Черный обходчик - Василий Анатольевич Криптонов

вас такой какой-то уникальный случай, что воля, что неволя — всё едино… Уверяю, это не так. Во-первых, вы здесь. Это уже говорит о том, что ваша душа стремится к Свету. А во-вторых, у вас просто накопившийся стресс после долгой борьбы с болезнью. Вы всё видите в мрачных тонах. Это пройдёт, это…

— Да замолчи ты.

Эти тихие слова, первые, произнесённые женщиной, прозвучали как гром среди ясного неба. И я замолчал.

Она села на кровати, уставилась на меня. Без злости, всё тем же пустым взглядом.

— Вы мне надоели. Я годами слушала, как все талдычат мне, что надо бороться, надо не сдаваться, что я должна быть стойкой. Тогда они ещё верили. Потом слова остались те же, но за ними появилась ложь. Они знали, что ничего уже не изменить, но лгали, чтобы спасти себя от необходимости меня утешать. А ты — как врач. Ты даже не притворяешься, что тебе на меня не плевать. Просто талдычишь заученные слова. «Ты как все, у всех всё одинаковое, я всё знаю». Что будет, если я не вознесусь? Печеньку не получишь? Ради этого я должна у тебя через горящий обруч прыгать? Нет уж, хватит. Я устала что-то делать, потому что так кому-то надо, потому что так — все. Я не просила меня сюда везти. Уйди.

— Ваша душа хочет…

— Значит, перехочет.

— Но…

— Засуньте вы себе свой Свет… туда, куда солнце не заглядывает.

С этими словами женщина легла спиной ко мне и уставилась в окно, за которым время от времени романтично пролетали пожиратели.

Я посидел ещё пару минут, пожал плечами и тихо вышел. Какой-никакой первый контакт состоялся. Гостье как минимум нужно передохнуть от меня. Потом, может, вообще поменяюсь с кем-то, если сдвигов не будет.

Все, кроме меня, были заняты. Я спустился на лифте в вестибюль, подошёл к ресепшену.

— Привет, — сказала грустная Алина.

— Ты чего такая смурная?

— День какой-то… Вообще никто не заходит.

— Так пожиратели же…

— Что?

— А. Ты же про людей.

— Тимур, ты в порядке?

Совсем забыл, что Алина в наши дела не посвящена.

— Сорян, заработался. Клиентов, говоришь, нет? А как так? Тут же номера бронируются заранее.

— С утра четыре отмены уже. Без объяснений. Да и вообще. Смотри!

Я огляделся. В лобби было пусто. Напрягшись, я вспомнил, что и в кафетерии утром народу не было.

— Отель как будто вымер, никто из номеров не выходит. И ощущение какое-то постоянно… Как будто что-то липкое и холодное обволакивает. Накручиваю себя, да?

Она смотрела жалобно. С ожиданием в глазах, что я кивну и успокою.

— Нет, — сказал я. — Всё ты правильно чувствуешь. И все чувствуют.

— Чувствуют… что?

— Дерьмо происходит, Алина. Большое дерьмо, как сказал бы Ван…

— Я не понимаю…

— Да и не надо, наверное. Потерпи. Мы со всем разберёмся, так или иначе.

— Ладно. — Что за «мы», Алина не спросила. Просто улыбнулась. — Удачи.

Кивнув, я пошёл к выходу.

На крыльце остановился, покрутил головой. Пожиратели, как и ожидалось, прыснули в разные стороны, сделали вид, что просто проходили-пролетали мимо. Но когда я отошёл от отеля на десяток шагов передо мной нарисовались сразу трое. Я остановился.

— Хорошо подумали? — спросил я. — Тут пустышек — два вагона.

— Тут нет пустышек, — прошипел пожиратель, стоящий передо мной.

Я непроизвольно повернул голову к дороге и вздрогнул. Пустышек и впрямь не было. И это было, в целом, логично. Если к видящим пустышки инстинктивно тянулись, то от пожирателей инстинктивно удалялись. Проспект Гагарина пустовал. Я остался безоружным.

— Ну, допустим, — вежливо согласился я. — Однако…

— Верни одного из нас!

— Он больше не один из вас.

— Он должен поплатиться.

— Он просил передать, что всех, кому должен, великодушно прощает. Валите отсюда. Бориса ждёт Свет. А вас ждёт куча дерьма, или где вы там сейчас живёте.

Вот это я уже перегнул. Всё забываю, что с чувством юмора у этих ребят грустно. Пожиратели бросились на меня.

Пришлось переместиться. Заодно узнал, что могу мгновенно шагнуть от отеля к перекрестку с Большой Советской.

Ну, как «могу»… В глазах потемнело, голова закружилась, на ногах устоял с трудом. Тренироваться надо, видимо. С большими расстояниями перемещения пока плохо работают. А может, сил у меня не так много, как хотелось бы. Но стратегически решение было верным: здесь скопления пожирателей уже не наблюдалось, и пустышек я почувствовал. Потянул с Большой Советской к себе. К тому моменту, как меня догнали взбешенные пожиратели, уже было, чем их встретить.

Вообще, конечно, ситуация крайне забавная: в призрачном мире пустышки молотят пожирателей, чтобы те не дотянулись до меня, а я в реальном вызываю такси. Надеясь, что на работу приложений и навигаторов разборки призрачного мира не влияют.

Угу. Хрен там плавал! Минуты три приложение уверяло, что изо всех сил ищет машину, после чего подвисло.

Я вспомнил, как Мстислава однажды обмолвилась, что взаимосвязь двух миров куда крепче, чем принято считать. И «волны», как она выразилась, от сотрясений в призрачном мире вполне себе докатываются до реального. Вспомнил пустые лобби и кафетерий отеля, Алину, скучающую на ресепшене. Выругался и переместился еще дальше.

Теперь приложение заработало. Машину следовало ожидать через семь минут. Но семи минут я не прождал — подъехал Ким.

— Здорово. Ты чего здесь?

— Такси жду.

— А почему вид такой, что хоть в гроб укладывай?

Подавая Киму руку, я покачнулся и схватился за крышу фургона. Ким посмотрел на меня с подозрением.

— Два перемещения подряд. Возможно, поэтому.

— Псих, блин, — ругнулся Ким. — Садись!

Он открыл дверь. Я забрался в фургон. С облегчением плюхнулся на сиденье.

Ким тронулся.

— Давай в отель отвезу?

Я помотал головой.

— Не надо мне в отель, только что оттуда.

— Так ты еле на ногах стоишь!

— Ничего, сейчас пройдёт. Реально всё норм, просто перенапрягся. Скоро попустит.

— Ну, смотри. Бардачок открой, там фляжка лежит. Прямо с краю должна быть.

Я открыл бардачок. Плоскую фляжку в брезентовом чехле увидел сразу. Вытащил, протянул Киму.

Тот мотнул головой.

— Мне не надо. Сам хлебни маленько.

Я открутил крышку, сделал небольшой глоток. В голове действительно начало проясняться. Примерно такой же эффект, как от отвара, которым поила Мстислава. Хотя на вкус — другое. Надо сказать,