Темные алтари - Димитр Гулев

Сьюзан Кей не шевельнулась. Только вызывающе подняла глаза.

Рикоуэр Эйблер подошел к ней. На Эдмонию он не посмотрел, будто ее действительно не существовало.

— Я жду, — сказал он, глядя в упор в немигающие светлые глаза девушки. — Я тебя не вижу, а ты не даешь о себе знать. Может, объяснишь, почему?

Его голос и на высоких нотах, когда он произносил речь, и сейчас, на низких, подкупал приятным тембром. Казалось, человек с таким общественным положением, как у него, и должен говорить только так и никак не иначе.

— Я жду, Сью!

Эдмония впервые слышала, как кто-то с такой неподражаемой теплотой произносит имя Сьюзан Кей — вообще так можно обращаться только к влюбленному и безумно любимому, желанному человеку, — и ощутила вдруг затопившее ее блаженство, но, как и ранее, ничем себя не выдала.

Не сводя с него глаз, Сьюзан Кей покачала головой:

— Бессмысленно!

— Поэтому и не появляешься? И не звонишь! Даже не отвечаешь, когда слышишь мой голос по телефону! И сразу же исчезаешь с гольфа, если приходишь с кем-нибудь из твоих оболтусов!

— Бессмысленно, Рикки! Уже бессмысленно! Все! Ты и сам знаешь это не хуже меня!

Эдмония чувствовала, как опустились ее ресницы — будто сами собой, чтобы скрыть глаза. Ей хотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю: сам Рикоуэр Эйблер, мэр, первый наследник одного из старейших родов в штате, первый игрок в гольф, член «Крамбли-клуба» и масонской ложи «Вольных каменщиков», человек из самого центра Дрейтон-парка — для Сьюзан Кей был просто Рикки.

Он улыбнулся своей прекрасной, подкупающей улыбкой, но устремленные в одну точку глаза таили упорство.

— Сью! — Имя Сьюзан Кей, короткое и легкое, воздушное, словно пепел древесных угольев в печи, звучало в его устах, как вздох. — Разве я когда-нибудь обещал тебе то, чего не мог исполнить!

— Нет! Конечно, нет! Иначе выполнил бы все свои обещания! — отозвалась она, потрясенная. — Я училась здесь, а ты еще не был мэром, когда рождались твои дети. После, благодаря тебе, я продолжала занятия в Чикаго. Дети твои росли. Сейчас у тебя есть и дети, и я — есть все, а время идет, не правда ли? У каждого есть свое заветное время, особенно у женщин. Но, Рикки, оно проходит, я это чувствую! Мы должны расстаться. Тогда мы как будто оба поняли это, поэтому я и купила с крошкой Молли и Берил Рейнольдс микроавтобус, ты ведь помнишь, и уехала к океану. Но я вернулась, и ни я, ни ты не устояли… Берил Рейнольдс уже вышла замуж, я, опять за твои деньги, приобрела «датцун», у нас с мамой будет новый дом, но ты никогда не будешь моим, Рикки. Никогда!

Сьюзан Кей судорожно вздохнула. Оба надолго замолчали. Смотрели друг на друга, сблизив лица, не видя ничего вокруг себя.

— У тебя есть кто-нибудь другой? — спросил наконец Рикоуэр Эйблер.

— Есть! — ответила пересохшими губами Сьюзан Кей. — Всегда кто-нибудь был после того, как я оставалась одна. Но никто, ты это хорошо знаешь, не мог мне заменить тебя…

Рикоуэр Эйблер поднял руки и положил ладони ей на плечи, совсем их закрыв.

— Сумасшедшие мы, что ли? — простонала Сьюзан Кей, глядя прямо ему в глаза.

— Я тебя понимаю, всегда понимал тебя! — ответил Рикоуэр Эйблер. — И знаю, ничто не может разлучить нас! Ничто!

Сьюзан Кей тряхнула плечами, пытаясь скинуть его руки. Она отталкивала его и в то же время льнула к нему, сжавшись в комочек и дрожа.

— Нет уж, нет! Больше так не могу! — послышался ее слабый и нежный голос.

Эдмония не дышала. Она была поражена. Если Рикоуэр Эйблер не замечал ее или притворялся, что не видит, то ведь Сьюзан Кей сама просила ее не выходить из кухни — значит, она-то знала, что негритянка здесь. Именно это и поразило чернокожую — так обычно случается с самыми простыми истинами, которые каждый долго носит в себе, как предчувствие, и открывает вдруг в какой-то миг: она не существовала и для Сьюзан Кей.

В дверях кто-то остановился, заслонив свет. Рикоуэр Эйблер мгновенно отпрянул.

Стоя в дверном проеме, Лейард Грэйвс заглянул в кухню. Как и Рикоуэр Эйблер пятью минутами раньше, он несколько секунд подождал, пока глаза привыкнут к сумраку кухни, но ему явно не хватило терпения — он ступил вперед и в изумлении остановился.

Видимо, он знал, что в кухне был кто-то еще, но не предполагал, что это может быть именно мэр.

Все трое стояли молча.

Затем Сьюзан Кей бочком прошмыгнула мимо Лейарда Грэйвса и будто растаяла в ослепительном блеске за дверью.

Мужчины остались лицом к лицу. Рикоуэр Эйблер был выше ростом, надменный, настороженный. Лейард Грэйвс — спокойный, но не совсем уверенный в себе, выжидающий. Эдмония рассматривала их профили, четко вырисовывавшиеся на солнечно-золотистом фоне, чувствуя усиливающуюся между ними напряженность, и ее вновь охватило сокрушающее, тяжелое и неспокойное чувство: вот, она видит их, все понимает, слышит их голоса, по сама для них как бы не существует…

— Я думал… — первым нарушил молчание Лейард Грэйвс. — Думал, — повторил он и беспомощно развел руками. — Зашел посмотреть и…

Рикоуэр Эйблер наблюдал за ним с иронией в пристальных серых глазах и с легкой усмешкой, скрытой в уголках губ.

— Вот так! — простонал Лейард Грэйвс, и Эдмонии стало жаль его и даже немного стыдно, что он ей иногда нравился и она втайне восхищалась им.

— И видели? — холодно спросил Рикоуэр Эйблер.

От прежней теплоты в его голосе не осталось и следа — напротив, в приятном тембре звучали металлические холодные нотки.

Лейард Грэйвс молчал.

— Видели, спрашиваю? — твердо повторил вопрос Рикоуэр Эйблер.

Глаза молодого Грэйвса забегали.

— Видели. Но вы не очень-то сообразительны, — продолжал Рикоуэр Эйблер. — Ведь если бы вы подумали, то должны были бы догадаться, что я знаю о ваших домогательствах. И если вы и впредь будете несообразительным, я вас… раздавлю.

Лейард Грэйвс сжался, как от удара.

— Раздавлю вас, Грэйвс! — подчеркнул Рикоуэр Эйблер тихо, почти без всякого выражения, но именно потому голос его звучал зловеще. — И вас, и вашего брата, запомните