Иван-дурак: Очерк русской народной веры - Андрей Донатович Синявский

бывших беглых холопов. Вырисовывается колоритный социально-психологический тип — воина и, если выражаться современным языком, русского патриота, а вместе е тем разбойника и вора по отношению к государству. Определением «вор» награждали тогда не только того, кто что-то у кого-то украл, но «вор» в старину также — изменник, бунтовщик и всякий, кто посягнул выйти самовольно за пределы государства. В таком понимании все беглые холопы и все тогдашние диссиденты — это воры, пускай они украли всего лишь самих себя из-под власти государства. Казачья среда — это смесь рыцарского благородства, разбойного удальства и монашеского аскетизма.

Вот как сами себя аттестуют казаки — в ответ на предложение турецкого султана сдаться и в напоминание, что они, эти сидевшие в осаде русские люди, на самом-то деле преступники в глазах Московского государства: «И мы про то сами ж и без вас, собак, ведаем, какие мы в государстве Московском на Руси люди дорогие и к чему мы там надобны… Государство великое и пространное Московское многолюдное, сияет оно посреди всех государств и орд бусурманских и еллинских и персидских, яко солнце. Не почитают нас там на Руси и за пса смердящего. Отбегохом мы из того государства Московского из работы вечныя, от холопства полного, от бояр и дворян государевых, да зде вселилися в пустыни непроходные, живем, взирая на Бога. Кому там потужить об нас? Ради там все концу нашему. А запасы к нам хлебные не бывают с Руси николи. Кормит нас, молотцов, небесный царь на поле своею милостию: зверьми дивиими да морскою рыбою. Питаемся, ако птицы небесные: ни сеем, ни орем, ни збираем в житницы. Так питаемся подле моря Синяго. А сребро и золото за морем у вас емлем. А жены себе красные любые, выбираючи, от вас же водим».

Иными словами, казаки совершают набеги на турецкие берега, грабят, разбойничают и берут женщин у турок. А вместе с тем, по собственному самоощущению, они живут согласно евангельской заповеди — как птицы небесные: не жнут, не сеют, не заботятся о завтрашнем дне, не накапливают богатства. Легко можно представить, что это значит: грабят и проматывают награбленное. И чувствуют себя бедными птичками в пустыне, как и повелел Христос… И вот, оказывается, в этой среде — разбойничьей, рыцарской и несколько монашеской одновременно — необычайным авторитетом пользуются — иконы. Притом иконы местные, казацкие, принесенные с собою в Азов и здесь же поставленные в виде главной защиты от бусурманской осады. Названы две самые важные для этой среды иконы. Николая-Чудотворца — по-видимому, потому, что он скорый помощник, а скорая помощь этим людям крайне необходима. И вторая икона — Иоанна Предтечи, который почитался главным покровителем донских казаков. Очевидно, потому, что Иоанн Предтеча долгие годы провел, как аскет, в пустыне, и примеру его следуют казаки, поселившись в пустыне, в безлюдных местах, на свой страх и риск. А также, может быть, потому Иоанн Предтеча покровительствует казакам, что ему отрубили голову, что, в общем-то, ждет каждого из этой казацкой среды: либо в битве с турками сложить голову, либо русский царь ее отрубит, как и положено поступать с разбойниками и с изменниками родине. Так или иначе, но все действие в повести об осадном сидении вращается вокруг этих двух икон — Николы-Чудотворца и Иоанна Предтечи. И все повороты судьбы казачьего войска связаны с этими двумя иконами. К ним прибегают за советом и за помощью; к ним относятся как к живым и реальным существам; их — Николу и Ивана Предтечу — именуют «казацкими воеводами». Особенно тяжело донским казакам досталось, когда турки изменили тактику осады и, пользуясь численным превосходством, начали применять эти силы попеременно, днем и ночью, не давая роздыха. Казаки, по своей малочисленности, во время этих штурмов не могли подменять друг друга на месте сражения и изнемогали от усталости:

«И от такова их к себе зла и ухищренного промыслу, от бессония и от тяжких ран своих, и от всяких лютых нужд, и от духу смраднаго труплова отягчали мы все и изнемогли болезньми лютыми осадными… Ни на единый час отдохнуть нам не дадут. В те поры отчаяли уже мы весь живот свой и в Азове городе и о выручке своей безнадежны стали от человек, толко себе и чая помощи от вышняго Бога. Прибежим, бедные, к своему лиш помощнику, Предтечеву образу, пред ним, светом, росплачемся слезами горькими: „Государь-свет, помощник наш, Предтеча Иван, по твоему, светову, явлению разорили мы гнездо змиево, взяли Азов город. Побили мы в нем всех христианских мучителей, идолослужителей. Твой, светов, и Николин дом очистили, и украсили мы ваши чудотворные образы от своих грешных и недостойных рук. Бес пения у нас по се поры перед вашими образы не бывало, а мы вас, светов, прогневали чем, что опять идете в руки бусурманские? На вас мы, светов, надеяся, в осаде в нем сели, оставя всех своих товарыщев. А топере от турок видим впрям смерть свою. Поморили нас безеонием, дни и нощи безпрестани с ними мучимся. Уже наши ноги под нами подогнулися и руки наши от обороны уж не служат нам, замертвели, уж от истомы очи наши не глядят, уж от беспрестанной стрелбы глаза наши выжгли, в них стреляючи порохом, язык уж наш во устнах наших не воротитца на бусурман закрычать — таково наше безсилие, не можем в руках своих никакова оружия держать. Почитаем мы уж себя за мертвой труп… Не бывать уж нам на святой Руси“».

И при этих словах казаки поднимают на плечи свои иконы, Предтечеву и Николину, и идут с ними на вылазки, бросаются в атаки. И побеждают, поскольку им помогают иконы. Более того, эти святые — Иван Предтеча и Никола-Чудотворец — самолично участвуют в битве и сражаются, как воины. В момент сражения казаки их не видят, но видят турки и потом спрашивают с ужасом: кто это были такие? И казаки им отвечают с гордостью: то наши воеводы! Казаки могут судить о небесной помощи также по трупам убитых врагов. Тела пластаны и сечены наполы, т. е. разрублены пополам, как не в силах рассечь человеческая рука.

В конце концов, отбив турок, казаки просят царя Михаила Федоровича принять у них из рук Азов-город, как свою государеву вотчину — «ради светлых образов Предтечи и Николы, потому что им, светам нашим, угодно тут». То есть, сами иконы выказывают желание здесь оставаться, и потому следует удержать Азов в православных руках. Себя же казаки, среди которых не осталось ни одного здорового и непокалеченного человека, просят постричь в монахи и принять в монастырь Ивана