Враг стоит на Востоке. Гитлеровские планы войны против СССР в 1939 году - Рольф-Дитер Мюллер

Кюхлер (род. 1881 г.) относился к старшему поколению генералов вермахта, которые приобрели опыт работы в высших штабах во время Первой мировой войны на Западном фронте. В 1919 г. он получил назначение в Прибалтике, затем был переведен в Восточную Пруссию. Кюхлер был выходцем из старинного гессенского дворянского рода, большинство представителей которого были военными. Он занимал разные должности и оказался тесно связан с Восточной Пруссией — «аванпостом» рейха. В 1937 г. он был назначен командующим I военным округом. Своими прусскими частями в составе 3-й армии он завершил окружение Варшавы восточнее Вислы. Часть кёнигсбергского штаба составила после окончания Польской кампании штаб сформированной 16-й армии. Она принимала участие в боях в Люксембурге и под Верденом. После завершения войны во Франции ей вменялась в обязанность подготовка операции «Морской лев» — планировавшаяся высадка в Англии. Во время нападения на СССР она вместе с 18-й армией образовала группу армий «Север» и из Восточной Пруссии продвинулась до Ленинграда.

В ноябре 1939 г. Кюхлер принял командование вновь сформированной 18-й армией. В ее штаб были включены штабные подразделения бывшего пограничного округа «Митте», отвечавшего за безопасность восточной границы на территории Польши. 18-ю армию позднее перебросили на Западный фронт, где она участвовала в овладении Нидерландами и Бельгией. Штаб возглавлял генерал-майор Эрих Маркс. Он родился в 1891 г. и относился к группе молодых офицеров Генерального штаба времен Первой мировой войны и, как и Гальдер, сделал свою карьеру в рейхсвере в 1920-е гг. С 1935 г. он занимал должность начальника штаба VIII армейского корпуса, а во время Польской кампании участвовал со своими войсками в прорыве в направлении Украины.

Подводя краткий итог, можно утверждать, что с выбором 18-й армии для выполнения специальной задачи на Востоке Гальдер нашел в лице Кюхлера опытного командующего для северного направления «Восточная Пруссия — Прибалтика», а в лице Маркса — начальника штаба, который был знаком с южным украинским направлением. Оба были, в любом случае, представителями старой консервативной элиты, которым Гальдер полностью доверял, и не относились к тем рубакам и национал-социалистам, которые были наиболее близки фюреру.

Записями от 30 июня 1940 г. заканчивается первый том изданного дневника Гальдера; возможно, это случайность, но в контексте дискутируемой темы — имеет свой особый смысл. Там встречаются фразы «устремив взгляд на Восток» и «освободив наш тыл для битвы на Востоке» — эти слова-лозунги же упоминались в беседе со статс-секретарем Министерства иностранных дел Эрнстом фон Вайцзеккером. Это были банальности, характеризовавшие внешнеполитическую ситуацию на тот момент и относившиеся к кризисной ситуации в Румынии. Но насколько они действительно отражали реакцию Гитлера, остается под большим вопросом. Вполне возможно, что в них отражены перспективы самого Гальдера.

В последовавшие дни Гальдер уточнил задание, данное штабу 18-й армии. В этом также нельзя узнать «почерк» Гитлера, скорее — восприятие старых представлений о возможной войне против СССР. У Гальдера в то время было много срочной работы, связанной с планированием военных действий против Англии, с организацией военного управления во Франции, а также с реорганизацией сухопутных войск. 1 июля он записывает в своем дневнике: «Русско-польская война: запросить ОКБ, снят ли запрет с публикации»{440}. То, что он именно в тот момент посчитал чрезвычайно важным историческое исследование исключительно для внутреннего пользования и решил ознакомить с ним своих офицеров, — это конечно же не просто случайность.

Спустя два дня, 3 июля, Гальдер обсуждает со своим начальником оперативного отдела полковником Гансом фон Грейфенбергом первоочередные задачи планируемой высадки в Англии. В этой взаимосвязи он хотел рассмотреть и «восточный вопрос». Со слов Гальдера, речь шла о том, «как следует наносить удар по России, чтобы заставить ее признать господствующую роль Германии в Европе. Причем расхождения точек зрения на прибалтийские или балканские государства могут привнести дополнительные варианты».

