Красные гиганты. История советского баскетбола - Марк Брет Кано

уже, когда было поздно, я думал, что можно было мяч бросить в аут или высоко вверх подбросить. И им бы не хватило времени атаковать. Но это все было позже <…> Но хуже всего было потом, когда нам все-таки дали тайм-аут и мы шли к Владимиру Петровичу (Кондрашину). Я посмотрел на лица ребят и потом уже старался ни на кого не смотреть» [143].

Саканделидзе удалось остановить Коллинза только жестким фолом.

Коркия: «Конечно нужно было фолить! Фол Зураба – золотой фол. Все говорят про золотой пас Едешко, про золотой бросок Саши Белова. Правильно говорят. Но если не было бы золотого фола Зураба, не было бы золотого паса и золотого броска – времени не хватило бы» [143].

Несмотря на сильный удар и огромное напряжение, Даг Коллинз забил оба штрафных броска. За три секунды до финального свистка американская команда впервые повела в счете.

Паулаускас: «Я думал, что он промахнется хотя бы один раз. Когда он забил оба, я сказал себе: это конец» [143].

А потом… потом начался настоящий хаос. Последние три секунды олимпийского финала 1972 года – это, пожалуй, самый известный момент в истории международного баскетбола, или, по крайней мере, момент, который вызвал наибольший ажиотаж. Споры продолжаются и по сей день, существует большое количество статей, интервью с действующими лицами и документальных фильмов на эту тему. Здесь мы попытаемся кратко изложить факты, основные моменты дискуссии и реакцию различных сторон с максимально возможным беспристрастным подходом.

В тот момент, когда Даг Коллинз выполнял свой второй бросок, прозвучал гудок на табло бомбардиров. Бразильский арбитр Ренато Ригетто повернулся к столу, чтобы посмотреть, что происходит, но болгарин Артеник Арабаджан передал мяч в руки Жармухамедову. Тот сделал пас Сергею Белову, который уже приблизился к средней линии, когда Ригетто остановил игру за секунду до конца. В этот момент было видно, как помощник Кондрашина Сергей Башкин жестикулирует руками, требуя тайм-аут, и просит судей остановить игру, так как он якобы не был предоставлен.

Согласно правилам того времени, тайм-аут должен был быть объявлен до выполнения штрафных бросков и мог быть назначен до них или между первым и вторым, но никак не после второго. Первый вопрос, который возникает: правильно ли был объявлен тайм-аут?

Сергей Башкин (помощник тренера Кондрашина): «Когда Сако фолил, Кондрашин попросил тайм-аут. Такой длинный провод-шланг. Нажимаешь кнопку – на столике лампочка загорается. Попросил и встал со скамейки» [143].

Кондрашин: «Сработала, сработала. Я когда в Женеве был недавно, видел фильм, снятый во время этого матча. Не телерепортаж, а настоящий цветной фильм. Этот фильм, когда разбирали протест американцев, прокручивали. Я видел, честно, – лампочка на столе горит. И видно, как секретари головой кивают. Они, бараны, хотели дать мне тайм-аут до первого броска. Я, конечно, отказался…» [143].

По словам самого Кондрашина, тайм-аут был объявлен до бросков с тем расчетом, чтобы он действовал между первым и вторым штрафными бросками. Тот факт, что стол дал гудок, когда мяч уже был в руках у Коллинза, может свидетельствовать о попытке избежать второго броска, чтобы обеспечить остановку игры. С другой стороны, Ханс Теншерта, отвечавший в тот день за подсчет очков, объяснял, что на этом турнире тренерам было выдано электронное устройство для подачи сигнала на стол о намерении объявить тайм-аут. По его мнению, советские тренеры не справились с этой задачей и объявили ее слишком поздно. Историк Роберт Эдельман, специалист по советскому спорту, считает, что ошибку допустил стол, который не понял намерения объявить тайм-аут между двумя бросками [13, с. 146–147].

Сам Ренато Уильям Джонс, генеральный секретарь FIBА, признал ошибку. Однако Коллинз и несколько членов американской команды не уверены в том, что тайм-аут был объявлен правильно. После остановки матча Уильям Джонс показывает пальцем на три секунды. Это еще один ключевой момент, возможно, самый важный и спорный: следовало ли возобновлять матч с тремя секундами или с одной на часах? Опять же по версии Ханса Теншерта, Ригетто хотел начать матч с одной секунды и сказал об этом за столом, но после вмешательства Уильяма Джонса решил добавить еще две. В нескольких американских документальных фильмах на эту тему говорится, что Джонс не имел права вмешиваться, но у него были полномочия как у председателя технической комиссии, которая рассматривала любые жалобы на судейство, хотя в то же время он и не имел права принимать решения по матчам в игре. Другими словами, окончательное решение оставалось за арбитром. Согласно разъяснениям представителя FIBA венгра Ференца Хеппа, опубликованным спустя годы в официальном журнале International Basketball, Уильям Джонс лишь дал совет Ригетто, который сам принял решение о возобновлении игры с трех секунд [144].

Следует также отметить, что одна из самых больших проблем в тот день была связана с коммуникацией. Стол говорил только по-немецки, а судьи Ригетто и Арабаджан не находили общего языка, что, возможно, объясняет дальнейшие действия. Пока стол готовил секундомер, на котором было 50 секунд, судьи решили возобновить матч. Было видно, как стол жестами пытался сдержать арбитров, которые этого не заметили и возобновили игру. Едешко вышел вместо Жармухамедова и, хотя ему мешал центровой Макмиллен, отдал пас Паулаускасу, который попытался перебросить мяч через всю площадку. Однако в тот самый момент, когда он получил мяч, прозвучала сирена, а времени на табло оставалось 50 секунд. Американцы решили, что игра закончена, и стали праздновать победу. Американское телевидение также объявило о завершении игры при счете 50:49, и даже нашлись болельщики, которые выскочили на площадку, чтобы отпраздновать победу. Однако судьи приказали им уйти с площадки. Американская команда была в недоумении, считая, что советской команде дается шанс за шансом на победу. Как позже свидетельствовал Джон Бах, Уильям Джонс пригрозил ему, что отказ от возвращения на площадку означает лишение матча и золотой медали, поэтому Хэнк Айба неохотно согласился: «Я не хочу проиграть этот матч через несколько часов просто сидя на скамейке» [145].

Майк Бантом (игрок сборной США): «Представьте себе, пока все это происходило, нам никто ничего не объяснял, они не говорили по-английски. В основном они говорили только: ”Выходите и играйте“. Легко понять наше замешательство» [146].

Джонни Бах (помощник тренера Хэнка Айбы): «Если бы мне пришлось повторить все сначала, я бы не смог донести до тренера Айбы то, что нужно сделать. Я пытался объяснить за столом, что они не могли добавить время к игре, и уж точно не могут делать это еще раз. Но до сих пор я жалею, что передал все это тренеру» [146].