Книгоедство. Выбранные места из книжной истории всех времен, планет и народов - Александр Етоев

Книга о странном событии в жизни человека, профессия которого — обыгрывать в танцах сцены из кинофильмов. Работа неблагодарная, хоть и творческая, заработок зависит от случая — от щедрости случайных прохожих, в основном — туристов. Рабочее место героя — улицы европейских городов. Сам он русский, провинциал, часто думающий о своей оставленной родине, но не желающий туда возвращаться. В исходной точке романа, с которой начинается действие (Париж, Франция), герой практически сидит на мели. Временная подружка Алька, мотающаяся по Европе автостопом москвичка, в которую он почти влюблен, уезжает к какому-то немцу в Кельн. Все вроде бы у героя плохо, но тут — о богиня любви Венера! — ему подворачивается работа, от которой только скопец откажется. Дело в том, что по совместительству наш герой работает жиголо. И одна из его богатых прошлогодних клиенток делает повторное предложение. Он соглашается и выезжает в маленький городок Аркашон во Французской Ривьере. Единственное, что смущает героя — некоторые условия контракта. А именно: наш герой должен в точности — до последней мелочи, вроде жестов и манеры прикуривать, — соответствовать покойному мужу богатой дамы. Это настораживает. Это наводит героя на разные нехорошие мысли. Словом — возникает интрига.

Не буду продолжать пересказ. Скажу только, что у меня лично ощущение при чтении было примерно такое же, какое я испытывал в свое время, читая фаулзовского «Волхва». Постоянное присутствие за кадром некой темной фигуры или фигур, управляющих поступками героя. Некоего демона или демонов, то бросающих на дорогу героя тень, то оставляющих материальный след в виде переставленных книг на полке или прозвучавших в ночи шагов.

Ощущение предопределенности, тайны, зависимости от внешних сил автор передает мастерски. Вообще, «Месяц Аркашон» скорее кинороман, чем роман. Он очень сценичен, ярок по языку, в нем есть внутренняя динамика, авантюрно-детективный сюжет. Даже конец романа, явно скомканный, откровенно халтурный, представляется мне намеренным актом, веселым приемом автора, уставшего от трагической маски и поменявшего ее враз на клоунскую. Я имею в виду финальную сцену в сент-эмильонском дворике в усадьбе вдруг воскресшего мужа, когда выскакивают черти из табакерки (или боги из машины — кому как нравится), выхватывают бутафорские пистолеты и начинают обильно проливать кровь.

И еще — роман абсолютно не политизированный, что по нынешним временам является несомненным плюсом.

И еще — под именем А. Тургенева скрывается от нападок недоброжелателей известный писатель-космополит Вячеслав Курицын.

Михалков С.

Сергея Михалкова знает в нашей стране любой мало-мальски грамотный человек. Во-первых, он создал Дядю Степу. Во-вторых, сочинил фразу «А сало русское едят», давно сделавшуюся летучей. В-третьих, написал слова советского, теперь уже российского гимна. Конечно, можно поставить ему в заслугу и рождение двух талантливых сыновей — Никиты и Андрея, — но тут, как говорится, больше постаралась природа.

Некоторые ядовитые языки, завидующие славе михалковской фамилии, распространяли злобные эпиграммы. Самая известная из них эта:

О родина, ну как ты терпишь зуд!Три Михалкова по тебе ползут.

Литературовед Бенедикт Сарнов в книге «Перестаньте удивляться» приводит следующую «непридуманную» историю, связанную с написанием гимна. Сталин, как известно, был первым критиком и редактором советского гимна. Начинался же он в авторском варианте с такого куплета:

Свободных народов Союз благородныйСплотила навеки великая Русь.Да здравствует созданный волей народнойЕдиный, могучий Советский Союз.

Когда гимн вернулся на доработку, рукой вождя против строчки «Союз благородный» было написано: «Ваше благородие?» А против «волей народной» стояло «Народной воли?» То есть вождь мгновенно предупредил намек на возможную связку с белогвардейским движением и партией террористов-народников «Народная воля».

В результате «Союз благородный» переродился в «республик свободных», а «народная воля» превратилась в «волю народов».

Так ли или не так, а Сергей Михалков фигура в отечественной культуре не менее знаковая, чем Юрий Гагарин или Владимир Высоцкий.

Неважно, кто к нему как относится, но Михалков, независимо от критики и оценок, — несомненный символ эпохи, которую мы зовем советской и которую не вычеркнуть, не изъять из летописи нашей страны.

