Культурный герой - Александр Шакилов

И змея укусила. Против ожиданий, Чача не рухнул в судорогах на гальку, а только, поморщившись, потер место укуса. Зато змея ожила, взбодрилась, налилась изумрудной зеленью — и даже на хвосте ее, кажется, выросла погремушка.

— Мааамбооочкааа ты моя ядовитенькая, наномодифицированная. Яду в тебе много? Каплет-то яд? Ну и хорошо, что каплет.

Крепко держа змеееююю в одной руке, другой Чача ухватил Кира за шиворот и поволок по камням к Лешаку. Криптонянин задохнулся от боли. Корни дерева, об которые его от души приложил ротмистр, воняли засохшей кровью и были тверды как скала.

— В лооосооосяяя мне тебя, пожалуй, слабо перекинуть, не те мощности, — огорчался негодяй. — С водопадами тут тоже не очень. А вот чаша найдется. Прямо Атиллина чашка, без рубинов только. На рубины в этом году неурожай, извини. — Говоря это, Чача аккуратно приматывал Кира к дереву змеееиииныыым хвостом. На макушку ему он водрузил верхнюю половинку Анжелиного черепа — и впрямь получилось что-то вроде чашки. А змеееииинуууююю голову зацепил за сучок как раз над располовиненной черепушкой.

«Кап», — услышал Кир.

Кап.

— Вот что, милай, — ласково сказал ротмистр Чача, он же Блиннорылый, он же тушканчегов ренегат. — Я бы на твоем месте особенно не дергался. Если чашка опрокинется, все ведь это польется на тебя. То есть оно, конечно, и так польется, когда чашечка-то наполнится. Но потом. Позже. А позже оно всегда лучше, правда? Ну, оревуар. — И Чача, прибрав Анжелу под мышку, ушел. А Кир остался. Он слушал. Он слышал, как медленно и деловито, подобно воде в клепсидре или песку в песочных часах, капает яд.

Кап.

Кап.

Кап.

— Так вот, о тиранах, — заговорил Чача, когда закончил свои дела с Анжелой. — Тираном быть, конечно, лестно. Но если у тебя и из ушей не воняет и из носа не течет, тираном не стать ну никак. Вся закавыка тут в том, что любой человек — сосуд пустой, и заполнить его можно чем угодно. Преимущественно всякой дрянью, но всегда пролезет что-нибудь эдакое… добренькое. Старая бабушка вяжет носки, дедуля на огороде копается, в речке окуньки двухвостые живут. Ты им кидаешь хлебушка. Глянь, и пролезло оно, и ты уже не тиран никакой, я мягкотелая бестолочь. А вот если ты весь заполнен хромой ногой, или ночными поллюциями, или изжогой, или теми же ушами, к примеру, — больше в тебя уже ничего не запихнешь. Вот из таких и получаются отличные тираны. К сожалению, я не из них. Ведь у меня-то с ушами все в порядке, правда?

Анжела не отвечала, да и ответить не могла. В ней кончился заряд. Ротмистр вздохнул, покачал головой и воткнул штепсель Анжелы в розетку.

УБИТЬ СТЕНУ

…и все, что было,

Не смыть ни водкой, не мылом

С наших душ.

Чааайкиии клевали лицо Старлея, рвали стальными когтями живот, заодно испражняясь машинным маслом и гайками. Колючая проволока впивалась в грудь и бедра, кровь свернулась и запеклась коркой на ржавом металле. В лопатки давил окаменевший ствол Лешака. Холодный ветер трепал пласты кожи, содранной с бедняги Марсия. Чуть ниже висел обглоданный скелет майора. Эх, не довелось старому сластолюбцу отведать ментовских дубинок. Ушел майор от наказания, не отправить извращенца по этапу.

А виноват Чача. Он расстарался, гад, технично убрал конкурентов. Не треть Земли, но все решил захапать. С морями-океанами, лесами и полями. Даже с Медузой предпочел не делиться, царство ей небесное, пожалел для змееголовой завалящую пустыню вроде Гоби или Сахары.

Ох уж этот ротмистр, тварь из тварей. Блиннорылый хрен в уксусе, м-мать его так!

Кстати, насчет покойницы. Вот она, под деревом стоит, смеется:

— Мон шер, и долго же вы намерены прохлаждаться и кормить собственной требухой чаааееек?

Галлюцинация, понял Старлей, нормальная галлюцинация, типичная, проходили уже, в курсе. Ничего, бывает, волноваться не надо.

— Мон шер? Васенька? Ты меня игнорируешь? — обиделась Горгонер, которая, конечно, не могла обидеться, ведь ее обезглавил подлый Чача, а потом гадюк из скальпа повыдергивал.

— Эй, белковый, не хами! — Грозный рык ёшкина жука окончательно уверил Старлея, что он бредит, что гибель его близка.

