Потерянные следы - Алехо Карпентьер

у него до рождения человека, когда еще не было глаз, способных его увидеть, – поддайся я этому – я в конце концов брошусь вниз, погружусь в эту потрясающую густоту листьев, которые в один прекрасный день исчезнут с лица Земли, не оставив от себя даже названий, не воссозданные в слове, исчезнут потому, что они, должно быть, – дело рук богов, предшествовавших нашим, пробных богов, которые еще не умели творить и сами оказались забытыми именно потому, что никогда не были названы, потому, что не обрели формы в устах человека… Брат Педро, легонько ударив посохом меня по плечу, прервал мое граничащее с галлюцинацией созерцание.

Тени от скал-обелисков, воздвигнутых самой природой, становятся все короче – время приближается к полудню. Нужно было начинать спускаться, прежде чем день застанет нас на вершине, чтобы из-за окутавших склоны облаков мы не потерялись в холодном тумане. Мы еще раз прошли мимо скалы, на которой демиург оставил свою подпись, и дошли до края площадки, где начинался спуск. Брат Педро остановился, глубоко вздохнул и оглядел горизонт, скрытый деревьями, из-за которых выступали грифельные громады – ломаная линия горной гряды, которая вносила неизбежный элемент суровости, мрачности и даже враждебности в сверхъестественную красоту необъятной долины. «Там живет единственное в этих местах племя свирепых и кровожадных индейцев», – сказал монах, указывая вдаль своим суковатым посохом. Ни один миссионер еще не возвращался оттуда. И тут я не удержался от насмешливого замечания относительно того, что не бесполезно ли предпринимать такое рискованное путешествие в столь неблагодарные края. В ответ пара серых, бесконечно печальных глаз посмотрела на меня так пристально и так смиренно, что я почувствовал себя неловко и подумал, что, верно, досадил ему, хотя, на мой взгляд, причин для досады не было. Я как сейчас вижу морщинистое лицо монаха, его длинную спутанную бороду, его уши, из которых растут волосы, и голубые вены, ясно вырисовывающиеся на висках, – но в тот момент все это словно не принадлежало ему, словно перестало быть его сущностью; его сущность в тот момент выражали лишь устремленные на меня два старческих глаза, немного покрасневшие от хронического конъюнктивита; и эти два, точно из потускневшей эмали зрачка смотрели на мир, расстилавшийся вокруг, и внутрь самого себя в одно и то же время.

XXVIII

Почти голый, потому что в последние дни стало особенно жарко, и положив перед собой школьную тетрадку, на обложке которой можно было прочитать: «Тетрадь по… ученика…» – Аделантадо сидит за доской, пристроенной на козлы, и в присутствии брата Педро, Предводителя индейцев и Маркоса, занимающего пост Ответственного за огород, составляет законы. Гавилан сидит рядом с хозяином, зажав кость в сильных лапах. Вырабатываются решения, касающиеся интересов всей общины, и необходимо закрепить их на бумаге. Аделантадо, узнав, что в его отсутствие убили несколько самок оленей, настаивает на том, чтобы вообще строго-настрого запретить убивать то, что носит название «самка оленя» и детенышей; исключения допускаются лишь в голодное время, но и в том случае запрет может быть снят лишь особым распоряжением составителей этого закона. В результате неразумной охоты, нападения хищников, а также того, что некоторые стада ушли в другие места, в этих краях осталось очень мало красных оленей, и такая мера просто необходима. Присутствующие клянутся, что будут сами повиноваться этому закону и заставят других соблюдать его, после чего закон записывается в книге актов городского совета и все переходят к обсуждению вопросов, касающихся общественных работ. Приближается время ливней, и в связи с этим Маркос сообщает, что гряды, которые на днях кончили возделывать под руководством брата Педро, расположены, по его, Маркоса, мнению, неправильно и что во время дождей воды с соседнего склона могут устремиться по бороздам и затопить участок, на котором построен амбар для хранения зерна. Аделантадо строго смотрит на монаха, требуя объяснений. На это брат Педро сообщает: гряды разделаны точно так, как это требуется для выращивания лука, который может расти только на том участке, где вода не застаивается и где не слишком сыро, а этого можно добиться, лишь отведя воду, для чего следует вырыть канавы по направлению к склону. Опасность, о которой говорит Ответственный за огород, можно предотвратить, если насыпать земляной вал не выше трех пядей как раз между огородом и амбаром для хранения зерна. Все единодушно признают необходимость такого сооружения и решают начать его возведение завтра же, мобилизовав на это все население Святой Моники – Покровительницы Оленей, потому что небо уже затягивается тучами и жара в полдень стоит невыносимая; к тому же все страдают от густых испарений и обилия неизвестно откуда взявшихся мух. Брат Педро, однако, напоминает, что еще не закончено строительство храма и что с этим тоже нужно торопиться. Аделантадо возражает, что сейчас гораздо важнее сохранить зерно, чем бубнить молитвы. Рассмотрение вопросов, включенных в порядок дня, он заканчивает приказом рубить и везти в город деревья для ограды, а также расставить людей для наблюдения, дабы не пропустить косяки рыб, которые в этом году поднимаются по реке раньше времени.

Итак, в результате сегодняшнего совещания капитула появилось несколько решений о ряде срочных сооружений и один закон – закон, нарушение которого «будет наказуемо», – буквально так записал Аделантадо. Это последнее настолько меня обеспокоило, что я даже спросил у мужичонки по имени Аделантадо, считает ли он, что ему следует выполнить страшный долг и учредить в городе наказания. «До сих пор, – ответил он мне, – человека, совершившего проступок, наказывали тем, что никто в течение определенного времени не обращался к нему ни с одним словом, выказывая ему таким образом всеобщее осуждение; однако придет день, когда нас будет так много, что потребуются наказания более суровые». И я еще раз подивился тому, какие серьезные проблемы могут возникнуть в этих краях, никому не ведомых, как и белые пятна неоткрытых земель на картах древних составителей; в этих краях, о которых люди оттуда знают лишь то, что касается ящеров, вампиров, змей, в мгновение ока убивающих своим ядом, да индейских танцев. А между тем за то время, что я путешествую по этому девственному миру, мне встретилось очень мало змей – одна коралловая, одна бархатистая и еще одна, скорее всего, гремучая змея, а хищников я замечаю лишь по рычанию, хотя несколько раз, например, швырял камнем в коварного каймана, притворявшегося гнилым стволом в предательском покое заводи. И если не считать бурю, которая застала нас на речных порогах, то можно прямо сказать, что история моя