Уйти нельзя остаться. Кризисы, выгорание, смыслы и ресурсы в кинопрофессии - Татьяна Салахиева-Талал
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А еще в киноиндустрии существует также феномен волнового спроса на те или иные темы. Вышла коммерчески удачная комедия, скажем, про обмен телами — и все захотели тиражировать концепт. Прошла хорошо спортивная драма — есть спрос на спортивные драмы. Это явление из области рыночной конъюнктуры.
В свою очередь, сценаристу или писателю важно попадать в нерв времени, предчувствовать его и угадывать. А еще важно продать свою историю или книгу в момент, когда она совпадает с эпохой, чтобы потом не пришлось говорить, к примеру: «Да я еще пять лет назад всем предлагал сериал про зомби-апокалипсис, а вы все воротили нос и отказывались». Тоже распространенная ситуация. И, как правило, она вне авторского контроля — ведь здесь на арену выходят такие факторы, как удача, контакты, рыночная ситуация и многое другое.
Что снова возвращает нас к теме контроля, которая в разных вариантах возникает в разных разделах нашей книги. В данном случае речь о том, что мы не в силах просчитать судьбу произведения. Наше дело — написать текст и предложить его миру. И это немало, если подумать.
Что делать — кроме как молиться, — чтобы история не утрачивала смысл, несмотря на то что тема может подрастерять актуальность? Искать в ней универсальный драматический конфликт или ситуацию, которая будет интересной вне зависимости от обертки. Сердце истории — то, что останется, когда фактура перестанет работать как магнит. Проверочный вопрос: какой конфликт останется в корне истории, если «снять» с нее сиюминутность? Если ядро истории вневременное, вещь имеет гораздо больше шансов продлить свою «молодость». Здесь можно привести множество примеров из сокровищницы мировой культуры, но лучше просто вспомнить что-то любимое — оно обязательно таким и окажется.
Замыливание взгляда
Необходимость долго, кропотливо работать может приводить к ощущению изоляции, хотя в нашу эпоху посткарантина, мессенджеров и zoom-конференций эта проблема до известной степени нивелировалась.
Но есть и другие «сопутствующие симптомы». Возникает чувство «окукливания» и социального отрыва, одновременно может прийти усталость от материала и так называемое замыливание взгляда.
Последнее — феномен, известный каждому пишущему. Именно поэтому нам так важно опираться на редактора или партнеров по проекту, которые могут свежим взглядом просмотреть и проанализировать наши усилия. Качественную обратную связь и доверительное партнерство в этой невидимой схватке трудно переоценить. Писателю нужна опора, ему нужно об кого-то думать, слышать себя, рассуждать и ошибаться без страха осуждения.
Другие участники процесса помогают нам довести продукт до готовности. Мы зависим от них — их уровня культуры, их отношения к работе, совпадения наших взглядов или, что ничуть не менее важно, умения извлекать из несовпадений пищу для ума.
Голливудский сценарист Деннис Палумбо, сменивший свой род деятельности на психотерапию для писателей, пишет: «Для одиночества нет решения. Это часть нашего базового человеческого состояния. Но я надеюсь, что все аспекты вашей работы, даже те, которые вы не любите, обладают потенциалом вести вас вверх — к осознанию и просвещению, при условии, что вы готовы их принять»[22].
2. Внутреннее: Страхи и тревоги
Авторы исследования «Искусство и страх»[23] делят страхи художника на две большие категории: страхи про себя и страхи про других.
К первым они относят синдром самозванца, сомнения в собственных способностях и таланте, перфекционизм, чувство утраты «я» при неудачах, связанных с работой, ожидания от себя и ожидания снисхождения творческого чуда.
Вторая категория включает понимание, принятие и одобрение, при дефиците которых могут случаться глубокие переживания, вплоть до отказа заниматься искусством.
Перфекционизм
Перфекционизм — это личностно требовательные, навязанные себе стандарты, и личное достоинство, зависящее преимущественно от успехов и достижений, ведущее к вниманию к неудачам в ущерб успехам, и нездоровая самокритичность[24].
CLINICAL PERFECTIONALISM: A COGNITIVE BEHAVIORIAL ANALYSIS
Я проработал над усовершенствованием своего стихотворения все утро и убрал одну запятую, — объявил он как-то раз. — После обеда я вернул ее обратно[25].
ОСКАР УЙЛЬД
Занятия искусством ощущаются как опасные и обнажающие. Занятие искусством и есть опасное и обнажающее. Этому виду деятельности сопутствуют сомнения и вхождение в глубокие воды, которые пролегают между тем собой, каким вы хотите стать, и тем собой, каким вы боитесь быть. Для многих одно это уже является тормозящим фактором.
«ИСКУССТВО И СТРАХ»
Перфекционизм нередко заставляет нас затягивать начало или окончание работы. Он — как серая краска — вбирает в себя понемногу от всего: тут и страх оценки, и ужас «недолета», и многоликий внутренний критик, и сопротивление требованиям изнутри или снаружи.
Интересно, что страх победы и страх проигрыша способны тормозить нас в равной степени. Во всяком случае, оба приводят к замиранию, застыванию. Кто-то не может начать, кто-то боится остановиться и все полирует и полирует, редактирует и редактирует.
Противоядием от перфекционизма для меня лично стала мантра Better done than perfect — «Лучше завершенное, чем совершенное».
Если перфекционизм рушит производительность, утаскивая в свой привычный шаблон, его стоит преодолеть при помощи заранее продуманных на подобный случай: 1) волшебного пинка, 2) экстренного торможения.
Если знаете за собой тягу к перфекционизму, ищите противоядие личного изготовления. Фокус в том, что оно должно быть на видном месте и под рукой в момент, когда вы будете подвержены привычной злокачественной инерции. Из нее, как из всякого омута, обычно не видно спасительного круга. Поэтому лучше заготовить «таблетку» в момент равновесия. Например, шпаргалку «что я сделаю, если...».
Шпаргалка может жить в телефоне или блокноте, быть приколота к пробковой доске или активироваться звонком другу, проинструктированному заранее.
Синдром самозванца
Как-то я прочитала, что, по статистике, синдром самозванца более свойственен женщинам. Не знаю, так это или нет и насколько вопрос сомнения в себе гендерно специфичен, но штука это противная. Как описала ее одна из коллег в моем опросе, «кажется, что сейчас придут настоящие писатели и тебя разоблачат».
Правда, синдром самозванца не является уникальным атрибутом сочинительства. Он кросс-профессионален, то есть замечен у людей в самых разных областях.
Однако в творческих профессиях он может проявляться в самом токсичном своем изводе, ведь культура — это контекст, это ряд, в который мы вольно или невольно встраиваемся, понимая, сколько сделано до нас — великого и вторичного — и как сильно нам надо стараться, чтобы в этом ряду не потеряться. Мысль сама по себе не для слабых духом.
(Подробнее о синдроме самозванца см. также в следующей главе, в параграфе