— Жуча, ты нервируешь мальчика. Он всегда был туповат, а уж нынче… Его слишком часто били по голове и в пах. Мон шер, ты разве забыл, что Жуча и я обладаем феноменальной регенерацией?

— И ты, кстати, тоже. Так что не тяни, помирай скорее да к нам спускайся, — сказав это, ёшкин жук демонстративно повернулся к Старлею тыльной частью своего массивного корпуса и двинул по колее, проутюженной траками танка-слооонааа.

Из слооонооов получаются отличные танки, это всем известно. Особенно это хорошо известно бойцам вооруженных сил Земной Конфедерации. Жаль, биобронемутанты подчиняются исключительно тушканчегам, и никому больше. И вдвойне прискорбно, что по всем ТТХ они значительно превосходят машины, которые производились на оборонных заводах Земли до конверсии. Старлей видел учебный видеоролик — дуэль Т-120 «Агрессор» и танка-слооонааа.

Представьте себе чисто поле, без единой кочки, без оврагов. Разве что исполосованное широкими рвами. То тут, то там разбросаны громадные «ежи», сваренные из трамвайных рельсов, и торчат, предупреждая, жестяные таблички «Aufmerksamkeit! Minen!»[4]. Над полем светит солнце, но вдали уже появились тучки, намекая, что вот-вот случится нечто из ряда вон. На краю поля торчит громаднейший бетонный ангар, ворота его разъезжаются в стороны, выпуская на свежий воздух отличный образчик бронетехники землян.

Над «Агрессором» клубится черный дым, весь он блестит от смазки, зенитная установка на башне уставилась в небо, готовая хоть сейчас поразить вертолет противника, истребитель-невидимку и сбить с пути истинного спутник-шпион. Мощь, сила, уверенность в победе. Траки вгрызаются в российский глинозем.

Из люка механика-водителя торчит голова. Волосы соломенные, глаза голубые, конопушки. Под расстегнутой на груди рубахой болтается простенький крест. Наш парень, свой донельзя. Кровь с молоком, защитник Отчизны.

И вдруг «Агрессор» глохнет. Кашлянув разок-другой, движок с хлопком выдает тучу дыма и затихает.

«Wie aber mir alles das langweilte!»[5] В сердцах блондинчик грохает кулаком по броне, расшибает костяшки и, сунув в рот, скулит нечто уж совсем невразумительное.

На другом краю поля сам собой возникает портал. Две бетонные сваи, торчащие из земли, опутаны проводами и тарелками антенн, что ствол баобаба — ветвями и листьями. Меж сваями сверкают молнии. Грохочет гром. Вспышка. Темный экран. И — вот она, гордость панцерваффе тушканчегов! Вот она — надежда обновленной Земли! Танк-слооон, резво перебирая толстыми подкованными лапами, скачет по полю. Бока его упруго подрагивают, лоснятся смазанные антирадарным покрытием уши. Особо следует обратить внимание на бивни и рога. И те и другие у слооонааа более чем выдающиеся — острые, повышенной крепости, с функцией отбойного молотка. Центральный рог служит направляющей для пусковой установки НУР типа «Криптон». На спине слооонааа гордо восседает кризорг, разодетый в парадный мундир с малиновыми штанами. В лапах оккупант держит коробок балабановских спичек.

«Бляха, как же это по-фашистски… — шепчет блондинчик, вылезший из танка и задравший руки вверх. — Короче, братан, я сдаюсь! Тушенка есть?»

На этот самом месте ролик заканчивается. Зал сидит в тишине, потом включается свет. Сюжет показали вместо опостылевшего уже фильма о доблестных земных космодесантниках, бомбящих территорию врага собственными телами, упакованными в блэкфайтеры.

— Ну ни ха себе! — вслух выразил общее мнение Бандеровец.

«Именно», — подтвердил Старлей мысленно.

Нынче же, наблюдая оживших покойников, Василий думал, что помирать ему суждено хоть так, хоть эдак, и потому без разницы, сию секунду это случится или минут через пятнадцать, когда чааайкиии доедят его печень. Василий напряг свои чакры и сконцентрировался, что было непросто, ибо птахи-мутанты устроили драчку из-за его языка. Потребовалось некоторое время, чтобы полноценно сжечь собственное сердце и умереть без признаков жизни.

Заново материализоваться следовало вне колючей проволоки. Иначе смысл вообще затевать игры со смертью? Суицид в православии не поощряется. Василий поклялся при первой возможности забежать в церковь и поставить свечку за упокой своего часто убиваемого тела.

Материализовался он, как и задумывал, вне проволоки. И тут же рухнул на поверхность планеты. Извернувшись в полете, приземлился на ноги, под стопой хрустнула свирель, осколки больно впились в пятку. Отличный инструмент. Был. Неземной красоты музыка лилась из него, когда сатир подносил дудочку к пухлым сиреневым губам.