За землю отчую. - Юрий Галинский

Получив наказ великого хана, Бек Хаджи обрадовался, его смуглое лицо расплылось в счастливой улыбке... «Слава аллаху! — подумал он.— Эта добрая новость отдалила день встречи с великим ханом! А если на то будет воля аллаха и мы разобьем коназа Серпуховского, то гнев Тохтамыша минует меня и вовсе... Слава аллаху, что он надоумил меня идти на Тарусу! Скольких нукеров я бы потерял, если бы поспешил в Мушкаф и штурмовал ее стены! И еще хвала аллаху, что он подсказал великому хану мысль послать меня на коназа Серпуховского, а не на Дмитрия. Все складывается прекрасно. А главное — рядом нет уже коротышки Алимана, ему велено скакать в Мушкаф к великому хану. Вот уж на ком он сорвет свою лють!..»

Бек Хаджи тут же созвал тысячников и отдал им наказ готовиться к выступлению на Волок Дамский. Но едва они вышли из его походного шатра, шуракальский хан помрачнел. Его тревожили вести из Тарусы. Еще когда Бек Хаджи выступал из города, в шуракальский стан прибыли несколько нукеров — им чудом удалось вырваться из села, на которое ночью напали урусуты. Разбойники отбили большой ясырь, предназначенный для угона в Крым и продажи в Кафе, уничтожили сторожевую охрану, расправились с поводырями, которые так ловко вылавливали в лесах и на болотах беглецов-урусутов. По рассказам нукеров, среди тех, кто напал на село, было много тарусских дружинников, а предводительствовал ими брат тарусского коназа Владимир... Эта весть ошеломила' шуракальского хана, ведь тысячники Мюрид и Солиман, посланные им преследовать урусутов, поклялись: возле Рязани они разгромили большой отряд всадников. Кто же тогда нападает на нукеров?.. Шуракальцы во главе с мынбасы Мюридом, оставленные на Тарусчине, не решаются сопровождать ясырь. А урусутские разбойники наглеют с каждым днем все больше. Раньше они нападали только на немногочисленную охрану, а теперь отбивают ясырь, который сторожат большие чамбулы. Беку Хаджи пришлось послать тайного гонца к Мюриду с наказом покинуть Тарусские земли...

В ханский шатер неслышно вошел мынбасы Солиман и, прижимая руку к сердцу, доложил, что шуракальцы к походу готовы. Бек Хаджи молча кивнул ему и, сопровождаемый тысячником и телохранителями, вышел из шатра. Окинув стремительным взглядом многотысячное воинство, что в полном боевом облачении уже сидело на конях, смягчился, самодовольно подумал: «С такими багатурами меня не оставит удача. Надо только не опоздать в Волок Дамский. Когда рать коназа Серпуховского будет смята и побежит, шуракальцы должны первыми ворваться в город, иначе вся добыча достанется другим...»

Шуракальцы подъехали к месту встречи с туменами Коджамедина перед самым рассветом. Лил проливной дождь, сверкали молнии, грохотал гром, промокшие насквозь, измученные дальним переходом нукеры, нарушив строй, беспорядочной толпой следовали за Беком Хаджи и мынбасы-тысячниками. К ним уже доносились запахи дыма и жареного мяса, отчетливо слышался гомон огромного стана, и постепенно в их суеверных душах исчезал страх, вызванный грозой. Воины приободрились, лошади побежали резвее.

К удивлению шуракальцев, их никто не остановил, никто не поднял тревогу, и орда без помех приблизилась к лагерю Коджамедина. И только у крайних юрт всадники замешкались — дозорные крымцев наткнулись на урусутских лазутчиков, которые подкрались к стану ордынцев. Вражеские разведчики увлеклись и не услыхали, как их окружили воины аллаха. Урусуты вскочили на лошадей, пытаясь бежать, но их догнали и захлестнули арканами.

Лазутчиков подвели к Беку Хаджи. Оба были молоды, почти отроки, и шуракальский хан, вглядываясь в их освещенные неверным светом факелов взволнованные юные лица, подумал, что это хорошая добыча; повернувшись к мынбасы Солиману, бросил:

У этих юнцов можно многое выведать про коназа Серпуховского и его воинство, лишь надо их как следует допросить! — Солиман понимающе кивнул, приказал связать пленникам руки и гнать их за его конем.

По команде тысячников шуракальцы построились и стали въезжать в лагерь Коджамедина. К ним с тревожными возгласами бросились караульные, укрывшиеся от грозы в шатрах и юртах. Тотчас заиграли дудки, застучали бубны, отовсюду бежали нукеры с копьями и обнаженными саблями в руках. Переполох был недолгим, увидев, что это свои, ордынцы радостными криками приветствовали их.

Да они же хмельные! — в ярости воскликнул Бек Хаджи, презрительно плюнув в толпу ногаев и астраханцев, крикнул;

Где оглан?

Два ближних бека Коджамедина, почтительно поклонившись хану, помогли ему сойти с коня. Бек Хаджи строго спросил — что за праздничное настроение царит в стане. Но те промолчали, и он, не позволив взять себя под руки, направился к шатру оглана.

Коджамедин был не один, рядом с ним на огромном шемахинском ковре, пестревшем вышитыми розами, тюльпанами и другими цветами, полулежали хан Астраханской орды Хаджи Черкес с зеленой чалмой паломника на круглой, словно арбуз, голове и предводитель ногаев Койричак, безбородый, с мрачным бесстрастным лицом, такой же длиннорукий и нескладный, как хозяин шатра — оглан Коджамедин.

Приветствуя их, Бек Хаджи приложил руку к сердцу, слегка склонил голову. Ему ответили. Коджамедин встал, обняв шуракальского хана, усадил его возле себя. Опускаясь на ковер, Бек Хаджи успел окинуть шатер взглядом и с удовлетворением заметил, что убранство здесь не богаче, чем у него в шатре, хотя Коджамедин и царевич.

Хвала аллаху! Наконец мы можем лицезреть тебя, светлый хан! — выспренно произнес оглан.— О подвигах твоих мы столько наслышаны, и о былых, и о недавних, что почитаем за великую честь сидеть с тобой рядом.

Бек Хаджи едва сдержал свой гнев, сделал вид, будто не понял намека Коджамедина, и в тон ему ответил:

О пресветлый оглан, ты преувеличиваешь мою доблесть! Чего стоит она в сравнении с подвигами великого из великих Насира эд-Дина Махмута Тохтамыша, твоими и всех тех, кто сокрушил стольный город урусутов.

Хвала аллаху, что мы можем лицезреть тебя, Бек Хаджи, хвала аллаху, — не отводя от шуракальца тяжелого, испытующего взгляда, повторил Коджамедин.— А мы считали, что ты еще в Тарусе...— Он хотел добавить: «Нежишься с урусутской полонянкой»,— но, зная строптивый нрав шуракальского хана, раздумал... «Зачем перед битвой озлоблять непокорного гордеца? Вот разгромим коназа Серпуховского — тогда за все и сочтемся!» И продолжал неторопливо: — Да, ты вовремя привел свою орду, Бек Хаджи, очень вовремя. Завтра... Нет, уже сегодня,— поправился он,— выступаем на Волок Ламский. Если бы ты не пришел сегодня, то лишился бы большой добычи,— мы не стали бы тебя ждать.