ГИТЛЕР И Я - Отто ШТРАССЕР

- Поломка, - сказал водитель. - Выходите! Заключенные повиновались. Прозвучали выстрелы из револьверов, и несколько арестантов пронзительно закричали. Восемь человек были убиты на месте.

- Они пытались бежать, - пояснил один из эсэсовцев, забираясь назад в грузовик.

Среди убитых были мужчина шестидесяти шести лет и женщина, которая едва могла идти.

Гитлер нагло заявлял в рейхстаге о том, что имели место шестьдесят три казни членов СА и СС и четырнадцать казней среди гражданского населения. Моим единственным ответом является то, что номер очереди моего брата - 16, в то время как номер Хоффманна-Штеттина, посланный его вдове 10 июля, был 262.

Если исключить преследования католиков, а также и явные ошибки, как с музыкальным критиком доктором Вилли Шмидтом, которого убили потому, что он имел несчастье носить одинаковое имя с одним из лидеров СА (однако происшедшее все же не позволило последнему избежать своей судьбы), то убийства можно было бы разделить на две категории. Первая состояла из жертв реакции. Вторая, и это было даже ужаснее, состояла из людей, убитых исключительно по мотивам личной мести.

Адольф так же виновен в этих убийствах, как и Геринг. Герман, более жестокий, более прямолинейный в своих методах, имеет бесконечно большее число смертей на своей совести. Но Гитлер, мстительный, хитрый и лукавый, использовал 30 июня, чтобы свести счеты с теми, кто перешел ему дорогу одиннадцать лет назад.

Ни для кого не секрет, что генерал Густав фон Кар, шестидесятитрехлетний старик, два года назад ушедший в отставку, был поднят с постели, доставлен в Дахау и замучен там до смерти. Его изуродованное тело было найдено спустя три дня в болоте рядом с концентрационным лагерем. Все преступление Кара заключалось в его отказе поддержать «Мюнхенский путч» в 1923 году.

Инженер Отто Баллерштедт, выступивший против массовой облавы, произведенной нацистами на Мюнхенской встрече, и возбудивший дело о приговоре Гитлера к трем месяцам тюрьмы, был убит специальной командой наемных убийц.

Мы уже упоминали, что смерть была воздаянием, полученным патером Бернхардом Штемпфле за редактирование книги «Майн кампф» и поэтому знавшим о слабостях автора.

Я потратил много дней, составляя списки убитых. Подробности все новых и новых злодеяний постоянно доставлялись мне моими агентами.

В ходе моих расследований я натолкнулся на имя известного журналиста Герлиха, убийство которого сначала показалось мне совершенно непостижимым. Почему этот несчастный человек, находившийся в тюрьме со времени прихода Гитлера к власти, был расстрелян именно сейчас?

Объяснение тайны было связано с еще более чудовищным преступлением, подробности которого я узнал два года назад.

Убийство моего брата Грегора было для меня ужасным ударом. Впоследствии моим самым серьезным желанием было увидеть моего брата Пауля, который фактически знал все последние мысли Грегора. Я хотел узнать их и понять более объективно, чтобы оценить вину Адольфа.

Пауль, как Грегор и я, был офицером во время Великой войны. В августе 1918 года командовал батареей, которая преуспела в переправе через Марну под Дормансом и продержалась там в течение 48 часов. Он был тяжело ранен в ходе этой операции и после войны вступил в орден, став бенедиктинцем.

После резни 30 июня Пауль отправился в Рим. Я поддерживал с ним оживленную переписку, и мне не терпелось увидеться. Однако прошло два года, прежде чем мы встретились в Австрии весной 1936 года и провели несколько дней вместе.

- И только подумать, - проворчал Пауль однажды вечером, - что Грегор однажды удержал. Гитлера от самоубийства,

- Когда это было? - спросил я несколько рассеянно.

Пауль замкнулся, а затем продолжил тихим голосом:

- После убийства его племянницы Гели.

Вот тут я завелся.

- Это тебе тоже рассказал Грегор?

Пауль кивнул.

- Я поклялся хранить это в секрете. Грегор провел трое суток с Адольфом, который вел себя как безумный. Грегор сказал мне, что Гитлер застрелил ее во время ссоры, вероятно не осознавая, что творит. Вскоре после убийства Гели он хотел покончить с собой, но Грегор помешал ему.

Мне хотелось выяснить другие подробности.

- Ты знаешь, кто был там во время убийства и как это случилось?

- Я ничего больше не знаю. Грегор мне ничего больше не говорил. Он рассказал мне это во время приступа глубокой депрессии, и я хранил тайну все время, пока он был жив.

- Но, Пауль, в 1931 году Гитлер был еще никем. Как же он избежал правосудия? Грегор не рассказывал тебе об этом?

- Следствие было начато в Мюнхене. Прокурор, живший за границей после прихода Гитлера к власти, требовал обвинить его в убийстве, но Гюртнер, министр юстиции Баварии, закрыл дело. Было объявлено, что Гели совершила самоубийство.

- Снова Гюртнер! - воскликнул я. - Всегда Гюртнер. Знает ли об этом еще кто-нибудь?

Тем временем Франц Гюртнер стал министром юстиции рейха.

- Да, был кое-кто еще, - ответил Пауль. - Он был убит в тот же день, что и Грегор. Ты помнишь Герлиха, редактора газеты «Правильный путь»? Одновременно с полицией он провел частное расследование и собрал против Гитлера веские улики. Фосс, адвокат Грегора, бесспорно, тоже знал об этом все. У него в доме находились все секретные документы нашего брата, но он был убит так же, как и Герлих. Со времени смерти Гели прошло девять лет; шесть лет - с того времени, как безумный и жестокий человек подал сигнал к началу Варфоломеевской ночи в Германии.

В ноябре 1939 года я был в Париже, где написал несколько статей для «Journal», упоминая смерть Гели и вину Гитлера.

Спустя три дня мне позвонил редактор «Австрийского курьера».

- Вы знаете отца Панта? - спросил он.

- Нет, лично нет, но я знаю, что он жил в Мюнхене и что он был братом прелата и сенатора Панта, бывшего руководителя антинацистски настроенных немцев в Польше.

-Да, - сказал он. - Отец Пант сейчас в ссылке, но он просит меня отправить вам следующее послание, которое я повторю дословно: «Я был тем, кто похоронил Ангелу Раубаль, малышку Гели, о которой писал Штрассер. Они сделали вид, что она совершила самоубийство; но я никогда не позволил бы захоронить самоубийцу в освященной земле. Из того факта, что я похоронил ее по христианскому обычаю, вы можете сделать выводы, которые я не могу вам сообщить».

Глава 11. Гитлер во главе Европы

Не может быть никакого сомнения в том, что 30 июня 1934 года стало решающей датой для режима Гитлера, В тот день Адольф сделал свой выбор - в пользу войны.

Национал-социалистическая революция в Германии могла бы стать дорогой, ведущей к упрочению мира в Европе. Но для канцлера национал-социализм был бессмысленной фразой. Он не понял ни его реальных потенциальных возможностей, ни его фундаментальных принципов, и он просто боялся того, к чему национал-социализм мог привести. Подобно благоразумному ученику волшебника, он опасался оказаться неспособным управлять силами, которых он сам вызвал к жизни. В своем страхе перед неведомым будущим он нашел спасение в прошлом. Он отказался от_ своих расплывчатых революционных целей в пользу конкретных реалий пангерманизма, пруссачества и их империалистских устремлений.