Золотой гобелен - Рэд Инин

Он что, из-за Гранни так переживает? Или из-за того, что его обозвали полукровкой?

— Пойдем, капитан угощает. Я, если сейчас не съем что-нибудь, за себя не ручаюсь, — я схватил его за рубашку и потащил из каюты.

Таким я его еще не видел. Всегда собранный, сосредоточенный и решительный, сейчас он совсем раскис. Оказывается, наша молчаливая белоснежка умеет обижаться и грустить.

— Слушай, друг, нам еще Гранни найти надо, а мы даже не знаем, что происходит, — я решил пустить в ход последний козырь, — мы же не можем допустить, чтобы она попала в беду, тем более, чтобы ее нашел Брансципер. Ведь не просто так она из дома сбежала.

Он весь подобрался, мои слова наконец пробили стену уныния.

— Поедим, послушаем, о чем они будут говорить. Если бы отмотать назад, я бы еще глухонемым прикинулся, но уже поздно, — так уговаривая и подталкивая в спину, я выдворил Лана на палубу.

Обедали мы в полном молчании. О чем может спрашивать в такой ситуации человек, потерявший память, я придумать не смог, а устраивать очередной спектакль для Бранса было лень. Тем более, что теперь у меня была своя причина для печали — Брансципер попросил убрать от меня тарелку с огромной отбивной, заменив ее салатом и рыбным супом. Лан сидел, уставившись в стол. Йуг, усадив нас за стол и пожелав приятного аппетита, сразу ушел. Так что наша невеселая троица «наслаждалась» обществом друг друга.

Короче говоря, из всех моих планов разжиться новой информацией вышел один большой пшик. Платье мешало неимоверно, дышать становилось все труднее. Я боялся, что подарок Бранса вот-вот расползётся по швам. Ко всему добавилось еще легкое жжение, источник которого я определил, только поймав на себе внимательный взгляд Брансципера. Я уже несколько раз поправлял на шее мешочек с жемчужиной. Он стал горячим, и кожа под ним заметно покраснела.

Наконец Бранс не выдержал и потянулся посмотреть, что это такое. Я проворно шлепнул по протянутой ладони. История с семейной реликвией явно не прокатит. Опять придется импровизировать.

— Это часть ритуала очищения, который Граннифер проходит после наложенного на нее заклятия, — даже не посмотрев в нашу сторону вяло сказал Лан, — лучше не трогать и тем более не снимать, иначе она забудет, как ходить в туалет.

Молодчина, Лан. Бранс втянул свои щупальца со скоростью молнии.

И все-таки, что это? Близость моря так сказывается на жемчужине, или за ней пришли хозяева и скоро потребуют вернуть свое сокровище. Надеюсь, меня не примут за очередного любителя чужих артефактов.

Лан вернулся в каюту, Бранс прогуливался вдоль палубы, все больше напоминая загнанного зверя. Я уселся в принесенном специально для меня плетеном кресле и, ни о чем не думая, смотрел на гладкое бирюзовое зеркало моря. Иногда я ловил на себе косые взгляды, но люди быстро пробегали мимо. Ветер совсем стих. Кажется, мы попали в полосу штиля.

Глава 8. МОРСКОЙ ВОЛК

Небо справа по борту начало наливаться густым фиолетовым цветом. Солнце, как огромный огненный шар, медленно ползло к горизонту. Жизнь на корабле замерла. Даже Бранс куда-то исчез. Я вылез из своего креслица и пошел гулять по кораблю. Когда-то, в прошлой жизни, я собирал модели парусников, и мое воображение тогда рисовало яркие картины морских сражений пиратов и боевых армад, я увлеченно читал, как устроены суда.

Потихоньку я мечтал, как мог бы собирать свой флот с несуществующим отцом, но когда заикнулся об этом вслух, маман, усадив мена напротив очень доходчиво объяснила, что с ним, в смысле с отцом, она рассталась, когда мне было всего несколько недель отроду, потому что он представлял угрозу для моей жизни. Такая формулировка отбила у меня всякую охоту вникать в подробности, и я смирился с одиночеством, ставшим моим спутником во всех мужских интересах.

Так получилось, что родственников у нас с маман вообще не было никаких: она — сирота, выросшая в детском доме и чудом пробившаяся в нормальную жизнь, была настоящей одиночкой. Иногда я боялся, что у меня появится отчим, иногда искренне ждал этого, но маман обходила матримониальные вопросы, как легкая яхта обходит опасные мели, — быстро и уверенно. Так что парусники я мастерил в одиночку. Наконец у меня появилась возможность воочию увидеть, как работает это чудо человеческой мысли.

Я знал, какого слаженного, отточенного до мелочей и отмеренного до секунды труда стоит кажущаяся легкость, с которой судно парит в морском просторе. Знал, что каждый человек выполняет отведенные ему обязанности, что здесь нет выходных, а работа может продолжаться по несколько суток. И только в такие минуты затишья люди могли расслабиться и отдохнуть. Обе мачты сейчас пустовали. Капитан приказал убрать паруса. Создавалось впечатление, что мы чего-то ждем.

Несмотря на показное легкомыслие, я с огромным уважением отнесся к мальчику, командующему «Дитя бури». В пятнадцать лет стать капитаном — действительно дело немыслимое, и произойти такое могло только при самом невероятном стечении обстоятельств.

Я подошел к рубке. Мужчина со шрамом стоял у штурвала и, хотя корабль никуда не двигался, напряженно всматривался в линию горизонта.

— Можно? — спросил я.

— Заходите, леди, хотите подержаться за штурвал? — конечно, я хочу. Настоящий штурвал настоящего парусника.

За моей спиной раздался шорох. Неужели опять Бранс пришел за мной следить, я, кажется, оставил попытки сыграть какую-то роль в этом спектакле и просто проявлял человеческое любопытство. Но это был не Бранс.

Наш капитан загородив выход из рубки наблюдал за нами. Я вспомнил, что женщина — плохая примета и все такое. Извинившись, выпрыгнул на палубу. В этот момент судно резко качнулось, словно в борт ударила большая волна.

— Что происходит? — просил я Йуга, который прислушивался к чему-то.

— Не хочу вас пугать, миледи, но эти странные толчки сопровождают нас уже несколько дней. В ветреную погоду, когда на море волны, они почти не заметны, но в такие моменты, как сейчас, на них нельзя не обратить внимание.

Я обернулся,