Исповедь - Семен Соболев

- Уна мина фок! - кричал румынский офицер, взмахивая рукой. Наводчики дергали за шнуры, пушки подпрыгивали, изрыгая снаряды, огонь и сизый дым. Наши солдаты повеселели: все-таки какая ни есть, а все подмога. Не все же нам одним бить фашистов. Союзники-подлюги открывать второй фронт все еще не помышляют, так, слава богу, что хоть румыны присоединились к нам и теперь в одном строю с нами вступили в бой.

Боевое крещение румын прошло неудачно для них. И хотя сорвали и погнали немцев, но к полудню, когда, взяв пушки на передки, мы двинулись вперед, нам открылась печальная картина - весь белый, покрытый снегом склон гор, был усеян трупами румынских солдат. В темно-зеленых шинелях они резко выделялись на снегу.

Наши солдаты за войну сделались если не стратегами, то великими тактиками. И врал Виктор Астафьев, когда писал, что мы своими трупами завалили немцев. Если наших погибло больше, то только в начале войны в силу ее внезапности, за счет большого числа окруженных, а так же гибели мирных людей в немецкой оккупации. Последние годы войны мы воевали малым числом. Да, мы не жалели себя, но цель у нас была великая - победа и полный разгром фашистов. Вот и здесь, пересиливая шум мотора, начали они излагать "Науку побеждать".

- Мать, моя! Сколько их навалили! Это што ж они так кучей перли?

- Та их же ж много! У нашей пехоте в роте двадцать солдат, а у их, мабуть, двести.

- А шинели у их яки тэмни. Их же ж видно, як на ладони.

- Ничо, вот повыбьют их маленько и научатся воевать! Нас в начале войны тоже было много, и голов клали много.

- Всёдно жалко. Воны таки еж, як мы...

Мы отъехали от поля боя. Погибшие солдаты скрылись из виду. Переменилась и тема разговора. Все это были старые солдаты (хотя многим было не больше двадцати), за годы войны повидавшие всякого, поэтому увиденное не могло надолго потрясти их. Война и смерть - родные сестры. И обе они были перед нашими глазами уже много, много дней.

К вечеру мы заняли словацкий городок Рожнява и, не останавливаясь, стали продвигаться в горы. Однако часам к десяти вечера остановились в небольшом хуторке. Жители были рады нашему приходу. Хуторок состоял всего из десятка домиков, приютившихся в узкой лощине, по обе стороны которой вздымались покрытые хвойным лесом горы. Собрался импровизированный оркестр: скрипка, виолончель, контрабас и барабан. Музыканты всю ночь напролет играли, развлекая нас и людей, собравшихся из соседних домов. С ними было легко общаться - это были славяне. Они говорили на своем языке, мы - на своем, но и мы, и они понимали друг друга. Некоторые из них оказались партизанами или связными партизан и рассказывали нам о своих боевых делах.

На рассвете нас повернули назад, на Рожняву, а оттуда мы пошли на юг, вдоль реки в обход Словацких Рудных гор или во всяком случае, по проложенным в них дорогам.

Вот уже вторую неделю мы продвигаемся по Чехословакии, легко взламывая оборону немцев, наспех устраиваемую каждую ночь на нашем пути. Заняли провинциальный словацкий городок Римавска Собота, прошли его маршем и, не останавливаясь, стали углубляться в горы. В зоне нашего продвижения сходились хребты Словацких Рудных гор и Малых Татр, создавая сплошной горный массив. поднимавшийся все выше и выше. Однако колонна наша по улучшенной гравием и щебенкой дороге, на значительных участках асфальтированной, шла непрерывно, только вспоминая заторы у взорванных мостов по полям Смоленщины и украинскому чернозему. Здесь дороги были добротными, благо, что строительный камень был тут же, рядом - все горы были сложены из него.

Остановки наши бывали обычно в конце дня, у какого-нибудь придорожного села, где немцы пытались нас остановить. Завязывался бой, колонны разворачивались в боевые порядки, батареи занимали огневые позиции. На немцев обрушивался шквал огня, их выбивали из села и, занявши его, славяне располагались в нем на ночлег, оставляя немцев впереди себя на высотах, давая им возможность закрепиться до утра.

Все роды войск из всех эшелонов набивались в село. Здесь перемешивались все: взводы управления с орудийными расчетами, разведка с обозами, танкисты и артиллеристы, пехота и снабженцы, дивизионы "Катюш" и полковые санчасти.

Пусть немцы закрепляются до утра. Утром мы их выбьем. Утро вечера мудренее, а пока надо дать отдохнуть и войне. Посчитать живых и мертвых, пополнить продовольствие и боеприпасы, заправить автомашины горючим, приготовить ужин, пообщаться с населением. А оно всегда готово пойти навстречу. Славяне, положив ласковый взгляд на молодух, приглашали их помочь побыстрее приготовить солдатский ужин. В помощи они, конечно, не нуждались и со всем проворно справились бы сами. Но как приятно останавливать свои взгляды на этих ясноглазых славянках, на их статных фигурах, несущих в себе славянскую породу и западную культуру, слушать их распевный говор, а если будет удача, то и уединиться с ними где-нибудь в темном уголку, подальше от глаз армейского начальства и стерегущих глаз родителей. Не зря скоро и солдаты и словачки, посмеиваясь, напевали протяжно такой, якобы подслушанный ими диалог:

- Аничка!

- А но?

- Подь сэм.

- Пречо?

- Крумпли пуцуватъ.

- Ни, я боим. Там страшидло!

Что в переводе на наш означало бы:

- Анечка!

- Что?

- Пойдем со мной.

- Зачем?

- Картошку чистить.

- Нет, я боюсь. Там страшно!

А у самих глаза лучатся и губы растянуты улыбкой, и невозможно скрыть взаимную симпатию. Задержись фронт на день-другой, и рухнула бы такая ненадежная сдержанность Анечек, растаяли бы все эти "ни я боим", и очертя голову, нырнули бы и те и другие в самое, что ни на есть "страшидно", давая ростки обыкновенным человеческим историям без начала и конца, с одной только скоротечной серединой.

Но, слава богу, наутро мы снова пошли вперед, сбив немцев с их позиций, и оставляя Анечек лишь в своей памяти сердца. Так, все углубляясь в горы, мы прошли Панобанью, Лавинобаньго и через несколько дней заняли небольшое село Летва. Под вечер, когда уже начало подмораживать, когда сверху пролетал редкий снежок, когда солнце клонилось к западу, и готово было юркнуть за вершины гор, поднимаясь вверх, мы вошли в село. Дорога, войдя в него, поднималась вверх и метров через триста уже выходила из села, поднимаясь на перевал. На выходе, у дороги, на верхней окраине стояла церковь, а домики рассыпались вправо от дороги по склону горы, сбегая далеко вниз и вправо, в долину. У самой церкви нас остановили наши разведчики. За селом были немцы. Наш командир дивизиона устроил наблюдательный пункт на колокольне церкви. Тут же, у самой церковной ограды, в крайнем доме мы расположили наш штаб дивизиона. Батареи заняли огневые позиции, несколько отойдя назад. После первого же артналета немцев наш хозвзвод тоже был перемещен вниз, в заднюю часть села.