Готический роман. Том 1 - Нина Воронель

– Бог с ним, с Карлом. На мой сегодняшний вкус ты гораздо больше подходишь на роль принца, дорогой мой парашютист.

По ветровому стеклу внезапно забарабанили крупные дождевые капли.

– Вот тебе и бабье лето, – улыбнулся Ури, включая дворники, и на миг ответно прижался щекой к ее лицу. Инге со вздохом облегчения откинулась на спинку сиденья – на этот раз, кажется, пронесло.

Клаус

Я включил телевизор и пошел наливать себе бобовый суп со шпиком, который мамка сварила перед уходом. Я не мог вспомнить, ушла она в «Губертус» помогать Эльзе или уехала в город к тете Луизе, но суп был еще теплый, так что я не стал его греть – если его и подогреть, он все равно вкуснее не будет. Есть, однако, хотелось сильно, а ничего другого не было ни в холодильнике, ни на плите, так что я налил себе полную салатницу супа и поставил ее на столик перед телевизором: хорошо, когда мамки нет дома, – я могу есть из чего угодно и где угодно! Я стал хлебать суп и искать в телевизоре что-нибудь интересное, но ничего интересного не было: по одной программе показывали спорт, по другой – викторину. Я терпеть не могу спорт и викторину – зачем мне смотреть на других, какие они ловкие и умные, если я такой идиот?

Я поискал еще, нашел новости про какую-то войну – я эти войны уже не различаю, у них каждый день какая-нибудь новая война – и скучный фильм про двух учительниц. Я люблю такие фильмы, чтобы кто-нибудь кого-нибудь убил, но не на войне, а в обычной жизни, на войне неинтересно. Но учительницы все говорили, говорили, говорили и никого не собирались убивать, так что я снова переключил программу. Там показывали кино про домашних животных, какие они друзья человека – сперва про кошек и собак, потом про лошадей, а потом про свиней. Свиньи в телевизоре были чистые и симпатичные, но ни одна не могла сравниться с моим другом Гансом.

Как только я подумал про Ганса, я тут же вспомнил, что обещал фрау Инге приехать вечером покормить свиней. Я вскочил с дивана и опрокинул салатницу с супом. Как же это я, – пообещал и забыл? Правильно говорит мамка, что у меня не голова, а дырявая корзина! А ведь фрау Инге пообещала мне за это отгул в День Охотника! Я стал быстро вытирать пол и искать свою куртку, которая, как назло, исчезла, будто сквозь землю провалилась. Я глянул на часы: было почти полдевятого – значит, я опоздал уже на полтора часа, а ведь надо еще доехать! Я порылся в шкафу. Мамкиного пальто там не было, – значит, она уехала в город к тете Луизе и мне можно взять ее куртку, потому что она сегодня вряд ли вернется.

Я схватил куртку, сунул руки в рукава и побежал к велосипеду, пытаясь на ходу застегнуть молнию. Я, наверно, сильно вырос с тех пор, как надевал эту куртку последний раз, потому что она здорово жала мне под мышками и молния застряла на полпути. Хоть снова стал накрапывать дождь, я решил, что доеду и в расстегнутой куртке, просто надо ехать быстрей. Я нажал на педали, втянул голову в плечи и помчался. По дороге я размечтался, что бы я сделал с деньгами, которые фрау Инге обещала заплатить за эти два вечера, если бы она отдала их мне, а не мамке, и даже не заметил, как доехал до замка. Дождь за это время припустил как следует.

Я соскочил с велосипеда, сунул руку в карман куртки и похолодел – ключей там не было! Я начал рыться в карманах брюк, хоть я никогда ничего туда не кладу, потому что они дырявые. Но мне казалось, что если я очень постараюсь, то ключи где-нибудь найдутся. И вдруг я все понял: ключи-то были в кармане моей куртки, а не мамкиной! Получалось, что мне надо было ехать под дождем обратно домой, искать там свою куртку, которая неизвестно куда пропала, а потом, если я ее найду, тащиться назад в замок. Дождь лил все сильней и сильней, и я совсем промок, но я все равно должен был покормить свиней, – я ведь обещал фрау Инге, а она обещала, что постарается заплатить за это мне, а не мамке!