Вопреки более поздним возражениям Гальдера — к этому мы еще обратимся — нельзя приписывать этот план войны исключительно одному Гитлеру. Он никогда не ограничивался простым «ударом по России». Диктатор в своих программных документах и политических заявлениях никогда не говорил о том, что в целях достижения господства Германии в Европе хочет «признать» Россию. А то, что Гальдер называл «расхождением точек зрения», Гитлер явно понимал как наступление на СССР в Прибалтике и на Балканах. Именно этими вариантами была занята военная мысль все прошедшие годы. Все это было известно Гальдеру, когда он обсуждал предстоящие задачи со своим начальником оперативного отдела. Именно вследствие стратегической политики, основанной на силе политического диктата, а не благодаря нацистской идеологии взгляд Гальдера был направлен на Восток. При этом речь шла о том, чтобы сохранить за собой инициативу в борьбе с Англией с целью скорейшего окончания войны и стабилизации германской сферы влияния. 3 июля Гальдер еще мог предполагать, что решение касательно Англии так или иначе будет вскоре принято, а затем, судя по обстоятельствам, надо будет нанести еще и короткий «удар по России». Это показывает, что традиционная модель войны против России отнимала больше времени и сильнее влияла на процесс планирования Восточной кампании Гитлером, чем предполагается в общепринятых интерпретациях.

Уже 4 июля, когда англичане атаковали французский флот в Оране, что заставило всполошиться Берлин и было расценено как шаг отчаяния, Кюхлер и Маркс прибыли к Гальдеру для ознакомления с задачами, которые ставились перед штабом 18-й армии. Речь шла о деталях тактического и организационного характера, а также о мероприятиях, которые должны были ускорить переход от начальной стадии продвижения на Восток к быстрому достижению состояния боевой готовности. Кроме того, был заслушан доклад Кинцеля о дислокации подразделений Красной армии. Значение этого доклада и данной в нем оценки сложившейся обстановки, проведенной отделом «Иностранные армии на Востоке», трудно переоценить, так как данные Кинцеля в ближайшие месяцы послужили основой для принятия решения германским командованием. Результаты доклада легли на карту, которую штаб 18-й армии использовал в конце июля в своей дальнейшей подготовительной работе и на совещаниях у Гитлера. Достаточно одного беглого взгляда на эту карту, чтобы сразу же понять, кто был реальным автором принятых решений и как выглядели их планы.

В глаза сразу же бросаются два массовых скопления войск Красной армии в Прибалтике и в Бессарабии — результат территориальных изменений в соответствии с пактом Гитлера — Сталина — и наличие относительно слабых сил в занятых районах Восточной Польши, а также резервных частей в Подмосковье и в центре Украины. В Прибалтике в количественном выражении речь шла о 24 стрелковых и кавалерийских дивизиях, а также 10 танковых бригадах. Это примерно соответствовало тем силам, с которыми предполагалось столкнуться в случае вероятного военного конфликта с Красной армией еще в 1938 г. Разница заключалась только в том, что советские соединения 8 июля 1940 г. стояли уже непосредственно на границе Восточной Пруссии. В центре, вдоль польской границы, было сосредоточено 12 стрелковых и 9 новых кавалерийских дивизий, что по стандартам того времени представляло собой довольно слабую группировку, которая, во всяком случае, была неспособна вести наступательную операцию. Бессарабская группировка выглядела иначе. Имея в наличии 30 стрелковых, 9 новых кавалерийских дивизий и 10 танковых бригад, она вполне могла представлять существенную угрозу для румынской армии, была способна проводить операции средних масштабов. Незначительные тыловые резервы можно было не принимать в расчет.

С точки зрения командования 18-й армии, такая расстановка сил могла иметь следующие последствия: подтянув собственные силы в составе 15 пехотных дивизий и группу Гудериана с приданными ей моторизованными частями, вполне возможно было организовать оборону в ее обычном понимании. Правда, необходимо было усилить позиции в Восточной Пруссии, а в центре — создать условия для того, чтобы в результате непрекращающихся боев отойти на линию Вислы и затем контрударом отбросить противника. На юго-восточном направлении советские войска были нацелены на Венгрию и Румынию. Оценка данной расстановки сил Красной армии указывала на то, что она не могла рассчитывать на подкрепления из центральных районов страны.

Такая расстановка сил была весьма соблазнительной, если смотреть на нее глазами германского штабного генерала, который недавно одержал неожиданную грандиозную победу над Францией и рассчитывал на то, что и британцы в скором времени прекратят сопротивление. В соответствии с традиционным германским оперативным мышлением вырисовывались возможности разгрома армии противника в решительном приграничном сражении и возврат территорий, отданных Сталину в 1939 г., хотя они — как и в период Первой мировой войны — неизменно входили в сферу интересов Германии. Тот, кто сумеет выйти на линию Дерпт (Тарту) — Минск — Киев и к нижнему течению Днепра, будет располагать бесценными экономическими ресурсами европейской части России и сможет легко достичь Кавказа с его нефтяными промыслами. Исходя из сложившейся расстановки сил, Москва оставалась слабо защищенной, а с учетом того, что эта гигантская империя Востока была «колоссом на глиняных ногах», можно было вполне рассчитывать на скорое окончание войны.