Исповедь - Семен Соболев

Пошла вперед пехота, не отрываясь от огненного вала нашей артиллерии, перенесшей огонь в глубину обороны немцев. Бой нарастал. Однако наша сила стала пересиливать силу немцев, они стали отходить от реки, которую уже во многих местах перешла наша пехота вброд. К полудню поступила команда взять орудия на передки и продвигаться вперед. К вечеру мы вошли в город Мишкольц.

Мишкольц - большой город с многоэтажными каменными домами. Как оказалось потом, под городом оказался еще один подземный город из бесконечных подвалов. Этот город можно было оборонять долго, но видимо нашими соседями западнее обрезались пути отхода немцам и они вынуждены были бежать, чтобы не попасть в мешок.

Мы остановились на окраине. Рядом возвышался большой увал, заворачивающийся дальше к югу и востоку вдоль реки Шайо. Вдоль всего подножия увала в гору были пробиты штольни, входы в которые закрывались мощными дубовыми воротами. Одна из штолен была открыта, и у входа в нее стоял мадьяр со стеклянной трубкой через плечо, заканчивающейся наверху большой колбой, в виде булавы, емкостью литра на два-три. Мадьяр, опустив трубку в бочку с вином, подсасывал вино в колбу, а когда она наполнялась, перекидывал колбу через плечо, словно карабин, заткнув нижнее отверстиe пальцем.

- Тэшшек, тэшшек, камрад! - предлагал он нашим солдатам. Солдаты подставляли кружки или котелки, мадьяр убирал палец, и вино с шумом переливалось в подставленную посуду. Мудрый мадьяр. Так у него будет меньше урона. Выпьют у него солдаты маленький бочонок, а все остальное останется ему. Мне вспомнилось, как в Румынии, когда мы вошли в город Ботошани, в винном подвале солдаты "угощались" сами, простреливая чаны с вином со всех сторон для того только, чтобы наполнить котелок.

Мы вошли в штольню, чтобы посмотреть, как там все устроено. Высота ее была метра четыре - пять, потолок арочный. И потолок и стены ничем не армированы, просто обтесан грунт. В глубину горы она уходила метров на двести. И вдоль всей стояли, вернее, лежали, огромные дубовые бочки-цистерны с вином. Кое-где лежали и небольшие бочата. Везде чисто, ничего лишнего, никакого хлама, как это бывает у нас, в наших погребах и сараях, где обычно скапливается всякий ненужный хлам, пришедший в негодность, но хранимый авось-либо пригодится.

Мы вышли, удовлетворив свое любопытство.

- Тэшшек! (Пожалуйста, прошу), - предложил опять мадьяр. Но мы отказались

Было сыровато, прохладно, даже в шинелях, как-то неуютно, зябко. Пришла настоящая осень... Мы стояли около какого-то серого здания, холодного и безлюдного, и ждали команды двигаться вперед. Скорее бы!

Не любил я города на пути нашего наступления. Как-то в них было голодновато. И хотя нам было достаточно того, что привозил старшина, но в селе всегда было что-то, чем можно было полакомиться - там всюду были свежие фрукты, овощи, иногда свежее молоко, и, занявши какой-нибудь двор для ночлега, мы чувствовали в нем себя будто дома.

К вечеру мы выступили вперед догонять свою пехоту. Перед этим я сбегал в штаб полка и получил топографические карты для своего дивизиона на дальнейшее продвижение. Впереди была граница Чехословакии.

Прощайте, мадьярки!

Привет, славяне!

По Чехословакии

Где-то после двухдневных переходов с боями мы пересекли границу Чехословакии и, отвалив от речушки, вдоль которой мы продвигались, повернули на северо - запад, поднимаясь в Словацкие Рудные горы. Населенные пункты встречались не так часто, обычно в долинах, у речушек.

Выпал снег, склоны гор побелели, правда, кусты и деревья на фоне снега рябили серыми пятнами. Нашим солдатам, одетым в серые шинели, можно было маскироваться и без белых халатов. В эту пору с нами вместе против немцев вступила в бой и румынская армия. Видимо, все это время с августовского прорыва и капитуляции Румынии ее армия проходила, переформировку, чистку от профашистской прослойки в командном составе и комплектацию.

Не очень надеясь, как это представлялось нам, солдатам, на боеспособность румын, наше командование не выделяло им обширных участков фронта, а рассредоточивало их промеж наших войск, составлявших, таким образом, всегда надежный каркас.

Помнится первая встреча с румынскими воинами в первом же словацком селе. Подошли их полнокомплектные роты. Солдат много. Демократии в отношениях между солдатами и унтер-офицерами, а тем более офицерами никакой... На все распоряжения старших по чину румынские солдаты вытягивались, козыряли и щелкали каблуками.

В нашей армии на фронте солдаты и сержанты обращались примерно, как колхозник со своим бригадиром. В ответ на команду офицера еще могли козырнуть со словом "Есть!" и, крутнувшись, выполнять распоряжение, команды же сержантов выполнялись без всякого козыряния.

Пока старшие офицеры румын получали участки на передовой, чтобы занять их ночью, мы, раздобыв вина, общались с румынскими солдатами и унтерами, и испытывали некоторую неловкость, наблюдая, как тянутся их солдаты перед сержантами.

- Ты посмотри, - воскликнул наш связист Гажала, обращаясь к своему командиру отделения, сержанту Тарасову, - как они их вымуштровали! Во, буржуи!

- Ничо, паря, я тя тоже заставлю бегом бегать!

Сержант Тарасов расхорохорился. Наверное, он вспомнил, что при существующей у нас на фронте демократии (а я бы сказал уважении к личности бойца), его подчиненные не то, чтобы отказывались выполнять приказание такого никогда не бывало - но, получив его не от офицера, а от сержанта, вместо немедленного и беспрекословного выполнения, убежденные, что ум хорошо, а два лучше, могли ответить:

- Слухай, сержант, а может вот так лучше?

Сержант хмурился, но, чувствуя, что солдат действительно говорит дело, ответствовал:

- Ну, если лучше, то давай так...Только быстро, так твою! присовокуплял он и свою командирскую лепту к принятому решению.

К вечеру румыны ушли. Только за нашим двором развернулась их батарея из четырех короткоствольных пушек какого-то музейного вида. А на рассвете начался бой. Начала бить наша артиллерия и артиллерия румын.

- Уна мина фок! - кричал румынский офицер, взмахивая рукой. Наводчики дергали за шнуры, пушки подпрыгивали, изрыгая снаряды, огонь и сизый дым. Наши солдаты повеселели: все-таки какая ни есть, а все подмога. Не все же нам одним бить фашистов. Союзники-подлюги открывать второй фронт все еще не помышляют, так, слава богу, что хоть румыны присоединились к нам и теперь в одном строю с нами вступили в бой.

Боевое крещение румын прошло неудачно для них. И хотя сорвали и погнали немцев, но к полудню, когда, взяв пушки на передки, мы двинулись вперед, нам открылась печальная картина - весь белый, покрытый снегом склон гор, был усеян трупами румынских солдат. В темно-зеленых шинелях они резко выделялись на снегу.