе, последняя надежда рассеялась... Он не мог ни отогнать воспоминаний о встречах с княжной, тайных и горько-сладостных, ни усмирить в себе ярость на князя Романа. Приходилось признать, что чем недосягаемей становилась для него Весняна, тем сильнее он желал её...

У ворот своего дома он увидел Микиту с поводырём.

   — Княжич Борислав? — спросил поводырь.

   — Да...

Услышав голос княжича, Микита шагнул вперёд, с трудом опустился на колени:

   — Христом Богом молю, княжич, во имя княжны Весняны, помоги!

   — Встань, Микита, встань, не пристало тебе на коленях, — сказал Борислав, поднимая старика. — Чем могу помочь?

   — Окажи милость, посодействуй, чтобы мне и невенчанной жёнке Вадимысла Марии пройти на пирование. Хочу услышать, как он будет петь свою великую песню!

Не назови Микита Марию жёнкой невенчанной, он бы, возможно, и отказал, но эти слова наложились на его мысли о Веснине и о себе. Борислав велел им ждать его в день пирования на площади перед великокняжеским дворцом...

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

День рождения великого князя выдался особенно солнечным. Гости начали съезжаться задолго до полудня. Их встречали с почётом — кого на улице, кого на красном дворе, кого на крыльце — отроки и стольники великого князя, ближние бояре. Вели в палаты, занимали беседой, предлагали с дороги лёгких медов, заедок. Уже закрутилась праздничная, нарядная толпа по переходам, теремам, палатам, гридницам.