Право на эшафот (СИ) - Бронислава Антоновна Вонсович

тайна, — важно ответила я, потому что те объяснения, что я могла дать, совершенно не подходили семнадцатилетней девушке.

— Ну, я думаю, что Сиятельные Двуединому неугодны, — заявила Ракель. — И он не хочет, чтобы в Теофрении они опять появились, иначе бы он благословил Теодоро Мурицийского и нашу Марселу.

— В Муриции считают по-другому, — заметила я. — Они думают, что Двуединому неугодны теофренийцы.

— Чушь! — бросила Ракель.

— Чушь, не чушь, а проблемы у Теофрении, и мурицийцы не без основания считают, что из-за отсутствия Сиятельных. Теофренийцы в Муриции сейчас не слишком популярны. Именно поэтому мне и пришлось бежать. И я теперь не знаю, выберутся ли родители.

Легенда обрастала деталями на глазах. Я потупилась и тяжело вздохнула, входя в образ почти сироты.

— Прости…

— Тебе-то за что извиняться? — удивилась я.

— Не подумала, что тебе тяжело говорить на эту тему. Но я не знала и считаю очень несправедливым, что Рауля собирались лишить трона в пользу соседней страны.

В политические споры мне лезть хотелось ещё меньше, чем в теологические, потому что о взаимоотношениях стран я знала только то, что они в принципе были, а этого очень мало для любых разговоров. Поэтому я примирительно сказала:

— Не стоит обсуждать королевские решения. Король наверняка знает больше нас, и ему видней, как сделать так, чтобы страна перестала страдать.

Ракель поджала губы, явно не соглашаясь со мной, но спорить не стала.

— Ты говорила про учебники? — вспомнила я. — Проводишь в библиотеку?

— Ой, конечно, — спохватилась она. — А потом ещё пообедать надо.

С «пообедать» я была полностью солидарна, потому что позавтракать я не успела, а есть надо даже Сиятельным, пусть даже они не совсем люди, с точки зрения Ракель.

Первым делом мы добрались до библиотеки. Ракель оказалась права: доставшийся мне комплект был дряхлый донельзя и так и норовил развалиться на листочки. Я состроила жалобное лицо и намекнула, что этому комплекту давно пора на покой, его достаточно измучили предыдущие поколения студентов, но библиотекарь оказался настолько устойчив к моим женским чарам, что я засомневалась, что под потёртой мантией прячется мужчина. Может, дело было в том, что мужчина этот был уже довольно стар, поэтому бренные радости его не интересовали?

Пришлось брать, что дали. Теоретически я могла укрепить книги, но практически показала бы знания, которым было неоткуда взяться, так что я вздохнула и потащила в комнату стопку, которая могла разлететься от любого вражеского чиха. Правда из врагов у меня была пока только дочь министерского чиновника, но я была уверена: её чих, если что, будет таким, что учебники мне вовек не собрать. Но Эрнандес мы не встретили. Наверное, сидела в новой комнате как паучиха, чтобы при первой попытке кого-нибудь влезть на её территорию, немедленно дать отпор и выдавить.

В комнате я выставила на полку книги, и мы с Ракель побежали в столовую. По пути она здоровалась то с одним, то с другим студентом, представляла нас друг другу, так что дорога несколько подзатянулась, зато я запомнила некоторых из тех, с кем предстояло учиться.

В столовой оказалось неожиданно шумно и многолюдно. Я застыла на пороге, растерявшись, Ракель дёрнула меня за руку и потащила к стойкам, объясняя по дороге:

— По центру раздача для тех, кто питается за счёт короны, справа едят преподаватели, а слева — такие, как мы.

То, что Ракель тоже учится за свой счёт, мы выяснили ещё в самом начале знакомства. Практически после того, как Эрнандес отправилась искать счастья в другую комнату.

— Меню отличается? — заинтересовалась я.

По сторонам я головой вертела, но умеренно, только чтобы убедиться, что студентов много и я с лёгкостью среди них затеряюсь.

— У студентов — нет. У преподавателей — своё, но там и цены другие.

У каждого блюда стоял ценник, поэтому очень легко было спланировать обед, не выходя за рамки отложенной суммы. Впрочем, цены действительно были мизерными. Оставшихся у меня денег с избытком хватит на питание. А в следующем году я продам ещё что-нибудь из украшений. Подумалось, что для этого лучше всего вернуться в Мурицию и обратиться к Гнусу — от него я уже знаю, чего ожидать. А главное — украшения нигде не засветятся в ближайшее время.

Свободный столик удалось найти с трудом. К моему несчастью, он оказался недалеко от преподавательской раздачи. Почему к несчастью? Потому что не успели мы приступить к обеду, как на свободный стул нагло уселся Альварес и выставил рядом с нашими подносами свой, на котором я невольно задержалась взглядом, потому что его набор больше напоминал ресторанное меню, а не результат работы поваров в студенческой столовой. Даже захотелось узнать, так ли это вкусно, как выглядит.

— Сеньориты, приятного аппетита, — бодро бросил Альварес. — Смотрю, Катарина, вы уже освоились?

— Спасибо, осваиваюсь потихоньку, — коротко ответила я.

— С соседкой проблем не возникло? — озабоченно поинтересовался он. — Эрнандес — та ещё штучка…

— Она любезно согласилась оставить комнату в наше с Ракель распоряжение, а сама переселилась.

Альварес, подносивший ко рту ложку с супом, застыл. Выглядело это комично, поскольку в таком виде походил он на статую или жертву стазиса. Ракель не удержалась и хихикнула, после чего Альварес отмер и опустил ложку в тарелку.

— Как это переселилась?

— Сеньорита Эрнандес сказала, что комната неправильно ориентирована, а она слишком деликатная натура, чтобы такое выносить, — с серьёзным лицом ответила я.

— Это она-то деликатное лицо? — возмутился Альварес. — Да она необычайно толстокожая. Не просто намёков не понимает, а даже прямого отказа, если ей это невыгодно.

— Мы с ней быстро нашли общий язык. — Пожала я плечами. — Главное, пояснять так, чтобы это не допускало двойного толкования.

— Да уж, — расхохоталась Ракель. — Двойного толкования ваша беседа допустить точно не могла.

Альварес посмотрел на меня с уважением и, кажется, что-то захотел спросить, но не успел, потому что заметил знакомого и замахал рукой, приглашая его к нашему столу. На этакую вольность я посмотрела неодобрительно: по правилам хорошего тона ему следовало сначала уточнить у дам, не возражают ли они. Но это говорило во мне не моё воспитание, а Эстефании, что я поняла быстро, поэтому посмотрела на подходящего сеньора даже благосклонно. Было он чуть моложе Альвареса и, пожалуй, посимпатичней. Я бы сказала, что из-за него точно