Тогда я решил позвонить, хотя точно знал, что и фрау Инге, и Ури уехали на два дня по каким-то делам. Но я все-таки позвонил и долго ждал, что мне кто-нибудь откроет. Но никто мне не открыл, только Ральф прибежал к воротам и стал радостно махать хвостом. Но что толку от Ральфа, он все равно не может отпереть ворота. Я сказал ему:

– Ральф, пойди скажи фрау Штрайх, чтобы она меня впустила.

Он навострил уши, но, конечно, ни черта не понял. Особенно он не мог понять, почему я стою за воротами и не захожу. Я сказал ему:

– У меня нет ключа. Понимаешь? Ключа нет! – я растопырил пальцы и показал Ральфу, что у меня в руках ничего нет.

Он завизжал и стал бросаться передними лапами на ворота, просить, чтобы я скорее заходил. Ну что мне было делать? Время шло, и дождь лил как из ведра. Мне надо было во что бы ни стало попасть во двор, а остальное уже пустяки – я знал, куда фрау Инге прячет ключ от свинарника.

И тогда я решил поползти в замок по подземному ходу.

Я никогда не полз по подземному ходу ночью и даже не представлял, что там может быть так темно и страшно. Единственное, что хорошо, это то, что там невозможно сбиться с дороги, а то бы я обязательно заблудился. Несколько раз я даже решал плюнуть на эту затею и вернуться обратно, но вспоминал про голодного Ганса и про то, что фрау Инге обещала отдать деньги мне, а не мамке, и полз дальше. Не знаю, сколько времени прошло, – мне показалось, что целый год, – пока я, наконец, увидел свет далеко впереди. Тогда я пополз быстрее и добрался до того места, где подземный ход под конец сильно расширяется и можно даже встать на ноги.

Свет пробивался из-под плиты, заслоняющей вход. Карл всегда требовал, чтобы я точно ставил ее на место, но с тех пор, как он у нас не живет, я не очень стараюсь, – какая разница, если даже кто-нибудь заметит, что там подземный ход? Мне повезло: когда я был здесь последний раз, я приткнул плиту кое-как, так что с одной стороны осталась широкая щель, и поэтому я еще издали увидел свет яркой лампы под круглым белым абажуром, которая по приказу фрау Инге и днем, и ночью горела на площадке перед дверью в комнаты Отто.

Я осторожно отодвинул плиту, вылез на площадку и стал подниматься по лестнице, которая ведет в нижний коридор. Мне не хотелось объяснять фрау Штрайх, откуда я вылез, но сегодня можно было не бояться, что она услышит мои шаги и закричит «Кто там ходит?», потому что из комнат Отто доносилась громкая музыка – они, наверно, смотрели телевизор. Все-таки, когда я дойдя до входа в столовую, я увидел, что дверь открыта. Мне было вовсе ни к чему попадаться на глаза фрау Штрайх, и я на минутку остановился и заглянул внутрь, чтобы проверить, не смотрит ли она на меня.

В столовой было темно, только ярко светился экран телевизора, перед которым спиной к двери сидели Отто и фрау Штрайх: он – глубоко в своем кресле, так что видна была только его макушка, а она – на маленьком стульчике у его ног. Я начал уже пробираться на цыпочках мимо открытой двери в столовую, но по дороге я глянул на экран – интересно, что они смотрят – комедию или викторину? Я глянул и обомлел. На экране большая волосатая рука гладила круглый белый живот с пупом посредине. Когда я был маленький, мамка позволяла мне мыться вместе с ней под душем, и мне очень нравилось гладить ее живот – он был круглый и белый, совсем как этот на экране, только рука у меня была маленькая и без волос. Мамка даже позволяла мне класть палец ей в пуп и очень от этого смеялась, но потом я что-то сделал не так – и она рассердилась, больно оттолкнула мою руку и больше не пускала меня к себе под душ.