Он как хозяин в дом входил,Садился, где хотел,Он вместе с нами ел и пилИ наши песни пел.

Он нашим девушкам дарилУлыбку и цветы,И он со всеми говорил,Как старый друг, на «ты»:

«Прочти. Поведай. Расскажи.Возьми меня с собой.Дай посмотреть на чертежи.Мечты свои открой».

Он рядом с нами ночевал,И он, как вор, скрывал,Что наши ящики вскрывалИ снова закрывал.

И в наши шахты в тот же годВрывалась вдруг вода,Горел химический завод,Горели провода.

А он терялся и дрожалИ на пожар бежал,И рядом с нами он стоялИ шланг в руках держал.

Но мы расставили посты,Нашли за следом след.И мы спросили:«Это ты?»и мы сказали:«Это ты!»и он ответил: «Нет!»

«Гляди, и здесь твои следы, —Сказали мы тогда, —Ты умертвить хотел сады,Пески оставить без воды,Без хлеба — города!

Ты в нашу честную семьюПрополз гадюкой злой,Мы видим ненависть твою,Фашистский облик твой!

Ты будешь стерт с лица земли,Чтоб мы спокойно жить могли!»

Это стихотворение 1938 года (извините, что привел его полностью) — квинтэссенция предвоенной эпохи, абсолютная классика поэзии социалистического реализма, оно такое же вечное, как лермонтовское «На смерть поэта». И созданный в 30-е годы советский гимн — тоже абсолютная классика, которую не вырубишь топором и не заглушишь никаким рок-н-роллом. Когда некоторые злые писательские языки назвали авторов гимна «гимнюками», Михалков ответил на это просто: «Гимнюки не гимнюки, а петь будете стоя». И оказался целиком прав.

Так что творчество и личность Михалкова отнюдь не вчерашний день. Он как душа неразделим и вечен. На нем стояла и стоять будет земля русская.

P.S. Недавно открыл для себя еще один поэтический шедевр Михалкова в авторской книжке 1953 года «Сатира и юмор». Стихотворение «Про советский атом» (с подзаголовком «Солдатская песня»). Вот его (или ее, раз песня?) начало:

Мы недавно проводилиИспытанья нашей силе,Мы довольны от души —Достиженья хороши!Все на славу удалось,Там, где нужно, взорвалось!Мы довольны результатом —Недурен советский атом!

«Мистерия-буфф» В. Маяковского

Это «героическое, эпическое и сатирическое изображение нашей эпохи» было специально написано к первой годовщине Октябрьской революции и давалось на сцене Коммунального театра музыкальной драмы 7, 8 и 9-го ноября 18-го, соответственно, года. Слова Вл. Маяковского, постановка Вс. Мейерхольда, оформление Казимира Малевича.

Нам написали Евангелие,Коран,«Потерянный и возвращенный рай»,и еще,и еще —многое множество книжек.Каждая — радость загробную сулит, умна и хитра.Здесь,На Земле хотимНе выше житьИ не ниже…Нам надоели небесные сласти —Хлебище дайте жрать ржаной!Нам надоели бумажные страсти —Дайте жить с живой женой!

Вот так-то! Не просто с женой, а с женой живой! Вся поэма состоит из пяти картин, включая пролог, отрывки из которого я сейчас процитировал. Поэма откровенно богоборческая, пролог тому подтверждение. На афишке, выпущенной специально к театральной премьере и расклеиваемой на всех городских заборах и тумбах, кратко и убедительно пересказывается содержание каждой картины.

I картина: Белые и черные бегут от красного потопа.

II картина: Ковчег. Чистые подсовывают нечистым царя и республику. Сами увидите, что из этого получается.

III картина: Ад, в котором рабочие самого Вельзевула к чертям послали.

IV картина: Рай. Крупный разговор батрака с Мафусаилом.

V картина: Коммуна. Солнечный праздник вещей и рабочих.

Друзья считали Маяковского гением, враги — бездарем, хулиганом, хамом. В обществе он вел себя вызывающе, сознательно делая из себя мишень для печатной и непечатной брани. Коммунисты его сделали классиком, насаждая, по словам Пастернака, как картошку при Екатерине. Впрочем, Ленин стихи Маяковского на дух не переносил, всячески ругая за формализм. Зато Сталин, хоть и не читал, но хвалил и даже назначил его в советской литературе первым красным поэтом, вроде маршала Буденного в армии, — правда, посмертно.